ПЕРЕВОД – ВАЖНАЯ ЧАСТЬ МОЕЙ ЖИЗНИ

Абай институтының хабаршысы. №6 (12), 2011

81

подаватель  Литвиненко.  Так  вот,  я  неожиданно 

сразу  стал  хорошим  письменным  переводчиком. 

Вообще я был круглым отличником – и в школе, 

и в институте. Английскому языку меня дополни-

тельно  учили  частные  преподаватели,  так  что  я 

прилично  знал  анг лийский  и,  видимо,  прилично 

русский. И у меня стали неплохо получаться пись-

менные переводы.

Закончив  в 1951 году  военный  институт,  я 

был  оставлен  преподавать  там  же,  но  на  другом 

факультете – переводческом. Я сразу же попал в 

препода ватели перевода. Я преподавал не только 

общий перевод, но и военный пере вод – я очень 

неплохо знал военную лексику.

– У вас был военный опыт в этом деле?

– Нет, на войне я не работал с языком. Я окон-

чил артиллерийское учили ще и никакого отноше-

ния к переводчикам тогда не имел.

На переводческом факультете я стал работать 

под руководством Я.И. Рецкера. В это время ника-

ких теорий и теоретиков перевода у нас не было. 

А  был  Яков  Иосифович  Рецкер,  который  время 

от  времени  сочинял  так  на зываемые  разработки 

–  что-то  вроде  небольших  тематических  посо-

бий по переводу, которыми пользовались и другие 

преподаватели. Например, «Пе ревод абсолютных 

конструкций». Причем он с написанием разрабо-

ток часто не успевал. Была такая Анжелика Яков-

левна Дворкина, которая все время ходила за ним 

и говорила: «Яков Осипович, сдавайте разработ-

ку!» В итоге он ей что-то давал.

Заведующим кафедрой был опытный перевод-

чик Борис Григорьевич Рубальский, там же рабо-

тали  Валентин  Кузнецов,  Александр  Швейцер  и 

дру гие  высококвалифицированные  переводчики. 

Яков Иосифович Рецкер в это время никак не мог 

закончить  свою  кандидатскую  диссертацию,  по-

тому что он все время к ней что-то дописывал. И 

пока Рубальский не отобрал у него работу, он про-

должал говорить, что она еще не полностью гото-

ва. Но, во всяком случае, он защитил диссертацию 

по абсолютным конструкциям.

Потом я тоже начал писать разработки по не-

которым вопросам, о которых не писал Я.И. Рец-

кер. Я преподавал письменный перевод, и у меня 

получа лось неплохо.

– Вы как-то говорили, что «все мы вышли из 

Рецкера». Вы считаете его сво им учителем?

– Яков Иосифович Рецкер не был моим учи-

телем. Я никогда не учился у него. Но дело в том, 

что раньше бытовало мнение – да и сейчас многие 

так  считают, – что  переводчиком  надо  родиться, 

что никакой закономерности в работе переводчи-

ка  быть  не  может  и  что  каждый  переводчик  по-

своему  решает  каждую  проблему.  Я.И.  Рецкер 

первым  показал,  что  в  переводе  есть  закономер-

ные соответствия.

– Кто же был вашим учителем в переводе?

–  Пожалуй,  мои  коллеги.  Я  много  работал  с 

Александром  Швейцером,  Юрием  Денисенко, 

Валентином Кузнецовым. Если я что-то у кого-то 

взял  в  профессиональном  отношении,  это  было 

при  совместной  работе.  Но  отдельно  учителя  в 

области перевода я не могу назвать. Меня никогда 

никто не учил. И это не укладывается ни в какие 

теоретические рамки. Почему вдруг я стал пере-

водчиком – причем,  прежде  всего,  синхронным 

переводчиком,  и  вроде  бы  неплохим?  Не  знаю, 

почему.

– А как вы приобщились к синхронному пере-

воду?

–  В  Москве  в 1952 или 1953 году  проводил-

ся конгресс китобоев. На этом конгрессе работа-

ли наши синхронисты, которые уже имели опыт: 

Саша Швейцер, Валя Кузнецов и Володя Криво-

щеков  (его  сестра,  Светлана  Шев цова,  работала 

на той же кафедре, что и я). Они пригласили меня 

в  качест ве  письменного  переводчика – там  надо 

было,  помимо  синхрона,  переводить  еще  целый 

ряд документов. И вот как-то во время заседания, 

которое  син хронно  переводил  Володя  Кривоще-

ков,  в  кабине  рядом  с  ним  сидел  я.  Уже  не  пом-

ню, почему: то ли меня это заинтересовало, то ли 

я  записывал  преци зионные  слова,  помогая  ему. 

Он вдруг сказал: «А отчего бы тебе не попробо-

вать? Возьми следующее выступление!». И надел 

на меня свои наушники. Я начал переводить син-

хронно.

– Сразу?

–  Сразу.  И  сразу  получилось  неплохо.  Я  не 

терялся  при  очень  быстром  темпе  оратора,  умел 

«вцепиться» в него и переводить все полностью в 

таком же темпе. Вот с тех пор я стал синхронитъ.

На  том  конгрессе  запомнился  забавный  слу-

чай.  Один  из  наших  коллег  пе реводил  беседу 

какого-то  специалиста  и  через  все  фойе  (а  про-

ходил конгресс в гостинице «Советская») кричал 

нам: «Ребят, а как будет по-английски шея?». Мы 

смеялись и долго эту «шею» вспоминали.

В 1950-е  годы  военный  институт,  где  я  ра-

ботал,  был  ликвидирован,  пото му  что  он  носил 

какой-то  половинчатый  характер:  с  одной  сто-

Абай институтының хабаршысы.  №6 (12), 2011

82

роны,  это  бы ло  военное  учебное  заведение,  а  с 

другой – гуманитарное. Как говорил один из на-

чальников курса, «с этими занятиями и строевую 

подготовку не прове дешь как следует». Начальни-

ки  менялись,  и  в  зависимости  от  этого  ударение 

падало  то  на  гуманитарные  дисциплины,  то  на 

военную подготовку – вплоть до того, что, когда 

начальником  института  стал  генерал-полковник 

Козин, он устроил полосу препятствий... ты зна-

ешь, что это такое?

– Дорога с траншеями, барьерами...

–  Вот-вот.  Так  он  приказал  всему  преподава-

тельскому составу перед нача лом занятий прохо-

дить эту полосу.

После закрытия военного института я пошел 

работать  редактором  в  спе циально  организован-

ное Бюро военно-технического перевода. Началь-

ником там стал В.М. Кузнецов, и при нем вошли 

в  состав  редакторов  А.Д.  Швей цер,  Н.Н.  Левин-

ский (был у нас такой опытный преподаватель) и 

я, потому что мне было больше некуда деваться. 

Меня, правда, приглашали в МИД, но приглашал 

руководитель подразделения, а отдел кадров меня 

не  пропустил.  Это  позже  я  получил  грамоту  от 

МИДа – но то были уже другие времена.

В этом Бюро военно-технического перевода я 

работал  и  редактором,  и  пе реводчиком  одновре-

менно.  Тогда  редакторам  разрешали  самим  осу-

ществлять  переводы.  Я  перевожу – Левинский 

меня редактирует; он переводит – я его редакти-

рую. Это было удобно, поскольку мы друг другу 

доверяли. Но однаж ды мне пришлось редактиро-

вать такой плохой перевод, что я рассердился. Пе-

ревод был сделан одним «уважаемым человеком», 

как  говорится.  И  я  ушел.  Ушел  из  этого  бюро  в 

никуда. Это было в 1957 году, в год Всемирно го 

фестиваля молодежи и студентов в Москве.

Я пошел туда работать. Кстати, руководителем 

всех  переводчиков,  обслу живающих  фестиваль, 

был  Гелий  Васильевич  Чернов.  На  синхрон  он 

меня не взял – он меня тогда не знал совсем, а я 

работал там в роли сопровожда ющего, или линей-

ного переводчика.

– Вилен Наумович, ведь синхронный перевод 

был  внедрен  впервые  в 1946 го ду  на  Нюрнберг-

ском  процессе.  И  в  нашей  стране  его  стали  вне-

дрять сразу по сле этого?

– Да. Все делегации Советского Союза стали 

ездить  на  международные  конгрессы  со  своими 

синхронными  переводчиками.  Без  этого  нельзя 

было провести ни одно международное мероприя-

тие – ни в нашей стране, ни на выезде за рубеж.

Но я не был за рубежом до сорокалетнего воз-

раста. В 1964 году я впервые в качестве синхрон-

ного  переводчика  выехал  в  Финляндию.  И  с  тех 

пор  два-три  раза  в  год  выезжал  на  работу  син-

хронным переводчиком, да и в стране тоже рабо-

тал достаточно часто.

– А что вы стали делать после фестиваля мо-

ло дежи?

–  Потом  были  сплошные  случайности.  В 

моей  судьбе  большую  роль  сыг рала  Зоя  Васи-

льевна Зарубина, которой я очень многим обязан. 

Уже не по мню, как пересеклись наши пути с Зоей 

Васильевной, но во всяком случае она меня знала 

как синхрониста. И это повлияло на мою судьбу 

очень реши тельным образом.

Когда  закончился  фестиваль 1957 года,  я 

остался  без  работы.  Это  продол жалось  месяца 

два. Потом мне вдруг звонят и приглашают пре-

подавать – правда, на условиях почасовой оплаты 

–  в  МОПИ  (Московский  областной  педагогиче-

ский  институт).  Там  на  вечернем  отделении  ра-

ботал какой-то сла бый преподаватель, и студенты 

взбунтовались и потребовали его замены. А кто-

то в этом институте меня знал, и мне позвонили, 

пригласили работать.

Я  стал  там  работать,  а  одновременно  зара-

батывал  переводами,  которые  брал  в  том  самом 

Бюро  военно-технического  перевода.  Там  в  это 

время  шли  очень  крупные  заказы,  и  платили  по 

80 рублей за авторский лист, что тогда считалось 

очень хорошим гонораром.

–  Да,  это  и  значительно  позднее  считалось 

вполне приличной ставкой. Вы пе чатали сами?

–  Я  диктовал  переводы  машинистке.  У  меня 

была очень хорошая маши нистка, которая не да-

вала мне ни минуты на размышление, и поэтому 

поне воле я стал очень быстро переводить на язык.

И  опять  звонок:  очередной  бунт  обучаемых, 

на этот раз в Военно-полити ческой академии. Там 

организовали  курсы  повышения  квалификации 

пере водчиков,  куда  приезжали  очень  прилично 

знающие язык люди из разных республик страны, 

и один из преподавателей оказался не на высоте. 

Опять-таки  совершенно  случайно  об  этом  узна-

ла  одна  из  моих  бывших  коллег,  по звонила  мне, 

спросила  мое  согласие,  и  меня  пригласил  завка-

федрой.  Я  по шел  работать  в  эту  Академию.  Это 

было в 1960 году, и я в Академии работал на кур-

сах переводчиков до 1966 года.

Абай институтының хабаршысы. №6 (12), 2011

83

К  этому  времени  восстановили  Военный  ин-

ститут иностранных языков, и курсы повышения 

квалификации  переводчиков  перевели  туда.  А 

меня пере вели на полставки, и я остался обучать 

основной состав Академии. В то же время я защи-

тил  кандидатскую  диссертацию  по  антонимии  в 

английском языке и опубликовал словарь англий-

ских антонимов.

Но  мне  было  страшно  скучно.  Я  преподавал 

все: и грамматику, и лексику, и фонетику. Я был 

всесторонним специалистом, но начальные этапы 

обуче ния всегда были скучны для меня, я любил 

обучать старшие курсы. А у ме ня был приятель – 

Крутиков Юрий Алексеевич.

– Это не автор упражнений по грамматике?

– Да, это его книга (в свое время он тоже рабо-

тал в ВИИЯ). Он пригла сил меня работать к нему 

на  кафедру  грамматики  в  Институте  иностран-

ных языков имени Мориса Тореза, хотел передать 

мне  все  вечернее  отделение.  Я  стал  оформлять-

ся  к  нему  на  кафедру,  но  меня  не  взяли.  Декан 

факульте та английского языка заявила, что у меня 

нет работ по грамматике (а у меня тогда уже были 

десятки работ по переводу и семантике). Я захо-

дил на кафе дру к Крутикову, но он только разво-

дил руками.

И вот я иду по коридору, встречаю Зою Васи-

льевну Зарубину. Она мне: «Вы что здесь делае-

те?»  Я говорю:  да  вот,  хотел  поступить  на  рабо-

ту, но ме ня не берут. Она: «Идемте ко мне!» – и 

пригласила на Курсы переводчиков ООН. Правда, 

предупредила: «Имейте в виду, что нас могут за-

крыть  в  буду щем  году».  Но,  слава  богу,  долгие 

годы никто эти курсы не закрывал.

Пожалуй, самое приятное и самое интересное 

в моей жизни – это препо давание на Курсах пере-

водчиков  ООН.  Там  мне  приходилось  разраба-

тывать различные учебные программы, и у меня 

осталось много разработок по от дельным вопро-

сам перевода. Я сейчас хочу, используя их, напи-

сать книгу по частной теории перевода.

Интереснейшая  была  работа.  Слушатели  по-

казывали чудеса в учебе – вот что значит люди хо-

тели поехать в ООН. Они говорили, что на Курсах 

полу чали больше знаний, чем за пять лет в инсти-

туте.

– А срок обучения составлял один год?

–  Да,  только  один  год.  Каждый  год  из  Нью-

Йорка приезжала комиссия принимать у них вы-

пускной  экзамен.  Она  привозила  экзаменацион-

ные ма териалы и затем проводила собеседование. 

Это  были  ответственные  чинов ники  ООН.  Эти 

экзамены  и  собеседования  многому  меня  научи-

ли, так как это были очень опытные люди, кото-

рые  быстро  разбирались  в  кандидатах.  Но  наши 

слушатели были подготовлены тоже прилично. А 

мы  устраивали  для  них  культурную  программу. 

Никогда в жизни я не был столько раз, ска жем, в 

Большом театре, как в этот период.

Кстати, в то время каждый Генеральный секре-

тарь ООН обязательно при езжал к нам на Курсы: 

и Вальдхайм, и Перес де Куэльяр. Они выступали 

пе ред переводчиками, и я каждый раз держал от-

ветную речь.

Курсами руководила Зоя Васильевна. Каждый 

год ей надо было направ лять в ООН отчет о рабо-

те Курсов. Она этот отчет диктовала на машинку. 

Позднее директором Курсов стал Юрий Степано-

вич Жемчужников, а я – его замом.

Система была такая: каждый выпускник Кур-

сов  работал  переводчиком  ООН  не  больше  пяти 

лет.  По  истечении  пяти  лет  он  должен  был  вер-

нуться в страну, чтобы не отрываться от советской 

власти. Можно было через пару лет вторично по-

ехать, но это удавалось не всем.

Э.А. Шеварднадзе эту систему ликвидировал. 

Так он лишил нашу страну тех ста тысяч долла-

ров в год, которые ООН выделяла на подготов ку 

русских переводчиков. А как только была закрыта 

система ротации, переводчики, уже работавшие в 

ООН, сразу же подписали пожиз ненные договора, 

и Курсы стали не нужны. Их закрыли.

– Вилен Наумович, вы упомянули тему своей 

кандидатской  диссертации – антонимы  англий-

ского языка, а докторская была, конечно, по тео-

рии перевода?

–  Конечно. «Лингвистические  основы  пере-

вода».  Официальными  оппонентами  моей  док-

торской  диссертации  были  Леонид  Степано вич 

Бархударов, Рюрик Миньяр-Белоручев и скончав-

шийся в этом году Владимир Григорье вич Гак.

– Вы читали лекции за рубежом?

–  Я  получил  премию  (грант)  из  фонда  Фул-

брайта по обмену учеными раз ных стран. Препо-

давал в Мэрилендском университете, выступал в 

Нью-Йоркском  университете.  Получил  пригла-

шение в Гарвард, а также в Индиа ну – там тоже 

существует  специальная  школа  переводчиков. 

Выступал и в Организации Объединенных Наций 

перед нашими и не нашими переводчи ками, рас-

сказывал им о Курсах. Довольно интересно было.

Абай институтының хабаршысы.  №6 (12), 2011

84

– Вилен Наумович, как бы вы оценили совре-

менное состояние науки о переводе?

–  На  это  я  могу  ответить  только  своей  кни-

гой  «Современное  переводоведение»,  в  которой 

четыре  части:  по  общей  теории  перевода,  по 

лингвистиче ским  основам  перевода,  о  развитии 

теории перевода за рубежом и по мето дике препо-

давания перевода.

В  чем  слабость  современной  теории  перево-

да?  Мы  не  знаем,  как  подсту питься  к  интуиции 

переводчика.  Мы  уже  знаем,  что  такое  перевод, 

мы  зна ем,  как  его  описывать  и  как  преподавать, 

но мы очень мало знаем о том, что действитель-

но творится в мозгу переводчика. Хотя немецкие 

исследователи заложили основы эксперименталь-

ного исследования так называемым мето дом «ду-

май  вслух».  Кое-что  удалось  узнать,  но  все-таки 

творческая, интуи тивная часть перевода остается 

черным ящиком. Появилась психолингвисти ка, но 

полностью мы не знаем – что, почему и как.

Что касается лингвистической теории перево-

да,  то  общую  теорию  перевода  мы  уже  создали. 

Частная теория перевода по многим языкам еще 

не создана – даже по английскому, который более 

или менее прилично изучен.

– Что вы могли бы сказать начинающим пере-

водчикам?

– Они правильно выбрали специальность. Это 

ты  сам  прекрасно  знаешь.  Какой-то  физик – ка-

жется,  Ландау,  но  я  не  уверен – сказал:  наука – 

это  способ  удовлетворять  любопытство  ученого 

за  казенный  счет.  Так  вот,  пере вод – это  способ 

увидеть  мир  за  казенный  счет.  Я  был  в  двадца-

ти  пяти  стра нах  дальнего  зарубежья  и  в  десятке 

стран  нынешнего  ближнего  зарубежья.  То  есть 

моя  профессия  дала  мне  возможность,  наряду  с 

работой преподавателя и исследователя, объехать 

чуть  ли  не  весь  мир,  включая  и  многие  страны 

не английского  языка.  Я  был  и  в  Эфиопии,  и  на 

Мадагаскаре, и на Филиппи нах – в самых разных 

странах.

Итак,  вы  неплохо  выбрали  специальность. 

Практически все переводчики пережили переход 

от социализма к капитализму, потому что капита-

листам тоже нужны переводчики – правда, не по 

всем языкам в той же мере, как раньше. Англий-

ский язык оказался в лучшем положении.

Но все это при одном условии: надо быть про-

фессионалом-мастером.  Иначе  тебя  никуда  не 

возьмут и не пошлют.

–  А  вот  это  как  раз  не  все  понимают,  Вилен 

Наумович. Многие думают, что для успешной ка-

рьеры  нужно  покровительство,  связи  и  тому  по-

добное.

– Где-то нужная связь, может быть, и поможет. 

Но на серьезных конфе ренциях без профессиона-

лизма  не  получится.  Если  коллеги  не  смогут  на 

те бя положиться, то они не захотят с тобой рабо-

тать, и в следующий раз тебя никто не пригласит в 

команду. Ведь в работе синхронистов очень важно 

быть уверенным в высокой квалификации коллег.

–  Вы  сказали,  что  переводчики  английского 

языка оказались в лучшем поло жении. Но ведь в 

чем-то им и сложнее. Многие наши клиенты худо-

бедно вла деют английским, и некоторые позволя-

ют себе некомпетентно поправить пере водчика, а 

то и унизить.

–  Этого  со  мной  не  случалось,  хотя  были 

очень неприятные вещи. Не сколько лет тому на-

зад,  когда  я  еще  синхронил,  я  работал  на  Саха-

ровских чтениях. Выступал один наш известный 

физик.  Он  говорил  по-русски.  Перед  ним  лежал 

письменный перевод на английский язык, сделан-

ный неизвестно кем и неизвестно как. Он следил 

за моим синхронным переводом и как толь ко за-

мечал какое-то различие между тем, что говорил 

я,  и  тем,  что  написа но  в  его  бумажке,  поднимал 

крик. Представляешь, как это неприятно!

А  еще  был  такой  случай.  Проводилось  сове-

щание  представителей  компар тий  разных  стран. 

Руководил  совещанием  один  из  секретарей  ЦК 

КПСС – не  буду  называть  его  фамилию.  Обсуж-

дался проект резолюции. Как всегда бывает, никто 

не  подумал  о  том,  что  в  кабины  надо  дать  текст 

поправок в этот проект. Ведущий читает поправ-

ку, а делегаты следят по синхронному переводу за 

ее содержанием. Кроме этого, перед ними лежит 

письменный перевод этой поправки. Полного со-

ответствия между устным и письменным перево-

дом, конечно, нет. Поднимает руку американец и 

говорит: «Товарищ  председатель,  перевод,  кото-

рый  я  слышу  в  моих  наушниках,  стилистически 

не вполне совпадает с текстом».

И  вот  этот  секретарь  ничего  лучшего  не  на-

шел, как сказать: «Уберите из будки этого полити-

ческого диверсанта!» Политическим диверсантом 

оказал ся человек, которого мы все знали как одно-

го из лучших синхронистов и видного лингвиста. 

Шестерки, конечно, кинулись вытаскивать его из 

каби ны.  Представляешь,  как  он  себя  чувствовал 

в  этот  момент?  Слава  богу,  ни каких  оргвыводов 

сделано не было.

Абай институтының хабаршысы. №6 (12), 2011

85

А  бывало,  некоторые  деятели  пытались  сва-

лить на переводчиков свои соб ственные ошибки. 

Это  случилось  с  Б.Г.  Рубальским.  Он  переводил 

синхрон но межпарламентскую конференцию, по-

моему,  в  Белграде.  В  одном  из  документов  речь 

шла о планировании семьи. В то время у нас это-

го  не  при знавали,  считали  неомальтузианством. 

А английский термин family planning полагалось 

переводить как «ограничение рождаемости».

Ну, как работают такие конференции, ты зна-

ешь:  заседают  по  секциям,  потом  собираются 

на пленарное заседание и голосуют за принятые 

секциями  решения.  Решений  бывает  несколько 

десятков, и в какой-то момент никто уже не сооб-

ражает, за что он голосует. Когда обсуждали пункт 

о необходимости планирования семьи, наша деле-

гация дружно проголосовала «за».

А когда они сюда приехали, их спросили: «Как 

же так? Политика государ ства – против планиро-

вания семьи, а вы – за?». Тогда они ничтоже сум-

няшеся заявили: «А это переводчик нас сбил. Он 

перевел так, что мы не поня ли, о чем идет речь». 

Но  оказалось,  что  Борис  Григорьевич  перевел 

family planning именно так, как тогда требовалось. 

Попытка обвинить переводчика не прошла.

–  Запомнилась  ли  вам  особо  какая-нибудь 

ваша ошибка или неловкая ситуация?

– На медицинской конференции, посвященной 

полиомиелиту, китайский делегат говорил на бле-

стящем  английском  языке,  за  исключением  того, 

что он глотал конечные слоги. Например, вместо 

аntibodies  он  говорил «antibo». Вначале  я  пони-

мал,  что  он  хочет  сказать,  и  переводил «antibo» 

как «антите ла». Но в конце – то ли я подустал, то 

ли  он  меня  достал, – когда  он  гово рил «antibo», 

я переводил «антите». Аудитория не реагировала, 

но мои кол леги потом очень долго смеялись.

– Это вы намеренно так сказали?

– Нет, непроизвольно. Я просто устал.

А однажды по линии Советского комитета за-

щиты мира я ездил в Буда пешт с Александром Ев-

докимовичем Корнейчуком. Он писатель, и, кро-

ме того, в это время он был Председателем Вер-

ховного  совета  Украины,  а  так же  заместителем 

Ромеша Чандры – президента Всемирного Совета 

мира. Все жаловался, что из моего имени Вилен 

он  никак  не  может  сделать  украинскую  форму: 

«Вот Михаил сидит – он Мишко, Григорий – я его 

называю Гриш кой, с тобой что я могу сделать?»

Так вот, мы с ним сидели в зале рядом. Пере-

вод, в том числе и на русский язык, осуществля-

ла  венгерская  команда  синхронистов.  Вдруг  он 

встрепенул ся,  поднял  руку,  остановил  сессию  и 

сказал: «Товарищ председатель! Совер шенно не-

возможный  русский  перевод!  Я  ничего  не  пони-

маю». И обратился ко мне: «Будьте добры, пойди-

те  смените  переводчика,  чтобы  я  мог  следить  за 

ходом заседания».

Что мне оставалось делать? Я пошел и сменил 

бедного переводчика, кото рого вытащили из каби-

ны посреди работы. А потом минут десять изви-

нялся перед коллегами-венграми, но тем не менее 

они до конца совещания со мной не разговарива-

ли. Мне было очень неприятно.

Вообще-то говоря, надо бы проводить специ-

альный  инструктаж  ораторов,  выступающих  на 

конференциях под перевод. За все время моей ра-

боты  син хронистом – а  синхронистом  я  работал 

лет до семидесяти пяти, вот только несколько лет 

назад  перестал – лишь  однажды  один  из  членов 

нашей делегации пришел к нам в кабину и сказал: 

«Ребята, я собираюсь схохмить. Если вы переве-

дете мою шутку, я ее расскажу, а если не сможете 

– то не буду».

Это  был  единственный  раз,  когда  пришел 

человек,  который  понял,  что  ес ли  его  не  пере-

ведут  как  следует,  то  все  его  остроумие,  вся  его 

мудрость прой дут даром. Шутка была стихотвор-

ным каламбуром.

– И что вы ему ответили – что не переведете?

– Нет, что переведем. Подумали и перевели.

Еще нередко бывает, что какому-нибудь специ-

алисту отводится для выступления десять минут, в 

то время как он подготовил доклад, рассчитан ный 

на полчаса. И вместо того, чтобы изложить основ-

ное,  оратор  пытается  проговорить  за  эти  десять 

минут весь свой получасовой доклад. Он не пони-

мает, что создает невыносимые условия для пере-

водчиков, а его выступление теряет всякий смысл, 

потому  что  восприятие  выступления  иноязычной 

ауди торией всецело зависит от переводчика.

– Расскажите еще какой-нибудь забавный слу-

чаи из вашей практики перевода.

– Очень забавно было у нас в Швеции. Мы с 

Сашей  Швейцером  сидели  в  кабине.  Индийский 

делегат  сначала  выступал  по-английски – мы, 

конечно,  его  переводили – и  вдруг  заговорил  на 

санскрите. Все переводчики замолча ли. А ты же 

знаешь, что, когда переводчик умолкает, все обо-

рачиваются к будкам посмотреть, жив ли он: все 

время шел перевод, и вдруг – молчание. Сразу в 

кабину  побежали  шестерки  (на  каждой  конфе-

ренции есть такие «де ятели»). Открывают дверь: 

Абай институтының хабаршысы.  №6 (12), 2011

86

«Почему молчите?» Мы говорим: «Так санскрит 

же!» – «Ну и что ж, что санскрит! Надо перево-

дить!» – «Так ведь мертвый же язык». – «Как же 

мертвый, когда он на нем говорит!».

Правда,  оратор  понимал  ситуацию.  Прогово-

рив несколько фраз на сан скрите, он сказал: «Ну, 

теперь для тех из вас, кто уже успел позабыть сан-

скрит, я скажу то же самое по-английски».

Беда в том, что не все считают нужным учить-

ся  переводу,  а  думают,  что  для  этого  достаточно 

просто знать язык.

Да,  удивительная  вещь.  Вот  сейчас  есть  вся-

кие  коммерческие  институ ты,  которые  выдают 

диплом,  где  написана  тройная  специальность: 

«линг вист,  переводчик,  преподаватель  англий-

ского языка», хотя никаких основа ний работать в 

этих качествах у выпускника нет. А на некоторых 

филологических факультетах дают большое чис-

ло часов по филологии и ут верждают, что это ав-

томатически готовит из студентов переводчиков.

И хотя моя собственная карьера вроде бы про-

тиворечит  этому,  переводу  надо  учить  особо – в 

этом я убежден.

В каждом деле бывают свои самоучки и само-

родки.

Да, но плохо, когда каждый начинает считать 

себя самородком.

– Ну, а правы ли те переводчики, кто считает, 

что  этой  профессии  в  наше  время  недостаточно, 

а надо дополнительно приобретать еще какую-то 

профес сию – юриста,  менеджера  и  тому  подоб-

ное?

Это индивидуально. Вообще говоря, конечно, 

неплохо, если, помимо профессиональных знаний 

переводчика,  человек  разбирается  и  в  каких-то 

других профессиях. Но ты сам прекрасно знаешь, 

что мы работаем в любых областях. Мне прихо-

дилось работать на конференциях и по медицине 

(кста ти, очень сложных), и по химии, и по физике 

и так далее. Профессиональ ный переводчик, если 

ему  дают  возможность  подготовиться  к  работе, 

прекрасно справляется с очень сложными пробле-

мами.

В  заключение  мне  хотелось  бы  сказать,  что 

работа  переводчика  приносит  большое  удовлет-

ворение,  и  не  случайно  я  продолжал  заниматься 

практичес ким  переводом,  уже  будучи  профессо-

ром и доктором наук. Это составляло очень важ-

ную часть моей жизни.

жүктеу/скачать 1,08 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: