А. А. Круглова Поэтика заглавий в цикле "Темные аллеи" И. В. Бунина «Тёмные аллеи»


Поэтика названия цикла «Тёмные аллеи»



бет4/7
Дата31.01.2023
өлшемі146 Kb.
#63948
1   2   3   4   5   6   7
Байланысты:
И. Бунин Темные аллеи 2

Поэтика названия цикла «Тёмные аллеи»
«Темные аллеи» в контексте цикла раскрываются как на­звание, вобравшее в себя множество смыслов, которые обра­зуют мотивы, и все они связаны со сферой чувств двоих — Ее и Его. Любовь в произведении предстает сложным явлением, антиномичным и непостижимым. Образ, вынесенный в загла­вие, символизирует, с одной стороны, всепоглощающую страсть, противостоять которой человек не в силах, она срод­ни стихии, это инстинктивное, бессознательное влечение. Имен­но поэтому любви-страсти в рассказах соответствуют такие природные явления, как гроза, метель, выражающие стихий­ную силу природы. Эта параллель свидетельствует о том, что и страсть является такой же стихийной, неуправляемой силой, порожденной самой природой («Степа» и др.). В описании гро­зы и ливня в рассказе «Степа» молния своим «ослепляющим рубиновым огнем» воспринимается как «знамение конца мира»6.
Любовь как мощная природная сила — этот мотив сквоз­ной в цикле. Он подчеркивается автором. «Когда она зарыда­ла, сладко и горестно, он с чувством не только животной благодарности за то неожиданное счастье, которое она бес­сознательно дала ему, но и восторга любви стал целовать ее...» (VI, 82). В рассказе «Таня» отчетливо раскрывается в страсти, во влечении бессознательное начало: «Кто он, она еще не понимала в полусне, но все равно это был тот, с кем она, в некий срок, впервые должна была соединиться в самой тай­ной и блаженно-смертной близости» (VI, 82).
С другой стороны, «темные аллеи» — это и «лучшие, ис­тинно волшебные» минуты жизни. И в тексте эта характерис­тика дается рядом с «развернутым названием»: «Кругом ши­повник алый цвел, стояли темных лип аллеи...» — стихи Ога­рева, которые герой рассказа Николай Алексеевич читал На­дежде тридцать лет тому назад, в «лучшие минуты» его жизни («И все стихи мне изволили читать про всякие "темные ал­леи"»). В стихах обращает на себя внимание использование цве­товых обозначений.
«Темные аллеи» — это пережитой миг счастья, это ощу­щение полноты бытия. «...Подобного счастья не было во всей его жизни» — этот мотив вновь и вновь повторяется в рассказах цикла. В том же рассказе «Руся» счастье определяется как «не­стерпимое»: «Он больше не смел касаться ее, только целовал ее руки и молчал от нестерпимого счастья» (VI, 43). Мгновение счастья — это потрясение, при воспоминании о котором у ге­роя рассказа «Зойка и Валерия» отнимаются руки и ноги. Именно это мгновение и составляет, по Бунину, смысл жизни: «...Из года в год, изо дня в день, втайне ждешь только одного, — счастливой любовной встречи, живешь, в сущности, только надеждой на эту встречу — и все напрасно...» («В Париже». VI, 97). «...Всегда кажется, что где-то там будет что-то особенно счас­тливое, какая-нибудь встреча...» («Генрих». VI, 111).
Итак, название цикла многозначно. Оно прежде всего сим­волизирует непознанную природу любви, особенно любви-страсти, которая соединяет в себе высочайшую радость бытия и темное, греховное начало, силу чувства и кратковременность его. В рассказе «Генрих» дана точная — в контексте цикла — характеристика «жен человеческих, сеть прельщения челове­ком». «Эта «сеть» нечто поистине неизъяснимое, божественное и дьявольское...» (VI, 116).
Попытка постичь тайное тайных приводит автора к траге­дийным развязкам, когда смерть становится единственно воз­можным исходом из воспроизведенной сюжетной ситуации. Рассказы «Кавказ», «Зойка и Валерия», «Галя Ганская», «Ген­рих», «Натали», «Пароход "Саратов"» завершаются смертель­ным исходом, причем всегда неожиданным, резко контраст­ным развитию сюжетного действия, что усиливает ощущение трагичности происходящего. В соотношении с названием цикла смерть героев воспринимается и как невозможность познать самого себя, и как неразрешимое противоречие, связанное с любовью: власть ее такова, что, утрачивая любовь, человек лишает себя жизни (в этом также проявляется некая стихий­ная, неподвластная рассудку человека и завладевающая им це­ликом сила). В «Темных аллеях» представлены сюжетные ситуа­ции, в которых один из героев оказывается жертвой, распла­чивающейся за свою любовь или же измену. И эти финалы яв­ляются также еще одним подтверждением тому, что любовь в философии Бунина предстает как мощная стихийная сила, как таинственное и бессознательное начало.
Рассказ «Натали» завершает вторую часть книги. В нем, как и в двух предыдущих «Галя Ганская» и «Генрих», героиня умирает. И хотя они умирают по-разному (Галя Ганская отра­вилась, Генрих из ревности застрелил австриец, Натали «умерла в преждевременных родах»), но героинь — все три рассказа названы их именами — объединяет то, что смерть является рас­платой за любовь.
После пережитого мгновения счастья, после утраты любви вся последующая жизнь героев в «Темных аллеях» или не имеет смысла («ненужный сон»), или равносильна гибели. Символичен финал рассказа «Холодная осень»: «Да, а что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осен­ний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни — остальное ненужный сон» (VI, 179).
Смысл заглавия цикла раскрывается также в системе об­разов, связанных с топосами: аллея, сад, парк, поле. Именно они, наряду с природными явлениями (календарными, климатичес­кими и др.), создают неповторимый эмоциональный фон, обус­ловленный и названием произведения. В рассказах цикла обра­зы сада и аллей в их символическом значении противостоят друг другу. В описании аллей постоянным признаком выступает тень. «Тенистая аллея» (VI, 52), «мрачно-величавая аллея» (VI, 73), «отдыхать в тени еловой аллеи» (VI, 74). В рассказе «Зойка и Валерия» почти дословно повторяется название цик­ла: «Он пошел за ней, сперва сзади, потом рядом, в темноту аллеи, будто что-то таившей в своей мрачной неподвижности» (VI, 77). Аллея — это и игра света и тени: «...Потом вошла под длинный прозрачный навес березовой аллеи, в пестроту, в пятна света и тени» (VI, 139).
Сад в «Темных аллеях» — это не только место сюжетного действия, но и образ, способствующий реализации авторской концепции любви, поэтической завершенности определенно­го фрагмента текста, созданию эмоциональной атмосферы про­изведения. Среди символических значений сада есть и метафо­рическое использование в значении «любовного рая, создан­ного влюбленным». У Бунина образ сада воплощает счастье, связанное с зарождением любви («первое утро любви»), с вза­имной любовью, с верой героев в любовь как главную и веч­ную ценность бытия. Образ сада в рассказе «Поздний час» напоминает герою-повествователю о пережитом когда-то счастье. Сад — это и место первых свиданий. Именно он пробуждает воспоминания о начале любви, о «времени еще ничем не ом­раченного счастья», о «близости, доверчивости, восторженной нежности, радости» (VI, 33).
Исполненный лиризма рассказ «Поздний час» завершает первую часть цикла, подчеркивая значимость для книги в це­лом еще одного мотива, связанного с названием, — мотива невозможности продлить счастье и его утраты, мотива про­мелькнувшего мгновения: «Одно было в мире: легкий сумрак и лучистое мерцание твоих глаз в сумраке».
Образ сада воплощает зарождение любви, предчувствие счастья, само счастье. Ночной сад полон света, «предвесенняя, светлая и ветреная ночь», «волновался сад», озаряющий сум­рак комнаты «золотистым светом» (VI, 92). Мысль о «летнем счастье» для героини рассказа «Таня» связана с садом: она «ста­ралась представить себе все то летнее счастье, когда столько будет им свободы везде... ночью и днем, в саду, в поле, на гумне, и он будет долго, долго возле нее...» (VI, 92). В минуты счастья Таня поет народную песню «Уж как выйду я в сад...». И надежда на счастье впереди, на будущую встречу связана с этой «песенкой» [«...Я приеду весной на все лето, и вот правда пой­дем мы с тобой "во зеленый сад" — я слышал эту твою песен­ку и вовеки не забуду ее...» (VI, 94)]. Образ сада как стилевая доминанта создает эстетическое единство рассказа.
С этим образом связаны чистота и свежесть чувств, он постоянный и важный «атрибут» сюжетного действия, воспро­изводящего трепетные и волнующие отношения влюбленных. «Войдя к себе, я, не зажигая свечи, сел на диван и застыл, оцепенел в том страшном и дивном, что внезапно и нежданно свершилось в моей жизни... Комната и сад уже потонули в тем­ноте от туч, в саду, за открытыми окнами, все шумело, трепе­тало, и меня все чаще и ярче озаряло быстрым и в ту же се­кунду исчезающим зелено-голубым пламенем... На меня по­несло свежим ветром и таким шумом сада, точно его охватил ужас: вот оно, загорается земля и небо» (VI, 139). И в этом же рассказе «Натали» «весенняя чистота, свежесть и новизна» свя­заны с «густым цветущим садом». Сад как место свиданий, как незримый участник сюжетного действия, как символ «первого утра любви» героя Виталия Петровича и Натали воплоща­ется в рассказе.
Многими исследователями творчества Бунина отмечалась особая «магия воспоминаний» (Л.А. Колобаева), присущая ему. Эта магия воспоминаний организует повествование в «Темных аллеях» и задается самим заглавием цикла, которое в «развер­нутом» виде — «Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи» — содержит отсылку в прошлое: прошедшее время глаголов, запечатлевшее мгновение. «Темные аллеи» — это по­гружение в прошлое, это воспоминание, по остроте и силе чувства не уступающее мгновению пережитого когда-то счас­тья: «...И молодость, красота всего этого, и мысль о ее красоте и молодости, и о том, что она любила меня когда-то, вдруг так разорвали мое сердце скорбью, счастьем и потребностью люб­ви, что, выскочив у крыльца из коляски, я почувствовал себя точно перед пропастью...» («Натали». VI, 143).
Прошлое в рассказе «Холодная осень» характеризуется как «волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем» (VI, 178). Путешествие по «темным аллеям» памяти причиняет повествователю горькую радость и сладкую боль. Это путеше­ствие осуществляется в атмосфере таинственной, загадочной, уди­вительной и волшебной. Именно эти эпитеты наиболее употреби­тельны в цикле, они способствуют созданию особого импрес­сионистически зыбкого изображения, соответствующего про­цессу «пробуждения» памяти, возникновению эффекта магии воспоминаний. «Все было странно в то удивительное лето» — этот мотив пронизывает рассказы цикла, объединяя их в еди­ное целое. Прекрасны и загадочны в своей исключительности героини. «Ах, как хороша ты была! ...Как горяча, как прекрас­на! Какой стан, какие глаза!» («Темные аллеи». VI, 7). «Стран­ные женщины» («Месть»), они «как бы с какой-то другой пла­неты» («Сто рупий») и непостижимы [«...Она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши отношения...» («Чи­стый понедельник»)]. И глаза у них «удивительные», «необык­новенно темные, таинственные» («Весной, в Иудее»).
Символический смысл заглавия раскрывается благодаря особой атмосфере таинственности и сказочности, создаваемой многообразными пейзажными описаниями7. «Как волшебно бле­стят вдали березы. Нет ничего страннее и прекраснее внутренности леса в лунную ночь и этого белого шелкового блеска березовых стволов в его глубине...» («Натали». VI, 139). «И сто­ял и не гас за чернотой низкого леса зеленоватый полусвет, слабо отражавшийся в плоско белеющей воде вдали, резко, сельдереем, пахли росистые прибрежные растения, таинствен­но, просительно ныли невидимые комары...» («Руся». VI, 43).
В рассказе “Темные аллеи” из книги с одноименным названием описывается случайная встреча героя с женщиной, которую он любил в молодости, а потом бросил и как бы вычеркнул из своей жизни. Увидев постаревшую, но все еще красивую Надежду на почтовой станции большой тульской дороги, куда привела его через много лет жизнь (судьба, случай...), он вдруг понимает, что в ней “... потерял ... самое дорогое, что имел в жизни” (Бунин, V, 254): пусть поздно, но открывается “запечатанная ваза” его души, метафорой которой становятся в рассказе “темные аллеи” — слова из стихотворения Н. Огарева, когда-то читанного героем Надежде. “Все проходит, да не все забывается”, — многозначительно говорит героиня своему былому возлюбленному (там же). И этот же образ “темных аллей” обретает, как известно, значение универсального бунинского символа в контексте всей его книги.
Странная связь любви и смерти постоянно подчеркивается Буниным,
и поэтому не случайно название сборника «Темные аллеи» здесь вовсе не
значит «тенистые» – это темные, трагические, запутанные лабиринты любви.
Всякая настоящая любовь – великое счастье, даже если она
завершается разлукой, гибелью, трагедией. К такому выводу, пусть поздно, но приходят многие бунинские герои, потерявшие, проглядевшие или сами
разрушившие свою любовь. В этом позднем раскаянии, позднем духовном
воскрешении, просветление героев таится та всеочищающая мелодия, которая говорит и о несовершенстве людей,
не научившихся еще жить, распознавать и дорожить настоящими чувствами, и о несовершенстве самой жизни, социальных условий, окружающей среды,
обстоятельств, которые нередко препятствуют истинно человеческим
взаимоотношениям, а главное – о тех высоких эмоциях, которые оставляют
немеркнущий след духовной красоты, щедрости, преданности и чистоты.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет