ƏДЕБИЕТТАНУ  ЖƏНЕ  ФОЛЬКЛОРТАНУ

Идрисова Э.Т. 
76 
Вестник Карагандинского университета 
Рецептивная природа ахматовского дискурса обусловлена не только культурной парадигмой, но 
и функционированием чужого слова. Впервые «введение различных видов чужого слова» Ахматовой 
отметил В.В. Виноградов [5; 427], но эта идея не получила развития в его трудах. В конце ХХ в. о 
полифонизации ахматовской лирики писал Р. Тименчик [6].  
Традиционное обращение Ахматовой к чужому слову принято связывать с эпическими (романи-
ческими) тенденциями в ее творчестве [7]. На взгляд исследователя Л.Г. Кихней, чужое слово Ахма-
товой  всегда  высвечивает  типологичность  ситуации,  воспроизводимой  в  стихотворении,  и  в  то  же 
время придает тексту полифонически-многозначный смысл.  
Чужое слово, имеющее характер общих с другими поэтами цитат, например, с А. Блоком, и ха-
рактеризующее своеобразие поэтического метода А. Ахматовой, исследовал и Р. Тименчик. Ослож-
нение  функционирования  цитат  у  Ахматовой  в  сравнении  с  Блоком  исследователь  видит  в  синтезе 
обычного типа цитирования и прямого повторения фрагмента чужого текста [6; 124]. Учёный отме-
чает и другие виды диалогических отношений с текстом-источником, например, запрет прямого на-
зывания  определенного  рода  культурных  ценностей,  и  среди  них — конкретных  мест  «чужих  тек-
стов»:  «Не  повторяй,  душа  твоя  богата».  Исследователем  были  выявлены  такие  виды  непрямого 
цитирования, как «теневая цитата», «опрокинутая цитата», «забытая цитата». В способах осмысления 
и внесения в текст цитаты прослеживается сущность акмеистической установки: понимание цитаты 
как микротекста («отдельный блуждающий стих»), а текста-источника — как находящегося в посто-
янном  состоянии  иерархической  перестройки.  В  изучении  природы  чужого  слова  у  акмеистов  для 
Тименчика важно присутствие мотива диалога «чужих голосов». Отсюда возможность рассмотрения 
ахматовского текста как диалога между несколькими цитируемыми текстами.   
Проблема чужого голоса в ранних стихах Ахматовой рассматривается современным исследова-
телем в поле возможных решений между слиянием точек зрения авторского «я» и «голоса народа», 
хора  «мы»  и  раздвоением  лирического  «я»  и  уточняется  как  исследование  тональности  авторского 
голоса [7; 119]. Учёный приходит к выводу о том, что в стихах Ахматовой голос «я» обладает теми 
же функциями, что и «чужой голос». «Чужой голос» анализируется учёным как источник новых ин-
тонаций и способ создания нового поэтического смысла. 
Чужое  слово  обладает,  как  целостность,  определенной  иерархией.  В  этой  иерархии  самостоя-
тельный пласт в культурной парадигме составляет география перемещений. На эту особенность ме-
тода  Ахматовой,  ставшей  основой  для  исследования  целостности  и  эволюции,  обратил  внимание 
И.Гурвич [8].   
Сущность, структуру и функции культурной парадигмы и её влияние на художественное созна-
ние А. Ахматовой нельзя понять без изучения воздействия на её поэзию русской классики, особенно 
А. Пушкина, Н. Некрасова, поэтов пушкинской школы, русского психологического романа, а также 
мировой классики: Данте, Шекспира. В свое время, поднимая проблему романности поэтики А. Ах-
матовой, Б. Эйхенбаум и Вас. Гиппиус, а затем и некоторые другие исследователи отмечали в качест-
ве её источников поэтику М. Лермонтова, Н. Гоголя, Л. Толстого. Если в 20-е годы ставилась про-
блема генетической природы романности в поэтике Ахматовой, её связей с русской психологической 
прозой,  то  расширенное  понимание  романности  позволило  позднее  установить  её  типологические 
параллели  с  новейшей  прозой.  Ахматова    и  сама  приводила  различные  имена  западноевропейских 
писателей-прозаиков, близких по исканиям в области формы, — Кафка, Джойс.  
Поэтика Шекспира, Данте, Пушкина – это источник и способ постоянной цитации и автоцита-
ции  у  Ахматовой [9]. Ахматова  считала,  что  поэзия  есть  великолепная  цитата,  точнее,  навязчивое 
присутствие в поэзии литературных реминисценций даёт основание усомниться в модернизме поэта 
[10; 539]. Рецепции в стиле Ахматовой и специфика их акмеистического освоения создают основание 
для характеристики её стиля как полигенетичного. Важно заметить, что вниманием исследователей 
к традициям Шекспира, Данте, Пушкина, Некрасова, Достоевского, Анненского как источникам по-
этики Ахматовой проблема не исчерпывается.  
Один  из  доминирующих  истоков,  перекрывающий  идиолекты  разных  «школ», — пушкинская 
традиция [11]. Мнение о специфическом пушкинизме Ахматовой сформировалось к 1917 г. Оно свя-
зано с В.М. Жирмунским, А.Л. Слонимским, Д.П. Якубовичем, К.В. Мочульским и другими. Одним 
из оснований для такого мнения был разветвлённый пушкинский цитатный слой в стихах Ахматовой. 
После выхода в сентябре 1917 г. сборника «Белая стая» (в составлении и редактировании которого 
принимал  участие  М.Л.  Лозинский),  укоренённость  поэтики  Ахматовой  в  классических  традициях 
русской лирики стала общепризнанной. 

А.С. Пушкин и А. Ахматова: традиция … 
Серия «Филология». № 4(60)/2010 
77 
О рецептивной природе стиля Ахматовой писал и Б. Эйхенбаум. Учёный обратил внимание на 
сочетание  стилистических  приемов,  свойственных  поэзии  Баратынского  и  Тютчева,  с  типично  мо-
дернистскими приемами (И. Анненского) и с фольклором [12; 139]. Сочетание этих трёх стилей со-
провождается разработкой Ахматовой разговорных и частушечных форм. Результаты — в описании 
дырявого платка Музы,  которая «протяжно поёт и уныло». В. Жирмунский выделял в полигенетич-
ном стиле Ахматовой голос И. Анненского, у которого она научилась искусству «передавать буднич-
ными словами тонкие оттенки лирических переживаний современного поэта…сочетание бытового и 
обыденного  с  душевными  событиями  большой  субъективной  значимости,  эмоционального  пережи-
вания с порождённой им рефлексией» [13; 71]. 
Особый цитатный слой в лирике А.Ахматовой — тема Пушкина. Это не только цитатный слой, 
но и перекличка образов. Так, лицейский период Пушкина отозвался в поэзии Ахматовой не только 
образом одной скульптуры в Царском Селе, но и попыткой передать чувства созерцавшего их вели-
кого поэта:  
Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила. 
Дева печально сидит, праздный держа черепок. 
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; 
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.  
[14; 65] 
В отличие от пушкинского стихотворение Ахматовой проникнуто чувством уязвлённого сопер-
ничества с воспетой другим поэтом девой как символом красоты: «И как могла я ей простить / Вос-
торг твоей хвалы влюблённой» [15; 274]. В.Г.Маранцман считает, что эти строки относятся к Недоб-
рово, спутнику Анны Андреевны, который вряд ли мог остаться равнодушным к прелестям «Молоч-
ницы с кувшином» [8]. К нему же обращены и заключительные строчки произведения: 
 
Смотри, ей весело грустить, 
Такой нарядно обнажённой.  
[16; 274] 
Формой  другой  переклички  с  Пушкиным  является  ахматовская  вариация  осени — любимого 
времени года у Пушкина. Тот же образ печальной осени: 
Уже кленовые листы 
На пруд слетают лебединый, 
И окровавлены кусты 
Неспешно зреющей рябины.  
[17; 101] 
Идиолект  Пушкина  проявляется  не  только  постоянной  поэтической  апелляцией  к  пушкинским 
мотивам и образу поэта. В середине 1920-х Ахматова погружается в академические штудии, которые 
были связаны с осмыслением, во-первых, собственного художественного метода, во-вторых, своего 
положения в истории [18].  
Линия  «Пушкин — Ахматова»  является  наиболее  разработанной  в  науке.  Система  отношений 
лирического героя, определяемая в контексте отношений «я» и «мира», позволяет установить отступ-
ление Ахматовой от пушкинской традиции. Целостность духовной жизни человека, связанной с ис-
торией и современностью, структурирована в пушкинском мире значением равновеликости. В худо-
жественном мире Ахматовой отношения с «миром» принимают более сложную природу, что делает 
относительной  точку  зрения  Эйхенбаума  о  типологическом  сходстве  раннего  эстетического  симво-
лизма  и  акмеизма.  Так,  в  противовес  бальмонтовско-соллогубовской  позиции  индифферентизма  к 
«миру», в стихах Ахматовой отношения «я» и «мира» не отличаются такой конфликтностью и проти-
вопоставленностью.  Ахматовой  чужда  природа  тотального  конфликта,  основанная  на  гипертрофии 
«гордого одиночества». Одиночество героя и его противопоставление миру проникнуто у поэта соз-
нанием  мировоззренческой  и  духовно-психологической  драмы.  Эмоционально-экспрессивная  оце-
ночность  решена в приемах народных представлений о судьбе: 
Я живу, как кукушка в часах,      
Не завидую птицам в лесах.  
Заведут — и кукую.  
Знаешь, долю такую  

Идрисова Э.Т. 
78 
Вестник Карагандинского университета 
Лишь врагу  
Пожелать я могу. 
[17; 35] 
Пушкинский слой проступает в лирике Ахматовой в жанре сонета. Ахматова обратилась к соне-
ту в 1913 г., переступив при этом через канонические установления: рифмы в катренах разные и вме-
сто  обязательного  по  традиции 6- или 5-стопного  ямба  поэтом  применён 3-иктный  дольник.  Три 
пушкинских сонета 1830 г. — «Суровый Дант не презирал сонета...», «Поэту» и «Мадонна» и их ин-
терпретация Ахматовой не только обозначили линию русского сонета ХХ в., но и явили своего рода 
жанровую  оппозицию,  отражающую  новаторство  поэта  в  этой  области.  В  свое  время  Г.  Гуковский 
обратил внимание на то, что строки: «Но клянусь тебе ангельским садом, / Чудотворной иконой кля-
нусь / И  ночей  наших  пламенным  чадом...» — это  клятвы  Демона.  Налицо  резкий  стилистический 
контраст. 
Влияние  традиций  на  формирование  метода  Ахматовой  проявилось  и  в  творческом  освоении 
приёма самоповторений у Пушкина. Обнаружив, что повторение сходных сочетаний слов имеет глу-
бинные истоки, коренящиеся в неустанном диалоге поэта со своим прошлым и с мировой культурой, 
Ахматова вводит диалог с прошлым как постоянную тему новых книг стихов и в качестве самопо-
вторений  использует  постоянные  темы  ранней  лирики.  Особенно  ощутима  разная  семантическая  и 
стилистическая функция самоповторений на фоне сравнения «Седьмой книги» и «Чёток».   
Теме «Ахматова и Пушкин»  в аспекте вопроса о структурных моделях поздней Анны Ахмато-
вой на материале «Поэмы без героя» посвящена работа М. Серовой [19]. Изучая пушкинские штудии 
Ахматовой, исследователь выявляет, что интерес к биографии Пушкина был связан для Ахматовой, 
во-первых,  с  формулированием  глубинных  основ  психологии  творчества,  а  во-вторых,  с  возмож-
ностью более широкого раскрытия этой психологии для читателя. Этим Серова объясняет поворот к 
прозе в её позднем творчестве. Она доказала также, что структурные принципы ахматовской прозы 
заимствованы  из  прозы  Пушкина.  Не  случайно  Ахматова,  обращаясь  к  читателю,  указывала  на  ис-
пользованный принцип «белкинства» — принцип игры с читателем. Без учёта данного принципа не-
возможно не только прочесть ахматовскую прозу, но и постичь внутреннюю логику всего творчества 
поэта, прежде всего логику «Поэмы без героя»,— считает М. Серова. Кроме того, замечая, что Пуш-
кин открыто присутствует в творчестве Ахматовой на образно-тематическом уровне, на уровне оче-
видной  интертекстуальности  (множество  эпиграфов)  и  т.д.,  исследователь  подчеркивает,  отсылая  к 
свидетельствам современников, первых слушателей «Поэмы без героя», что обнаружение любых ал-
люзий, восходящих к творчеству Пушкина, Ахматова всячески поощряла. 
Обоснованность самоповторений Пушкина в стиле Ахматовой подтверждается признаниями по-
эта  Л.К.Чуковской: «Анна  Андреевна  Ахматова  однажды  сказала: «Чтобы  добраться  до  сути,  надо 
изучать гнёзда постоянно повторяющихся образов в стихах поэта — в них и таится личность автора и 
дух его поэзии. Мы, прошедшие суровую школу пушкинизма, знаем, что «облаков гряда» встречается 
у Пушкина десятки раз» [20]. Ахматова говорит здесь о том, что индивидуальные ассоциации, скры-
тые в глубине сознания поэта, выступают в форме «постоянно повторяющихся образов», которыми 
поэт как бы «проговаривается».  
Это утверждение было оспорено в одной из последних статей Ю.М. Лотмана: «Можно было бы 
отметить  характерную  ошибку,  не  уменьшающую,  а,  напротив,  увеличивающую  интерес  мысли 
А.А. Ахматовой. «Облаков гряда» встречается у Пушкина не десятки, а лишь три раза: в стихотворе-
ниях «Редеет облаков летучая гряда», «Аквилон» и «Сражённый рыцарь». Но и этого оказалось дос-
таточно, чтобы в чутком слухе поэтессы возник ряд, организующий массу текстов, где этот образ не 
встречается. Отсюда ошибка памяти» [21; 227]. Разделяет это мнение и О. Лекманов: «Лотмановская 
поправка  кажется  нам  глубоко  продуманной  как  содержательно,  так  и  интонационно.  Избегая  зло-
радства сыщика, поймавшего своего подопечного с поличным, доброжелательный исследователь да-
же ошибку Ахматовой сумел использовать во благо пушкинистики и не во вред безукоризненной ре-
путации поэтессы» [21; 227].  
Первые  публикаторы  маргиналий  Анны  Ахматовой  Э. Герштейн  и  В. Вацуро  определили  суть 
называния ею на полях пушкинского текста различных авторских имен: «...Общая концепция позво-
лила  ей  с  подлинным  блеском  интерпретировать  значение  литературного  или  реального  источника 
как художественного импульса (а не заимствования или «подражания») и устанавливать внутренние 
связи между внешне совершенно различными произведениями» [22].  

А.С. Пушкин и А. Ахматова: традиция … 
Серия «Филология». № 4(60)/2010 
79 
Ю.М. Лотман в письме к Б.Ф. Егорову писал, что «Ахматова …Пушкина вообще не понимала» 
[23; 390]. Однако законы искусства и контактов литературных стилей таковы, что эта оценка не ис-
ключает того, что открытия Ахматовой не в последнюю очередь были связаны с переживанием и ос-
мыслением Пушкина. Мнение учёного, сказанное по другому поводу: «…каждое подлинно новое за-
воевание литературы неизбежно по-новому раскрывает не только внешние внетекстовые связи, но и 
природу внутренней структуры живых явлений культурного прошлого» [23; 394], может быть иллю-
страцией к сопоставимости художественной структуры Ахматовой с пушкинскими уроками в облас-
ти стиля. 
Ю.М. Лотман  приводит  пример  влияния  пушкинского  стихотворения  на  ахматовское — пуш-
кинского  «Когда  владыка  Ассирийский»  на  интонационный  строй  стихотворения  А.А. Ахматовой 
«Когда в тоске самоубийства…» [24; 84]. Исследователь сопоставил хорошо знакомый для современ-
ников определённый тип интонации романтико-лирического стихотворения, начинающегося с конст-
рукции «Когда я — ты» с факультативным распространением «то толпа»: «когда в объятия свои…», 
«Когда  твои  младые  лета…», «Когда  так  нежно,  так  сердечно…», «когда  любовию  и  негой  упоен-
ный…». 
Современный  этап  ахматоведения  характеризуется  оценкой  рецептивной  природы  стиля  не 
только как доминирующего в сфере пушкинизма, но и систематизацией в этой области следующих 
результатов: выявлением хронолого-биографической переклички, структурной цитации (метр, ритм, 
интонация, рифмовка, поэзия грамматики) [25]. 
В позднем творчестве Ахматовой проблема традиций и рецепций как парадигмы коррелирует с 
понятием  историко-культурной  референциальности.  Так,  в  «Поэме  без  героя»  современный  иссле-
дователь  обратил  внимание  на  присутствие  референций  к  Глебовой-Судейкиной  (она  же  Психея), 
Мандельштаму, Кузмину, Князеву, Бахтину, Гоголю уже в первых семи строках «Посвящения» [26]. 
В последующих строках возникает мотив «края земли», который в своих пушкинских исследованиях 
сама Ахматова определяла как метафору смерти у Пушкина. 
Рецепции  Шекспира,  Пушкина  и  других  художников,  воспринятых  лирическим  сознанием  как 
возможность включения личного голоса в диалог с Историей и Культурой, участвовали в формиро-
вании  жанрово-стилевых  тенденций,  воплощающих  разные  сферы  бытия лирического  «я»  в  поэзии 
А.Ахматовой. 
Влияние мировой культурной традиции на поэтику А. Ахматовой не исчерпывается её творче-
ским  усвоением  и  рецептивной  природой  стиля  поэта.  Интересно,  что  эти  литературные  традиции 
становились  предметом  изучения  Ахматовой.  Филологические  изыскания  Ахматовой,  безусловно, 
оказавшие  влияние  на  структуру  образности,  стали  темой  её  отдельных  научных  исследований.  В 
этом А. Ахматова была близка А. Блоку, В. Хлебникову, О. Мандельштаму и Н. Гумилёву. Она не 
только  изучала  историю  литературы,  но  филологическое  знание  входило  в  состав  её  поэтического 
материала. Кроме того, в «Поэме без героя» встречается термин «чужое слово» (введённый Бахтиным 
в его работе «Проблемы поэтики Достоевского»), введённое Ивановым-Разумником обозначение пе-
риода 1900-10-х гг. как серебряного века русской литературы (И серебряный месяц ярко / Над сереб-
ряным веком стыл) [27]. 
В 1946 г. Борис Эйхенбаум писал: «Историко-литературные работы Ахматовой важны не только 
сами по себе (они достаточно высоко оценены нашим советским пушкиноведением), но и как мате-
риал  для  характеристики  её  творческого  пути  и  её  творческой  личности:  уход  от  поэтической  дея-
тельности не был уходом от литературы и от современности вообще» [28; 12]. Даже по сдержанной 
формулировке учёного можно заключить, пишет Р. Тименчик, что существовал некоторый круг чита-
телей, который отдавал себе отчёт в двуплановости ахматовской научной прозы и понимал, напри-
мер, что статья о «Золотом петушке» трактует проблему поэта и власти применительно ко всем вре-
менам, в том числе и ко времени Ахматовой, Мандельштама, Булгакова, Замятина. 
А.  Ахматовой  принадлежат  статьи  «Последняя  сказка  Пушкина («О  «Золотом  петушке»)», 
«Адольф»  Бенжамена  Констана  в  творчестве  Пушкина», «О  “Каменном  госте”  Пушкина»,  а  также 
работы «Гибель Пушкина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин в 1828 году» и др.). В «Вечере» 
Пушкину посвящено стихотворение из двух строф, очень четких по рисунку и трепетно-нежных по 
интонации. О Пушкине она высказывалась совершенно прямо: «Он победил пространство и время!». 
На  долгие  годы  Пушкин  становится  для  Ахматовой  спасением  и  прибежищем  от  ужасов  истории, 
олицетворением нравственной нормы, гармонии. Ахматова останется до конца верной пушкинскому 
завету художнику — для власти, для ливреи / Не гнуть ни совести, ни помыслов / ни шеи [18]. 

Идрисова Э.Т. 
80 
Вестник Карагандинского университета 
Среди знакомых Анны Андреевны были люди, так или иначе связанные с Пушкиным. Одним из 
них был Николай Владимирович Недоброво. Поэт, критик, автор первой большой статьи о творчестве 
Ахматовой в «Русской мысли» возводил свою родословную к Пушкину, и поэтому в его разговорах с 
Анной Ахматовой имя Пушкина упоминалось не раз. В 1916 г., в одну из совместных их прогулок по 
аллеям Екатерининского парка, и родилось стихотворение «Царскосельская статуя», идентичное пуш-
кинскому заглавию, которое имело посвящение «Н.В.Н.» — Николаю Владимировичу Недоброво. 
Таким образом, преодоление акмеизма А.Ахматовой лежит в сфере авторского сознания и обу-
словленности  субъектных  форм  лирики.  Одной  из  форм  такого  расширения  акмеистической  пара-
дигмы являются рецепции, культурная парадигма. 
Факторы рецептивной природы поэтики Ахматовой — особенности восприятия истории. Влия-
ние А. Пушкина, поэтов пушкинской школы, Е. Баратынского,  М. Лермонтова, Н. Гоголя, Н. Некра-
сова, Ф. Тютчева, Л. Толстого, русского психологического романа, современной русской литератур-
ной традиции, а также мировой классики — Данте, Шекспира, православно-христианской эстетики и 
семиотики обусловили не только широкий цитатный слой, но и создание новых поэтических контек-
стов, новую модификацию художественности. 
Рецепции,  являющиеся  выражением  культурной  парадигмы,  обусловили  полигенетичную  при-
роду поэтики А. Ахматовой.  
Исследование  рецепций  мировой  культуры  является  основой  анализа  художественности  и 
структуры диалога. Диалогическая природа лирики Ахматовой обусловила основные этапы  построе-
ния поэтического текста как развертывания культурной парадигмы. 
Рецепции  явились  для  поэтики  А.  Ахматовой  источником  романности,  лирического  сюжета, 
фактором драматизма.  
Расширение границ акмеизма Ахматовой обусловлено её тяготением к русскому роману ХIХ в., 
с  одной  стороны,  и  выработкой  собственного  метода,  основанного  на  новом  характере  объектно-
субъектных отношений — с другой.  
 
 
Список литературы 
1.  Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов). — М., 2000. — Кн. 2. — 960 с. 
2.  Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. — М., 1990. — Т. I. — С. 111. 
3.  Жирмунский В. Преодолевшие символизм. Анна Ахматова // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стили-
стика. — Л., 1977. — С.  106–133. 
4.  Поэзия Анны Ахматовой на Западе. Германия и Франция // Иностранная литература. — 1989. — № 2. — С. 226–232 // 
(Электронный ресурс) // Режим доступа: http://www.akhmatova. org/articles 2/etkind.htm. 
5.  Виноградов  В.  О  поэзии  Анны  Ахматовой:  Стилистические  наброски // В.В.  Виноградов.  Избранные  труды.  Поэтика 
русской литературы / Отв. ред. М.П. Алексеев, А.П. Чудаков. — М., 1976. — С. 420–438. 
6.  Тименчик Р. Принципы цитирования у Ахматовой в сопоставлении с Блоком // Творчество А.А. Блока и русская куль-
тура XX века: Тез. I Всесоюз. (III) конф. — Тарту, 1975. — С. 124–126. 
7.  Тамура М. О чужом голосе в ранних стихах Анны Ахматовой // Ахматовские чтения / РАН. Ин-т мировой литературы. 
— М., 1992. — Вып. I. — С. 119–125. 
8.  Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (Целостность и эволюция) // Вопросы литературы. — 1997. — № 5. — С. 22–38. 
9.  Высказывания  В.  Брюсова,  М.  Кузмина,  Э.  Голлербаха, Р.В.Иванова-Разумника,  Г.  Чулкова  приводятся  по:  Мусатов 
В.В.  «Я  еще  пожелезней  тех». I. «Все  обещало  мне  его» (Электронный  ресурс) // Режим  доступа: http:// www. 
statya.com.ua/news84322.html. 
10.  Хазанов Б. 1913 год // ХХ век. Серебряный век. — М., 1995. 
11.  Страда  Клара  и  Витторио.  Анна  Ахматова  и  ее  ХХ  век  (Электронный  ресурс) // Режим  доступа: http://www. 
statya.com.ua/news25002.html. 
12.  Эйхенбаум Б. О поэзии. — Л., 1969. — 552 с. 
13.  Жирмунский В.М. Творчество А. Ахматовой. — Л., 1973. — 368 с. 
14.  Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 7 т. — М., 1962. — Т. 2.  
15.  Первые  шаги  (Электронный  ресурс) // Режим  доступа: http: // www. biografii.ru/biogr_dop/ahmatova_anna/ 
ahmatova_anna.htm 
16.  Ахматова А.А. Собрание сочинений: В 6 т. — М., 1998. — Т. 1. — 968 с. 
17.  Ахматова А.А. Собрание сочинений: В 6 т. — М., 1998. — Т. 4. — 704 с. 
18.  Скрябина  Т.  Иосиф  Бродский  и  Анна  Ахматова  (Электронный  ресурс) // http://www. Режим  доступа: 
krugosvet.ru/articles/ 104/1010418/ 1010418 a1.htm. 
19.  Серова М.  «А  столетняя  чаровница  вдруг  очнулась…» // (Электронный  ресурс) // Режим  доступа: 
//http://www.akhmatova.org/articles/ serova10.htm. 

А.С. Пушкин и А. Ахматова: традиция … 
Серия «Филология». № 4(60)/2010 
81 
20.  Чуковская  Л.  Записки  об  Анне  Ахматовой. — Париж, 1980. — Т. 2.  (Электронный  ресурс) // Режим  доступа: 
http://www.stihi-rus.ru/ah matova3.htm 
21.  Лекманов  О.А.  Концепция  «серебряного  века»  и  акмеизма  в  записных  книжках  А.  Ахматовой // Новое  литературное 
обозрение. — М., 2000. — № 46. — С. 216–230. 
22.  Тименчик Р. О «библейской» тайнописи у Ахматовой» // Звезда. — 1995. — № 10. — С. 201–207. 
23.  Лотман Ю.М. Пушкин. — СПб.: Искусство-СПБ, 1995. — 847 с. 
24.  Лотман Ю.М. Об искусстве. — СПб.: Искусство-СПБ, 1998. — 704 с. 
25.  Жолковский А.К. Биография, структура, цитация: еще несколько пушкинских подтекстов // Тайны ремесла.  Ахматов-
ские чтения. — М., 1992. — Вып. 2. — С. 20–29. 
26.  Лосев  Л.  Герой  «Поэмы  без  героя» // Ахматовский  сборник / Сост.  С.  Дедюлин  и  Г.  Суперфин. — Париж, 1989. — 
С. 109–122. 
27.  Белый А. Театр и современная драма // Белый А. Символизм как миропонимание. — М., 1994. — С. 153–167. 
28.  Тименчик  Р.  Анна  Ахматова: 1922–1966. Предисловие  к  книге  «Анна  Ахматова.  После  всего»:  В 5 кн. / Вступ.  ст. 
Р.Д. Тименчика. — М., 1989. — С. 3–17. 
 
 
 
 
ƏОЖ 894.342 

жүктеу/скачать 2,07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: