22 августа 1920 года в штате иллинойс в семье потомка пер­ вых поселенцев его второе имя, Дуглас, родители дали ему в честь гремевшего тогда актера Дугласа Фербенкса

216
217
а когда война кончится, тогда в один прекрасный день, в один 
прекрасный год книги снова можно будет написать, созовем 
всех этих людей, и они прочтут наизусть все, что знают, и мы 
все это напечатаем на бумаге. а потом, возможно, наступит 
новый век тьмы и придется опять все начинать сначала. но у 
человека есть одно замечательное свойство: если приходится 
все начинать сначала, он не отчаивается и не теряет мужества, 
ибо он знает, что это очень важно, что это стоит усилий.
— а сейчас что мы будем делать? — спросил Мон тэг.
— Ждать, ответил грэнджер, — и на всякий случай уйдем 
подальше, вниз по реке.
он начал забрасывать костер землей. остальные помогали 
ему, помогал и Мон тэг. в лесной чаще люди молча гасили огонь.
* * *
При свете звезд они стояли у реки.
Мон тэг  взглянул  на  светящийся  циферблат  своих  часов. 
Пять часов утра.
только час прошел. но он был длиннее года. За дальним 
берегом брезжил рассвет.
— Почему вы верите мне? — спросил он. 
Человек шевельнулся в темноте.
— Достаточно взглянуть на вас. вы давно не смотрелись 
в  зеркало,  Мон тэг.  Кроме  того,  город  никогда  не  оказывал 
нам такой чести и не устраивал за нами столь пышной погони. 
Десяток чудаков с головами, напичканными поэзией, — это 
им не опасно, они это знают, знаем и мы, все это знают. Пока 
весь народ — массы — не цитирует еще хартию вольностей 
и конституцию, нет оснований для беспокойства. Достаточ­
но, если пожарники будут время от времени присматривать за 
порядком. нет, нас горожане не трогают. а вас, Мон тэг, они 
здорово потрепали.
они шли вдоль реки, направляясь на юг. Мон тэг пытался 
разглядеть  лица  своих  спутников,  старые,  изборожденные 
морщинами, усталые лица, которые он видел у костра. он ис­
кал на них выражение радости, решимости, торжества над бу­
дущим. он, кажется, ожидал, что от тех знаний, которые они 
несли в себе, их лица будут светиться, как зажженный фонарь в 
ночном мраке. но ничего этого он не увидел на их лицах. там, у 
костра, их озарял отблеск горящих сучьев, а сейчас они ничем 
не отличались от других таких же людей, много скитавшихся 
по дорогам, проведших в поисках немало лет своей жизни, ви­
девших, как гибнет прекрасное, и вот наконец, уже стариками, 
они собрались вместе, чтобы поглядеть, как опустится занавес 
и погаснут огни. они совсем не были уверены в том, что хра­
нимое в их памяти заставит зарю будущего разгореться более 
ярким пламенем, они ни в чем не были уверены, кроме одно­
го — они видели книги, стоящие на полках, книги с еще не 
разрезанными страницами, ждущие читателей, которые когда­
нибудь придут и возьмут книги, кто чистыми, кто грязными ру­
ками. Мон тэг пристально вглядывался в лица своих спутников.
— не пытайтесь судить о книгах по обложкам, — сказал 
кто­то.
все тихо засмеялись, продолжая идти дальше, вниз по  реке.
* * *
оглушительный, режущий ухо скрежет — и в небе пронес­
лись  ракетные  самолеты,  они  исчезли  раньше,  чем  путники 
успели поднять головы. Самолеты летели со стороны города. 
Мон тэг взглянул туда, где далеко за рекой лежал город, сей­
час там виднелось лишь слабое зарево.
— там осталась моя жена.
— Сочувствую вам. в ближайшие дни городам придется 
плохо, — сказал грэнджер.

220
221
— Странно, я совсем не тоскую по ней. Странно, но я как 
будто  неспособен  ничего  чувствовать,  —  промолвил  Мон­
тэг. — Секунду назад я даже подумал — если она умрет, мне 
не будет жаль. Это нехорошо. Со мной, должно быть, творит­
ся что­то неладное.
— Послушайте,  что  я  вам  скажу,  —  ответил  грэнджер, 
беря его под руку, он шагал теперь рядом, помогая Мон тэгу 
пробираться сквозь заросли кустарника. — Когда я был еще 
мальчиком, умер мой дед, он был скульптором. он был очень 
добрый человек, очень любил людей, это он помог очистить 
наш город от трущоб. нам, детям, он мастерил игрушки, за 
свою  жизнь  он,  наверное,  создал  миллион  разных  вещей. 
руки его всегда были чем­то заняты. и вот когда он умер, я 
вдруг понял, что плачу не о нем, а о тех вещах, которые он 
делал.  Я  плакал  потому,  что  знал:  ничего  этого  больше  не 
будет, дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева, 
разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке 
или рассказывать нам смешные истории — никто не умел так 
их рассказывать, как он. он был частью нас самих, и когда он 
умер, все это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто 
мог бы делать это так, как делал он. он был особенный, ни на 
кого не похожий. очень нужный для жизни человек. Я так и 
не примирился с его смертью. Я и теперь часто думаю, каких 
прекрасных творений искусства лишился мир из­за его смер­
ти, сколько забавных историй осталось не рассказано, сколь­
ко голубей, вернувшись домой, не ощутят уже ласкового при­
косновения его рук. он переделывал облик мира. он дарил 
миру новое. в ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять 
миллионов прекрасных поступков. Мон тэг шел молча.
— Милли, Милли, — прошептал он, — Милли.
— Что вы сказали?
— Моя жена... Милли... Бедная, бедная Милли. Я ничего 
не могу вспомнить... Думаю о ее руках, но не вижу, чтобы они 
делали что­нибудь. они висят вдоль ее тела, как плети, или 
лежат на коленях, или держат сигарету. Это все, что они умели 
делать.
Мон тэг обернулся и взглянул назад.
Что ты дал городу, Мон тэг?
Пепел.
Что давали люди друг другу?
ничего.
грэнджер  стоял  рядом  с  Мон тэгом  и  смотрел  в  сторону 
города.
— Мой  дед  говорил:  «Каждый  должен  что­то  оставить 
после себя. Сына или книгу, или картину, выстроенный тобой 
дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую 
тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. 
Что­то,  чего  при  жизни  касались  твои  пальцы,  в  чем  после 
смерти найдет прибежище твоя душа. люди будут смотреть 
на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты 
будешь жив». Мой дед говорил: «не важно, что именно ты 
делаешь, важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло 
форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оста­
валась частица тебя самого. в этом разница между человеком, 
просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовни­
ком, — говорил мне дед. — Первый пройдет, и его как не бы­
вало, но садовник будет жить не одно поколение».
грэнджер сжал локоть Мон тэга.
— однажды, лет пятьдесят назад, мой дед показал мне не­
сколько фильмов о реактивных снарядах Фау­2, — продолжал 
он. — вам когда­нибудь приходилось с расстояния в двести 
миль видеть грибовидное облако, что образуется от взрыва 
атомной бомбы? Это ничто, пустяк. Для лежащей вокруг ди­
кой пустыни — это все равно что булавочный укол. Мой дед 
раз десять провертел этот фильм, а потом сказал: он надеется, 
что наступит день, когда города шире раздвинут свои стены и 

222
223
впустят к себе леса, поля и дикую природу. люди не должны 
забывать, сказал он, что на земле им отведено очень неболь­
шое место, что они живут в окружении природы, которая лег­
ко может взять обратно все, что дала человеку. ей ничего не 
стоит смести нас с лица земли своим дыханием или затопить 
нас водами океана — просто чтобы еще раз напомнить челове­
ку, что он не так всемогущ, как думает. Мой дед говорил: если 
мы не будем постоянно ощущать ее рядом с собой в ночи, мы 
позабудем, какой она может быть грозной и могущественной. 
и тогда в один прекрасный день она придет и поглотит нас.
Понимаете? 
грэнджер повернулся к Мон тэгу.
— Дед мой умер много лет тому назад, но если вы откроете 
мою черепную коробку и вглядитесь в извилины моего мозга, 
вы найдете там отпечатки его пальцев. он коснулся меня ру­
кой. он был скульптором, я уже говорил вам.
«ненавижу  римлянина  по  имени  Статус  Кво,  —  сказал 
он мне однажды. — Шире открой глаза, живи так жадно, как 
будто через десять секунд умрешь. Старайся увидеть мир. он 
прекрасней любой мечты, созданной на фабрике и оплачен­
ной деньгами. не проси гарантий, не ищи покоя — такого зве­
ря нет на свете. а если есть, так он сродни обезьяне­ленивцу, 
которая день­деньской висит на дереве головою вниз и всю 
свою жизнь проводит в спячке. К черту! — говорил он. — 
тряхни посильнее дерево, пусть эта ленивая скотина треснет­
ся задницей о землю!»
— Смотрите! — воскликнул вдруг Мон тэг. 
в это мгновенье началась и окончилась война. 
впоследствии никто из стоявших рядом с Мон тэгом не 
мог сказать, что именно они видели и видели ли хоть что­ни­
будь. Мимолетная вспышка света на черном небе, чуть уло­
вимое движение... За этот кратчайший миг там, наверху, на 
высоте десяти, пяти, одной мили пронеслись, должно быть, 
реактивные самолеты, словно горсть зерна, брошенная ги­
гантской рукой сеятеля, и тотчас же с ужасающей быстро­
той, и вместе с тем так медленно, бомбы стали падать на про­
буждающийся  ото  сна  город.  в  сущности,  бомбардировка 
закончилась, как только самолеты, мчась со скоростью пять 
тысяч миль в час, приблизились к цели и приборы предупре­
дили о ней пилотов. и столь же молниеносно, как взмах сер­
па, окончилась война. она окончилась в тот момент, когда 
пилоты нажали рычаги бомбосбрасывателей. а за последу­
ющие три секунды, всего три секунды, пока бомбы не упали 
на цель, вражеские самолеты уже прорезали все обозримое 
пространство и ушли за горизонт, невидимые, как невиди­
ма пуля в бешеной быстроте своего полета, и не знакомый 
с огнестрельным оружием дикарь не верит в нее, ибо ее не 
видит, но сердце его уже пробито, тело, как подкошенное, 
падает на землю, кровь вырвалась из жил, мозг тщетно пыта­
ется задержать последние обрывки дорогих воспоминаний 
и, не успев даже понять, что случилось, умирает.
Да, в это трудно было поверить. то был один­единствен­
ный мгновенный жест. но Мон тэг видел этот взмах железного 
кулака, занесенного над далеким городом, он знал, что сейчас 
последует рев самолетов, который, когда уже все свершилось, 
внятно скажет: разрушай, не оставляй камня на камне, погиб­
ни. умри.
на какое­то мгновенье Мон тэг задержал бомбы в возду­
хе,  задержал  их  протестом  разума,  беспомощно  поднятыми 
вверх руками. «Бегите! — кричал он Фаберу. — Бегите! — 
кричал он Клариссе. — Беги, беги!» — взывал он к Милдред. 
и тут же вспомнил: Кларисса умерла, а Фабер покинул город, 
где­то по долине меж гор мчится сейчас пятичасовой автобус, 
держа путь из одного объекта разрушения в другой. разруше­
ние еще не наступило, оно еще висит в воздухе, но оно неиз­
бежно. не успеет автобус пройти еще пятидесяти ярдов по 

226
227
тонн кирпича, металла, штукатурки, дерева увлекло ее вниз, 
на головы других людей, а потом все ниже и ниже по этажам, 
до самого подвала, и там, внизу, мощный взрыв бессмысленно 
и нелепо покончил с ними раз и навсегда.
— вспомнил! — Мон тэг прильнул к земле. — вспомнил! 
Чикаго! Это было в Чикаго много лет назад. Милли и я. вот где 
мы встретились! теперь помню. в Чикаго. Много лет назад.
Сильный взрыв потряс воздух. воздушная волна прокати­
лась над рекой, опрокинула людей, словно костяшки домино, 
водяным смерчем прошлась по реке, взметнула черный столб 
пыли и, застонав в деревьях, пронеслась дальше, на юг. Мон­
тэг еще теснее прижался к земле, словно хотел врасти в нее, и 
плотно зажмурил глаза. только раз он приоткрыл их и в это 
мгновенье  увидел,  как  город  поднялся  на  воздух.  Казалось, 
бомбы и город поменялись местами. еще одно невероятное 
мгновенье  —  новый  и  неузнаваемый,  с  неправдоподобно 
высокими  зданиями,  о  каких  не  мечтал  ни  один  строитель, 
зданиями, сотканными из брызг раздробленного цемента, из 
блесток разорванного в клочки металла, в путанице облом­
ков,  с  переместившимися  окнами  и  дверями,  фундаментом 
и крышами, сверкая яркими красками, как водопад, который 
взметнулся  вверх,  вместо  того  чтобы  свергнуться  вниз,  как 
фантастическая фреска, город замер в воздухе, а затем рассы­
пался и исчез.
Спустя несколько секунд грохот далекого взрыва принес 
Мон тэгу весть о гибели города.
* * *
Мон тэг  лежал  на  земле.  Мелкая  цементная  пыль  засыпала 
ему глаза, сквозь плотно сжатые губы набилась в рот. он за­
дыхался и плакал. и вдруг вспомнил... Да, да, я вспомнил что­
то! Что это, что? Экклезиаст! Да, это главы из Экклезиаста 
дороге, как место его назначения перестанет существовать, а 
место отправления из огромной столицы превратится в гига­
нтскую кучу мусора. 
а Милдред?.. 
Беги, беги!
в какую­то долю секунды, пока бомбы еще висели в воз­
духе, на расстоянии ярда, фута, дюйма от крыши отеля, в од­
ной из комнат он увидел Милдред. он видел, как, подавшись 
вперед, она всматривалась в мерцающие стены, с которых не 
умолкая говорили с ней «родственники». они тараторили и 
болтали, называли ее по имени, улыбались ей, но ничего не 
говорили  о  бомбе,  которая  повисла  над  ее  головой,  —  вот 
уже только полдюйма, вот уже только четверть дюйма отделя­
ют смертоносный снаряд от крыши отеля. Милдред впилась 
взглядом в стены, словно там была разгадка ее тревожных бес­
сонных ночей. она жадно тянулась к ним, словно хотела бро­
ситься в этот водоворот красок и движения, нырнуть в него, 
окунуться, утонуть в его призрачном веселье.
упала первая бомба.
— Милдред!
Быть может — но узнает ли кто об этом? — быть может, 
огромные радио­ и телевизионные станции с их бездной кра­
сок, света и пустой болтовни первыми исчезли с лица земли?
Мон тэг, бросившийся плашмя на землю, увидел, почувс­
твовал — или ему почудилось, что он видит, чувствует, — как 
в комнате Милдред вдруг погасли стены, как они из волшеб­
ной призмы превратились в простое зеркало, он услышал крик 
Милдред, ибо в миллионную долю той секунды, что ей оста­
лось жить, она увидела на стенах свое лицо, лицо, ужасающее 
своей пустотой, одно в пустой комнате, пожирающее глазами 
самое себя. она поняла наконец, что это ее собственное лицо, 
что это она сама, и быстро взглянула на потолок, и в тот же 
миг все здание отеля обрушилось на нее и вместе с сотнями 

228
229
и откровения. Скорее, скорее, пока я опять не забыл, пока 
не прошло потрясение, пока не утих ветер. Экклезиаст, вот 
он! Прижавшись к земле, еще вздрагивающей от взрывов, он 
мысленно повторял слова, повторял их снова и снова, и они 
были прекрасны и совершенны, и теперь реклама зубной пас­
ты Денгэм не мешала ему. Сам проповедник стоял перед ним 
и смотрел на него... 
— вот и все, — произнес кто­то. 
люди  лежали,  судорожно  глотая  воздух,  словно  выбро­
шенные на берег рыбы. они цеплялись за землю, как ребенок 
инстинктивно цепляется за знакомые предметы, пусть даже 
мертвые и холодные. впившись пальцами в землю и широко 
разинув рты, люди кричали, чтобы уберечь свои барабанные 
перепонки от грохота взрывов, чтобы не дать помутиться рас­
судку. и Мон тэг тоже кричал, всеми силами сопротивляясь 
ветру,  который  резал  ему  лицо,  рвал  губы,  заставлял  кровь 
течь из носу.
Мон тэг лежа видел, как мало­помалу оседало густое обла­
ко пыли, вместе с тем великое безмолвие опускалось на землю. 
и ему казалось, что он видит каждую крупинку пыли, каждый 
стебелек травы, слышит каждый шорох, крик и шепот, рож­
давшийся в этом новом мире. вместе с пылью на землю опус­
калась тишина, а с ней и спокойствие, столь нужное им для 
того,  чтобы  оглядеться,  вслушаться  и  вдуматься,  разумом  и 
чувствами постигнуть действительность нового дня.
Мон тэг взглянул на реку. Может быть, мы пойдем вдоль 
берега? он посмотрел на старую железнодорожную колею. 
а  может  быть,  мы  пойдем  этим  путем?  а  может  быть,  мы 
пойдем по большим дорогам? и теперь у нас будет время все 
разглядеть и все запомнить. и когда­нибудь позже, когда все 
виденное уляжется где­то в нас, оно снова выльется наружу 
в наших словах и в наших делах. и многое будет неправиль­
но, но многое окажется именно таким, как нужно. а сейчас 
мы начнем наш путь, мы будем идти и смотреть на мир, мы 
увидим, как он живет, говорит, действует, как он выглядит на 
самом деле. теперь я хочу видеть все! и хотя то, что я уви­
жу, не будет еще моим, когда­нибудь оно сольется со мной 
воедино и станет моим «я». Посмотри же вокруг, посмотри 
на мир, что лежит перед тобой! лишь тогда ты сможешь по­
настоящему прикоснуться к нему, когда он глубоко проник­
нет в тебя, в твою кровь и вместе с ней миллион раз за день 
обернется в твоих жилах. Я так крепко ухвачу его, что он уже 
больше не ускользнет от меня. Когда­нибудь он весь будет 
в моих руках, сейчас я уже чуть­чуть коснулся его пальцем. 
и это только  начало.
ветер утих.
еще какое­то время Мон тэг и остальные лежали в полуза­
бытьи, на грани сна и пробуждения, еще не в силах подняться 
и начать новый день с тысячами забот и обязанностей: разжи­
гать костер, искать пищу, двигаться, идти, жить.
они моргали, стряхивая пыль с ресниц. Слышалось их ды­
хание, вначале прерывистое и частое, потом все более ровное 
и спокойное.
Мон тэг приподнялся и сел. однако он не сделал попытки 
встать на ноги.
его  спутники  тоже  зашевелились.  на  темном  горизонте 
алела узкая полоска зари. в воздухе чувствовалась прохлада, 
предвещающая дождь.
Молча  поднялся  грэнджер.  Бормоча  под  нос  проклятья, 
он ощупал свои руки, ноги. Слезы текли по его щекам. тяже­
ло передвигая ноги, он спустился к реке и взглянул вверх по 
течению.
— города  нет,  —  промолвил  он  после  долгого  молча­
ния. — ничего не видно. так, кучка пепла. город исчез. — он 
опять помолчал, потом добавил: — интересно, многие ли по­
нимали, что так будет? Многих ли это застало врасплох? 

230
231
а Мон тэг думал: сколько еще городов погибло в других ча­
стях света? Сколько их погибло в нашей стране? Сто, тысяча?
Кто­то достал из кармана клочок бумаги, чиркнул спичкой, 
на огонек положили пучок травы и горсть сухих листьев. По­
том стали подбрасывать ветки. влажные ветки шипели и тре­
щали, но вот наконец костер вспыхнул, разгораясь все жарче 
и жарче. взошло солнце. люди медленно отвернулись от реки 
и молча придвинулись к костру, низко склоняясь над огнем. 
лучи солнца коснулись их затылков.
грэнджер развернул промасленную бумагу и вынул кусок 
бекона.
— Сейчас мы позавтракаем, а потом повернем обратно и 
пойдем вверх по реке. Мы будем нужны там.
Кто­то  подал  небольшую  сковородку,  ее  поставили  на 
огонь. Через минуту на ней уже шипели и прыгали кусочки 
бекона, наполняя утренний воздух аппетитным запахом.
люди молча следили за этим ритуалом.
грэнджер смотрел в огонь.
— Феникс, — сказал он вдруг.
— Что?
— Когда­то в древности жила на свете глупая птица Фе­
никс. Каждые несколько сот лет она сжигала себя на костре. 
Должно быть, она была близкой родней человеку. но, сгорев, 
она всякий раз снова возрождалась из пепла. Мы, люди, по­
хожи на эту птицу. однако у нас есть преимущество перед 
ней.  Мы  знаем,  какую  глупость  совершили.  Мы  знаем  все 
глупости,  сделанные  нами  за  тысячу  и  более  лет.  а  раз  мы 
это знаем и все это записано, и мы можем оглянуться назад 
и  увидеть  путь,  который  мы  прошли,  то  есть  надежда,  что 
когда­нибудь  мы  перестанем  сооружать  эти  дурацкие  пог­
ребальные костры и кидаться в огонь. Каждое новое поко­
ление  оставляет  нам  людей,  которые  помнят  об  ошибках  
человечества.
он снял сковородку с огня и дал ей немного остынуть. За­
тем все молча, каждый думая о своем, принялись за еду.
— теперь  мы  пойдем  вверх  по  реке,  —  сказал  грэнд­
жер. — и помните одно: сами по себе мы ничего не значим. 
не мы важны, а то, что мы храним в себе. Когда­нибудь оно 
пригодится людям. но заметьте — даже в те давние времена, 
когда мы свободно держали книги в руках, мы не использо­
вали всего, что они давали нам. Мы продолжали осквернять 
память мертвых, мы плевали на могилы тех, кто жил до нас. 
в ближайшую неделю, месяц, год мы всюду будем встречать 
одиноких людей. Множество одиноких людей. и когда они 
спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, 
мы  память  человечества,  и  поэтому  мы  в  конце  концов  не­
пременно  победим.  Когда­нибудь  мы  вспомним  так  много, 
что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем 
самую глубокую, какая когда­либо была, могилу и навеки по­
хороним в ней войну. а теперь в путь. Прежде всего мы долж­
ны построить фабрику зеркал. и в ближайший год выдавать 
зеркала, зеркала, ничего, кроме зеркал, чтобы человечество 
могло хорошенько рассмотреть в них себя.
они  кончили  завтракать  и  погасили  костер.  вокруг  них 
день разгорался все ярче, словно кто­то подкручивал фитиль 
в огромной лампе с розовым абажуром. улетевшие было пти­
цы вернулись и снова щебетали в ветвях деревьев.
Мон тэг двинулся в путь. он шел на север. оглянувшись, 
он увидел, что все идут за ним. удивленный, он посторонил­
ся, чтобы пропустить грэнджера вперед, но тот только пос­
мотрел  на  него  и  молча  кивнул.  Мон тэг  пошел  вперед.  он 
взглянул на реку и на небо, и на ржавые рельсы в траве, убега­
ющие туда, где были фермы и сеновалы, полные сена, и куда 
под  покровом  ночи  приходили  люди,  покидавшие  города. 
Когда­нибудь потом, через месяц или полгода, но не позже, 
чем через год, он опять пройдет, уже один, по этим местам  

и будет идти до тех пор, пока не нагонит тех, кто прошел здесь 
до него.
а  сейчас  им  предстоит  долгий  путь:  они  будут  идти  все 
утро. До самого полудня. и если пока что они шли молча, то 
только оттого, что каждому было о чем подумать и что вспом­
нить. Позже, когда солнце взойдет высоко и согреет их сво­
им теплом, они станут беседовать или, может быть, каждый 
просто  расскажет  то,  что  запомнил,  чтобы  удостовериться, 
чтобы знать наверняка, что все это цело в его памяти. Мон тэг 
чувствовал, что и в нем пробуждаются и тихо оживают слова. 
Что скажет он, когда придет его черед? Что может он сказать 
такого в этот день, что хоть немного облегчит им путь? всему 
свое время. время разрушать и время строить. время молчать 
и время говорить. Да, это так. но что еще? есть еще что­то, 
еще что­то, что надо сказать...
«...и по ту и по другую сторону реки древо жизни, две­
надцать раз приносящее плоды, дающее каждый месяц плод 
свой; и листья древа — для исцеления народов».
Да,  думал  Мон тэг,  вот  что  я  скажу  им  в  полдень.  в  пол­
день...
Когда мы подойдем к городу.

жүктеу/скачать 4,02 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: