Агата Кристи Большая четверка. Смерть лорда Эджвера. Убийство в Месопотамии Большая Четверка Глава 1 Нежданный гость
жүктеу/скачать 3,28 Mb.
|
| Глава 14
Пять вопросов – Почему вы спрашивали мисс Кэррол, не собирался ли лорд Эджвер жениться в третий раз? – спросил я не без любопытства, когда мы ехали домой. – В какой-то момент, мой друг, такое предположение показалось мне вполне вероятным. – Почему? – Я не знаю, чем объяснить volte-face52 убеждений лорда Эджвера относительно развода. Что-то здесь нечисто, друг мой. – Да, – сказал я, – вы наверняка правы. – Смотрите, Гастингс. Лорд Эджвер подтвердил все, что сообщила нам его жена. Она действительно посылала к нему всевозможных адвокатов, но он был непоколебим. А потом вдруг согласился! – Или говорит, что согласился, – напомнил ему я. – Совершенно верно, Гастингс! Вы очень точно заметили. Или говорит, что согласился. У нас нет доказательств, что он написал то письмо. Допустим, мсье лжет. По неизвестной пока причине вводит нас в заблуждение. Но если представить, что он его написал, то тогда напрашивается вывод, что у него появилась причина это сделать. А каким здесь может быть простейший вывод? Конечно, тот, что он встретил женщину, на которой захотел жениться. Возможно, в этом кроется причина его неожиданного согласия. Так что мисс Кэррол я спрашивал неспроста. – Мисс Кэррол отвергла эту идею категорически, – сказал я. – Да. Мисс Кэррол… – задумчиво проговорил Пуаро. – Что вы хотите сказать? – раздраженно спросил я. Пуаро считает, что сомнение лучше и понятнее всего выражает новая интонация. – Какая у нее могла быть причина лгать нам? – Aucune, aucune53. Но, знаете, по-моему, ей нельзя особенно доверять. – Вы думаете, она лжет? Но почему? Мне кажется, она человек прямой. – В том-то и дело. Иногда трудно бывает отличить заведомую ложь от заведомой неточности. – Что вы имеете в виду? – Обмануть намеренно – это одно. Но быть настолько уверенной в правоте своих идей и фактов, что не замечать деталей, – это, мой друг, черта очень честных людей. Заметьте, что однажды она уже солгала нам, сказав, что видела лицо Сильвии Уилкинсон, хотя она никак не могла его видеть! А объясняется это просто. Она смотрит вниз и видит в холле Сильвию Уилкинсон. Ей и в голову не приходит, что она может обознаться. Она знает, что это Сильвия Уилкинсон. Она говорит, что отчетливо видела ее лицо, потому что уверена в своей правоте, а следовательно, детали значения не имеют. Мы указываем ей, что она не могла видеть лица пришедшей женщины. В самом деле? А какое имеет значение, видела она ее лицо или нет, – ведь это была Сильвия Уилкинсон! И так с любым другим вопросом. Она знает. И отвечает, исходя из своего знания, а не из логики действительных фактов. К уверенному свидетелю нужно всегда относиться с подозрением, друг мой. Гораздо лучше полагаться на свидетеля, который не помнит точно, не уверен, роется в памяти: ага! вот как это было… – Пуаро! – взмолился я. – Вы опрокидываете все мои представления о свидетелях. – Она высмеяла мою идею о том, что лорд Эджвер вновь собирался жениться, только потому, что ей это никогда не приходило в голову. Она даже не дала себе труда вспомнить, было ли хоть что-нибудь, что могло бы указать на такую возможность. К сожалению, от нее мы ничего нового не узнали. – Она нимало не смутилась, когда вы сказали ей, что она не могла видеть лица Сильвии Уилкинсон, – вспомнил я. – Вот именно! Поэтому я и решил, что она не лжет, а заблуждается искренне. Я пока не вижу повода для намеренной лжи… если только… да, это идея! – Какая? – нетерпеливо спросил я. Но Пуаро лишь покачал головой. – Мне только сейчас пришло в голову… Но нет, это слишком неправдоподобно. И он замолчал. – По-моему, мисс Кэррол очень привязана к девушке. – Да. Она очень решительно вмешалась в наш разговор. Кстати, Гастингс, как вам понравилась достопочтенная мисс Адела Марш? – Мне жаль ее, по-настоящему жаль. – У вас доброе сердце, Гастингс, оно всегда готово посочувствовать грустным красавицам. – А какое у вас впечатление? – Конечно, она несчастна, – согласился Пуаро. – Надеюсь, вы понимаете, – взволнованно сказал я, – насколько бессмысленно предположение Сильвии Уилкинсон о том, что она… имеет отношение к убийству. – Ее алиби наверняка безупречно. Хотя Джепп мне еще не сообщил, какое оно. – Пуаро, неужели вы хотите сказать, что вам недостаточно было увидеть ее и поговорить с ней? Вам еще нужно алиби? – Eh bien, мой друг, а что мы вынесли из встречи с ней? Мы предполагаем, что ей нелегко жилось, она призналась, что ненавидела отца и что радуется его смерти, ее чрезвычайно волнует тот факт, что мы виделись с ее отцом за день до смерти, – и после этого вы говорите, что она не нуждается в алиби? – Да сама ее откровенность доказывает, что она невиновна! – стоял на своем я. – Откровенность, видимо, характерная черта всей семьи, – усмехнулся Пуаро. – С какой помпой открыл нам свои карты новый лорд Эджвер! – Да уж, – улыбнулся и я. – Он нашел оригинальный способ. – Как это у вас говорится – на ходу подошвы рвет? – Подметки, – исправил я. – У нас, наверное, был глупый вид. – Вот еще! Вы, может быть, и выглядели глупо, но я нет. Напротив, друг мой, я полностью контролировал происходящее, и мне удалось застать его врасплох. – Вы так думаете? – ехидно спросил я, поскольку считал, что ничего подобного не случилось. – Уверен! Я слушаю, слушаю, а потом задаю вопрос о совершенно постороннем предмете – и куда девается апломб храброго мсье? Вы не наблюдательны, Гастингс. – Мне показалось, что известие о смерти Карлотты Адамс вызвало у него неподдельный ужас. – Как знать… может быть, и неподдельный. – Интересно, почему он рассказывал о событиях того вечера с таким цинизмом? Считал, что это остроумно? – Возможно. У вас, англичан, вообще своеобразные представления о юморе. Но не исключено, что он делал это намеренно. Если факты скрывать, они вызовут удвоенное подозрение. Если о них громогласно сообщить, то им могут придать меньшее значение, чем они того заслуживают. – Например, его ссора с дядей? – Совершенно верно. Он знает, что о ней рано или поздно станет известно, и сам спешит оповестить нас о ней. – Он не так глуп, как кажется. – Он совсем неглуп! И когда дает себе труд раскинуть мозгами, они у него отлично работают. Он понимает, в каком очутился положении, и, как я уже сказал, спешит выложить свои карты. Вы играете в бридж, Гастингс. Скажите, в каком случае так поступают? – Вы сами играете в бридж, – усмехнулся я, – и знаете, что игрок поступает так, когда все взятки его и он хочет сэкономить время и скорей перейти к следующей раздаче. – Совершенно верно, друг мой. Но есть и другой случай, я несколько раз сталкивался с ним, особенно когда играл с дамами. Представьте себе, что дама открывает карты, говорит «все остальные мои», собирает карты и начинает снова сдавать. Возможно даже, что остальные игроки не увидят в этом никакого подвоха, особенно если они не слишком опытны. Чтобы разобраться, в чем подвох, нужно подумать, и не исключено, что посреди следующей раздачи кто-то из игроков сообразит: «Да, но ей обязательно пришлось бы убить четвертую бубну своего партнера, а значит, зайти с маленькой трефы. И в таком случае взятку сыграла бы моя девятка!» – Значит, вы думаете… – Я думаю, Гастингс, что чрезмерная бравада подозрительна. И еще я думаю, что нам пора ужинать. Une petite omelette, n'est-ce pas?54 А потом, часов в девять, мы нанесем еще один визит. – Куда? – Сначала – ужин, Гастингс. И пока нам не подадут кофе, мы даже думать не будем об этом деле. Когда человек ест, мозг должен служить желудку. И Пуаро сдержал свое слово. Мы отправились в маленький ресторанчик в Сохо, где его хорошо знали, и превосходно отужинали омлетом, камбалой, цыпленком и ромовой бабой, к которой Пуаро питал особую слабость. Когда мы приступили к кофе, Пуаро дружески улыбнулся мне. – Дорогой Гастингс, – сказал он. – Я завишу от вас гораздо больше, чем вы полагаете. Признаюсь, его неожиданные слова смутили и обрадовали меня. Он никогда не говорил мне ничего подобного прежде. Иногда, в глубине души, я чувствовал себя уязвленным, потому что он делал все, чтобы поставить под сомнение мои умственные способности. И хотя я был далек от мысли, что его собственные способности начали потихоньку угасать, мне вдруг пришло в голову, что моя помощь действительно нужна ему больше, чем ему казалось раньше. – Да, – мечтательно продолжал он, – вы сами не сознаете, как это получается, но вы все чаще и чаще подсказываете мне правильный путь. Я боялся верить своим ушам. – Ну что вы, Пуаро, – пробормотал я. – Мне очень лестно… Вероятно, я так или иначе научился чему-то от вас… Он отрицательно покачал головой. – Mais non, ce n'est pas ça55. Вы ничему не научились. – Как? – изумленно спросил я. – Не удивляйтесь. Все правильно. Никто ни у кого не должен учиться. Каждый человек должен развивать до предела свои возможности, а не копировать кого-то другого. Я не хочу, чтобы вы стали ухудшенным Пуаро. Я хочу, чтобы вы были непревзойденным Гастингсом! Впрочем, вы и есть непревзойденный Гастингс. Вы классически, совершенно нормальны. – Нормален? Надеюсь, что да, – сказал я. – Нет-нет, я о другом. Вы изумительно уравновешенны. Вы – само здравомыслие. Понимаете, что это для меня значит? Когда преступник замышляет преступление, он непременно хочет обмануть. Кого же? Некоего нормального человека, образ которого имеется у него в голове. Возможно, такого существа вовсе нет в природе, и это математическая абстракция. Но вы приближаетесь к ней настолько близко, насколько это возможно. Бывают моменты, когда на вас нисходит вдохновение, когда вы поднимаетесь выше нормального уровня, моменты – надеюсь, вы поймете меня правильно, – когда вы спускаетесь в самые таинственные глубины глупости, но в целом вы поразительно нормальны. В чем здесь моя выгода? Да в том, что в ваших мыслях я, как в зеркале, вижу то, во что преступник хочет заставить меня поверить. Это невероятно помогает мне и дает интереснейшие идеи. Не могу сказать, чтобы я хорошо его понял. Мне показалось, что в его словах было мало лестного. Но, как бы то ни было, он поспешил рассеять мои сомнения. – Я неудачно выразился, – быстро добавил он. – Вы обладаете способностью понимать ход мысли преступника, чего мне не дано. Вы показываете мне, какой реакции ждет от меня преступник. Такая проницательность – редкий дар. – Проницательность… – задумался я, – да, пожалуй, проницательность мне свойственна. Я взглянул на него через стол. Он курил одну из своих тонких сигарет и смотрел на меня чуть ли не с обожанием. – Милый Гастингс, – улыбнулся он. – Я вами восхищаюсь. Я был польщен, но сконфужен и решил поскорее перевести разговор на другую тему. – Итак, – деловито сказал я, – вернемся к нашему делу. – Согласен. – Пуаро откинул назад голову и, прищурив глаза, выпустил сигаретный дым. – Je me pose des questions56, – сказал он. – Да? – с готовностью подхватил я. – Вы, без сомнения, тоже? – Конечно, – ответил я и, так же как и он, прищурившись и откинув голову, спросил: – Кто убил лорда Эджвера? Пуаро немедленно открыл глаза, выпрямился и энергично затряс головой. – Нет-нет. Ничего подобного. Разве это вопрос? Вы же не читатель детективного романа, который подозревает по очереди всех героев, без разбора. Правда, однажды я и сам вынужден был так поступить. Но это был особый случай. Я вам о нем как-нибудь расскажу, потому что горжусь им. На чем мы остановились? – На вопросах, которые вы себе задаете, – сухо отозвался я. Меня так и подмывало сказать, что я необходим Пуаро исключительно как слушатель, перед которым он может хвастать, но я сдержался. Если ему захотелось порассуждать, пусть. – Очевидно, пришла пора их выслушать, – сказал я. Этой фразы было достаточно для его тщеславия. Он вновь откинулся на спинку кресла и с удовольствием начал: – Первый вопрос мы уже обсуждали. Почему лорд Эджвер изменил свои взгляды на развод? По этому поводу у меня возникло несколько идей. Одну из них вы знаете. Второй вопрос, который я себе задаю – Что случилось с тем письмом? Кто был заинтересован в том, чтобы лорд Эджвер и его жена оставались формально связанными друг с другом? Третий – Что означало выражение его лица, которое вы заметили, обернувшись вчера утром при выходе из библиотеки? У вас есть на это ответ, Гастингс? Я покачал головой. – Нет, я в полном недоумении. – Вы уверены, что вам не померещилось? Иногда, Гастингс, ваше воображение бывает un peu vif57. – Нет-нет, – энергично возразил я. – Я уверен, что не ошибся. – Bien58. В таком случае этот факт требует объяснения. А четвертый мой вопрос касается пенсне. Ни Сильвия Уилкинсон, ни Карлотта Адамс не носили очки. Что тогда эти очки делали в сумочке мисс Адамс? И, наконец, пятый вопрос. Кому и зачем понадобилось звонить в Чизвик Сильвии Уилкинсон? Вот, друг мой, вопросы, которые не дают мне покоя. Если бы я мог на них ответить, то чувствовал бы себя гораздо лучше. Если бы мне всего лишь удалось создать теорию, более или менее их объясняющую, мое amour propre59 успокоилось бы. – Есть еще и другие вопросы, – сказал я. – Какие именно? – Кто был инициатором розыгрыша? Где находилась Карлотта Адамс до и после десяти часов вечера? Кто такой Д., подаривший ей шкатулку? – Это слишком очевидные вопросы, – заявил Пуаро. – Им недостает тонкости. Это лишь то, чего мы не знаем. Это вопросы, касающиеся фактов. О них мы можем узнать в любой момент. Мои же вопросы, Гастингс, – психологического порядка. Маленькие серые клеточки… – Пуаро, – в отчаянии прервал его я, – вы говорили, что хотите нанести сегодня еще один визит? Пуаро взглянул на часы. – Вы правы, – сказал он. – Надо позвонить и спросить, удобно ли нам сейчас прийти. Он вышел и через несколько минут вернулся. – Пойдемте, – сказал он. – Все в порядке. – Куда мы направляемся? – спросил я. – В Чизвик, к сэру Монтегю Корнеру. Мне хочется побольше узнать о том телефонном звонке. жүктеу/скачать 3,28 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|