часть
начального
периода
процесса
присоединения территории Казахстана к Российской
империи, совпала со временем правления Екатерины II и
Александра I, для которых были присущи некоторые черты
«просвещенного»
правления.
Со
второй
половины
XVIII века, с приходом к власти Екатерины II, в политике
154
властей по отношению к исламу происходят существенные
изменения в сторону терпимости и лояльности. Именно при
ней российское государство стало приходить к пониманию
того, что важным условием политической стабильности и
устойчивости империи является терпимость к «инославным»
религиозным верованиям и культурным особенностям
различных групп ее населения, при соблюдении ими
политической лояльности к официальным властям и
установленного правопорядка.
Были предприняты меры, направленные на то, чтобы
сделать российскую государственную власть из
преследовательницы
«инославных»
верований
в
их
покровительницу и постепенно интегрировать их
представителей в соответствующие сословные структуры
империи. Так, по законам 1763 и 1776 годов мусульманским
купцам (прежде всего татарским) было разрешено создавать
коммерческие предприятия, а в казахских степях - целые
новые поселения мусульман [13, с.225]. И позже, в XIX веке,
на территории Казахстана начнут появляться стационарные
населенные пункты с татарскими названиями, а также с
татарским населением.
Нельзя исключать, что на проявление лояльности в
государственной политике по отношению к верующим
«инославных» конфессий в этот период, оказали некоторое
влияние идеи просвещенного абсолютизма. Личность
Екатерины II, ее проекты, высказывания по различным
общественно-политическим
вопросам,
заставляли
государственных лиц, если не прямо, то косвенно,
действовать, сообразуясь с симпатиями и антипатиями
императрицы. Так, примечателен следующий исторический
факт: получив от Синода жалобу на то, что в Казани строятся
мечети, Екатерина II дала ответ, который стал своего рода
образным выражением предложенной ею идеи
веротерпимости. А ответ ее заключался в том, что «как
всевышний бог на земле терпит все веры, языки и
исповедания», то и она из тех же правил, «сходствуя его
святой воле», поступает, желая только, чтобы между ее
подданными «всегда любовь и согласие царствовали»
155
[14, с.112-113]. Аналогичный подход к иноверующим
просматривается в «Наказе», составленном императрицей для
Уложенной комиссии. В.О. Ключевский по этому поводу
замечает: «Наказ признает весьма вредным пороком…
недозволение различных вер в столь разнородном
государстве, как Россия…» [15, с.80].
Таким образом, во второй половине XVIII века царским
правительством вырабатывается концепция веротерпимости
в отношении нехристианских народов. Более того, стала
прослеживаться
тенденция
оказания
государственной
поддержки мусульманским народам в делах веры, а в
отношениях с казахами это приобретает форму прямого
содействия распространению и укреплению среди них
ислама. Правда, в этом случае царской администрацией
больше преследовались политические цели по применению
оптимальных путей присоединения Казахстана к империи.
Данная политика непосредственно отразилась в отношениях
царских властей в основном с казахами Младшего и
Среднего жузов.
Стал поощряться процесс более «основательной»
исламизации казахов через направление государственных
средств
на
строительство
мечетей
и
подготовку
официального мусульманского духовенства для них, а также
миссионерской работы этого духовенства с ними. Наряду с
этим, первоначально посылка татарских мулл в Степь была
связана также с отсутствием там по-русски или по-татарски
грамотных людей, что препятствовало осуществлению
официальной переписки.
Было позволено мусульманскому духовенству свободно
строить мечети и духовные школы (медресе и мектебы) на
территории Казахстана, при этом даже отпускались для этого
казенные субсидии. Правительство предпринимает меры к
легализации и организации мусульманских институтов, при
этом оказывая для этого даже материальное содействие,
чтобы сделать их деятельность прозрачной и подконтрольной
и, по возможности, использовать в своей дальнейшей
Восточной политике.
156
В силу политических обстоятельств и стратегических
целей «высочайшей» грамотой Екатерины II от 25 февраля
1782 года «в изъявлении монаршей милости к киргиз-
кайсацкому народу», было поручено на границах,
прилегающих к казахским кочевьям, на удобных местах
строить мечети для богослужения. Данная политика
получила свое дальнейшее официальное подтверждение в
именном указе от 2 мая 1784 года в период учреждения
“Пограничного Суда” и особого управления для казахов, где
содержалось прежнее повеление о скорейшем окончании
постройки мечетей для “народов магометанского закона”
[15].
При рассмотрении данного вопроса нужно иметь в виду,
что приводимые исторические факты не должны создавать
впечатления, что ислам был насильно навязан казахам
российским
правительством
Екатерининской
эпохи.
Дальнейшее распространение и развитие мусульманства в
Казахстане в этот период являлось объективным процессом и
имело востребованность со стороны самого местного
населения. Это подтверждается многими историческими
фактами.
Так, Оренбургский генерал-губернатор О.А. Игельстром
в 1789 году докладывал Екатерине II, что как старшины, так
и большинство казахского населения достаточно привержены
мусульманству. Далее он пишет, что к нему обратились
Сырым Датов и ряд других старшин с просьбой построить
для них мечеть, для их же детей открыть мектеб и прислать
муллу для ведения обучающей деятельности. К тому же, он
сообщает об их пожелании получить через местную
администрацию возможное количество коранов. При этом, по
его словам, он раздал им имевшееся у него на тот момент
количество коранов, получил заказ еще на 100 экземпляров и
порекомендовал получать мусульманскую грамотность пока
в Сейтском посаде [16, с.124-125].
Показателен и следующий факт: при султане Арынгазы,
выбранного рядом казахских племен Младшего жуза в
начале XIX века ханом (без одобрения властей), стало
получать распространение и применение исламское право.
157
Так, при управлении народом он предложил вместо обычного
права ввести полностью нормы шариата и даже начал
применять их на практике. К примеру, за воровство начали
судить по шариату [16, с.362]. Здесь также можно говорить о
некотором навязывании мусульманства основной массе
казахов сверху, но в данном случае уже знатной и
политической «верхушкой» самого казахского общества. И
когда мы говорим о влиянии по рассматриваемому вопросу
царского правительства, то речь идет о влиянии извне, в то
время как активная деятельность по распространению ислама
«верхушки» самого казахского общества, это процесс,
происходивший внутри данного общества. Соответственно,
указываемый процесс имел в казахском обществе того
периода внутренние предпосылки, так как «верхушка»
казахского населения – это часть этого же социума.
Для вновь строящихся в екатерининскую эпоху мечетей
было указано приглашать “мулл из казанских ученых татар”.
В именном указе Екатерины II от 27 ноября 1785 года на имя
Оренбургского генерал-губернатора барона О.А.Игельстрома
указывалось, что “снабжение разных родов киргизских
муллами немалую пользу в делах наших принести может,
почему и старайтесь определить оных, истребовав из
Казанских татар”[17]. Муллам этим приказано было
определить денежное содержание и обнадежить “большим
награждением”.
С открытием в Степи в 1786 году по указу 3-го июня
расправ, также положено было назначить на каждую из них
особого муллу на жалованья от казны [18]. А в 1787 году
21 апреля вновь было повторено требование о снабжении
«киргиз потребным числом Казанских мулл» [19]. С конца
XVIII века начались стимулируемые и регулируемые
российскими властями миграции татарских и башкирских
мулл в казахскую степь. В основном это были татары
Казанской губернии и Сеитовского посада Оренбургской
губернии, башкиры из кантонов, территории которых
граничили с кочевьями казахских родов [20, с.156].
Определить более или менее точное количество мулл,
находившихся в этот период в Степи, практически
158
невозможно, так как, несмотря на указы Екатерины II,
губернское правление полностью не управляло этим
процессом, и выезд татарских и башкирских мулл в казахские
аулы становился хаотичным. Многие из них находились там
без разрешения администрации. К примеру, татарские муллы
самовольно проживали сроком более 35 лет в ставке Жанторе
хана, а впоследствии при хане Бокеевской Орды Бокее
Нуралиеве [20, с.157].
При мечетях и караван-сараях в городах Оренбурге и
Троицке было указано устроить, как “необходимую
принадлежность”, мусульманские школы (медресе) для
обучения казахских мальчиков “начаткам магометанского
закона”. Об этом говорилось в указе от 4 сентября 1785 года
[21]. Затем об этом же было повторено в том же году
27 ноября и, наконец, с настойчивостью 3-го июня 1786 года.
В новом указе от 12 ноября 1786 года на имя Оренбургского
наместника также упоминалось, что ”как предписано уже от
нас, устроить при мечетях школы, то и принять меры к
скорейшему введению там учения по правилам, заимствуя
оные из устава народным училищам в Российской
империи…” [22, с.126].
Лояльность российского государства по отношению к
исламу в этот период, в том числе и на территории
Казахстана, диктовалась, как уже отмечалось, наряду с
внутриполитическими и внешнеполитическими обстоятельствами,
также и стратегическими целями. Через «организованный»
ислам и с помощью подконтрольного духовенства власти
рассчитывали распространить свое политическое влияние
среди
кочевников-казахов,
что
способствовало
бы
постепенному их введению в состав многонационального
населения окраин империй.
Но лояльную политику Екатерины II к исламу нельзя
рассматривать только в узко колонизационном плане. Наряду
с этим, это была реальная религиозная политика
дальновидного правителя в условиях и обстоятельствах
формирующегося
огромного
многонационального
и
многоконфессионального государства. Это, в частности,
просматривается
в
уже
упоминавшемся
«Наказе»,
159
составленном императрицей для «Уложенной комиссии»,
где, по словам В.О. Ключевского, признавалось «весьма
вредным пороком…недозволение различных вер в столь
разнородном государстве, как Россия…» [23, с.80]. К тому же
в
своих
«Записках»
Екатерина
II
в
отношении
христианизации высказывается следующим образом: «Мир
необходим этой обширной империи; мы нуждаемся в
населении, а не в опустошениях; заставьте кишеть народом
нашим обширные пустыни, если это возможно; для
достижения этого не думаю, чтобы полезно было заставлять
наши нехристианские народности принимать нашу веру;
многоженство более полезно для умножения населения…»
[24, с.627].
Как следствие, в начале XIX века в приграничных
районах Степи стали появляться мечети, стало расти число
мусульманских священнослужителей, в том числе и из
представителей коренного населения, все больше верующих
стремилось совершить паломничество к святыням ислама.
Нужно отметить, что власти и в этом не строили в этот
период препятствий, а зачастую, даже оказывали содействие,
причины чего уже были оговорены [22, с.125].
Так, систематически и последовательно и на законной
основе, к концу XVIII века, при всемерном содействии
царского правительства, через татарское духовенство, стал
прививаться среди казахов ислам канонического характера.
Причем это осуществлялось через такие формы, которые в
последующем послужили основой для организационного
развития ислама в Казахстане. Надо заметить, что данная
политика властей в последующем значительно затруднила
предпринятые ими же меры по русификации и
христианизации коренного населения Казахстана. Одним из
особенностей истории ислама в Казахстане в период его
присоединения к Российской империи, было начало
активного, по сравнению с предыдущими периодами этой
истории, строительство мечетей. А строительство со
временем все большего количества мечетей в разных концах
территории проживания казахов, с «указными» муллами при
них, в свою очередь, создавало предпосылки и условия для
160
начала организационного развития мусульманства здесь уже
на его канонической основе.
В период XIX–начала XX веков ислам в Казахстане
получает значительное распространение и развитие. И
основные причины этого нельзя искать только в действиях
российской администрации в конце XVIII-начале XIX веков.
Ведь к середине XIX столетия царское правительство не
только отходит от политики поддержки распространения
мусульманства в Казахстане, но, наоборот, переходит к
политике по его ограничению и даже, по возможности,
вытеснению. Однако, несмотря на это, процесс исламизации
казахов со временем только усиливался. И причины этого
лежали гораздо глубже, чем в области внутренней или
внешней политики. Предпосылки к этому во многом были
связаны с процессом радикальной трансформации в этот
период во всех сферах казахского общества, перестройкой
экономического и политического строя, требовавшей
разрушения патриархальной идеологии, как несоответствующей
новым реалиям, и процессом сложения новых форм
существования и развития духовной культуры общества. И в
этих условиях для казахов более приемлемым, более
близким, более понятным и, в принципе, уже духовно
воспринятым был ислам.
В дальнейшем распространении и укреплении ислама на
территории Казахстана в рассматриваемое время важную
роль играло мусульманское миссионерство, которое в этот
период осуществлялось в основном со стороны Средней
Азии, Поволжья и Сибири. При этом важной его
особенностью было то, что в данный период он
способствовал
распространению
и
развитию
среди
казахского населения в основном уже канонического ислама,
что
неоднозначно
воспринималось
представителями
различных слоев тогдашнего казахского общества. Именно
эта особенность, вкупе с первоначальной политикой
российского правительства по поддержке организационного
развития ислама в Казахстане, во многом способствовали
161
развитию здесь новых его конфессиональных институтов и, в
целом, его дальнейшему развитию в данной территории как
конфессии.
В укреплении ислама среди казахов в рассматриваемое
время, помимо татарского духовенства, продолжали играть
немаловажную роль суфии и ходжи. Их деятельность среди
кочевников на протяжении длительного времени способство-
вала безболезненному и широкому распространению у них
мусульманства, и со временем ишаны становились «пирами»
(духовными наставниками) целых родов. Это во многом было
связано с особенностями суфизма, нашедших созвучие с
духовной культурой кочевников, к примеру, в почитании
святых и поклонении им. Немалую роль играла и сама
личность суфиев, которые, как правило, во многом служили
образцом духовного совершенства.
Важной отличительной чертой распространения ислама
в Казахстане в этот период было наличие здесь для этого
объективных предпосылок, подготовленных предыдущим
ходом развития духовной культуры казахов. В этом плане тут
в новых условиях мусульманство было даже востребовано,
что и подтверждалось на практике.
Список использованных источников
1.
Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан: летопись трех тысячелетии.
– Алматы, 1992
2.
Мухаметшин Р.М. Ислам в России: историко-методологические
предпосылки исследования // Россия и мусульманский мир. – 2001, № 7
3.
Стюарт Дана. Религия казахов в XV-XVIII веках. Автореферат
диссертации на степень кандидата исторических наук. – Алматы, 2002
4.
Абашин С.Н. Ислам и культ святых в Средней Азии // Этнографическое
обозрение. – М., 2001, № 3
5.
Султангалиева А.К. Ислам в Казахстане // Восток, 1994, № 3
6.
Нуртазина Н.Д. Казахстан и Средняя Азия: тенденции развития
духовной общности на рубеже XIX-XX вв. Диссертация на соискание
ученой степени кандидата исторических наук. – Алматы, 1993
7.
Нургалиева А.М. Очерки по истории ислама в Казахстане. –Алматы,
2005. –220 с.
162
8.
Цит. по: История Казахской ССР (с древнейших времен до наших дней).
Том 2. – Алма-Ата, 1967
9.
Турсунов И.А. Распространение ислама // Очерки истории казахов
Омского Прииртышья : Учебное пособие. – Омск, 2000
10.
Губайдулин Г. Из истории торгового класса Приволжских татар.//
Известия восточного факультета Азербайджанского государственного
университета. Востоковедение. Т.1. – Баку, 1926
11.
Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. – СПб., 1886. Кн.2
12.
Ислам на территории бывшей Российской империи: Энциклопедический
словарь. Выпуск 3. – М., 2001
13.
Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. – Л., 1925
14.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1966.
Кн.XV
Ключевский В.О. Сочинения. – М., 1958. Т
15.
ПСЗРИ.- Т.17, № 15991.- СПб., 1830
16.
Материалы по истории Казахской ССР (1785-1828).- М.-Л., Т.4
17.
ПСЗРИ.- Т.17, № 16292. – СПб., 1830
18.
ПСЗРИ.- Т.17, № 16400. – СПб., 1830
19.
ПСЗРИ.- Т.17, № 16534. – СПб., 1830
20.
Султангалиева Г.С. Западный Казахстан в системе этнокультурных
контактов (XVIII-начало XX вв.): Диссерт. докт. истор. наук. – Актобе,
2003
21.
ПСЗРИ.- Т.17, № 16255. –СПб., 1830
22.
Чернавский Н.М. Оренбургская епархия в прошлом и настоящем //
Труды ОУАК. Выпуск 7. – Оренбург, 1900
23.
Ключевский В.О. Сочинения. Т.5. – М.,1958
24.
Записки императрицы Екатерины Второй. – М., 1989
* * *
Бұл мақалада дәстүрлі қазақ қоғамында ислам дінінің таралуы және
осы үрдістің ерекшеліктері қаралады. Мұсылмандықтың қазақ даласына
Кіндік Азияның ислам орталықтарынан және Еділ жағалауынан болған
ықпалдар әңгімеленеді. Сонымен бірге бұл үлкен кезеңге созылған үрдістің
нәтижелері көрсетілген.
* * *
The process of distribution of Islam in a traditional Kazakh society and its
feature is considered in given article. The influence of Mohammedanism is
described on the territory of Kazakhstan both from Islam Centres of Central Asia
and from Volga region. And also the results of registered process are analyzed.
163
УДК 97.1/9:930.1(09)
Рысбекова С.Т.
Кандидат исторических наук,
КазНУ им. Аль-Фараби , г.Алматы
СОВЕТСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ КАЗАХСКОГО
ОБЩЕСТВА: НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
ИСТОРИОГРАФИИ
В настоящее время, когда Казахстан проходит этап
социально-экономической и политической модернизации,
в
основе
которой
лежит
концептуальная
модель,
предусматривающая создание общества открытого типа,
демократического, миролюбивого государства, существенно
повысился интерес к общественной истории ХХ вв [1].
В советский период произошли революционные
изменения во всех сферах государственной и общественной
жизни. Создание качественно новой социальной структуры
общества, целенаправленное моделирование основанных на
принципиально иной идеологии экономики, политической
системы, культуры сопровождалось невиданными по
масштабам и неоднозначным последствиям преобразованиями
в традиционном укладе, социальных связях, ментальности
казахского социума.
Обращение к изучению этого уникального и
сохраняющего сильное инерционное влияние опыта
обусловлено необходимостью осмысления региональных
процессов в контексте общих трендов социального
трансформирования евразийского поликультурного
пространства, взаимосвязи общего и особенного,
политического и социокультурного факторов, модернизации и
традиции. Современное состояние научных исторических
знаний требует нового концептуального осмысления истории
социального переустройства казахского мира, конкретизации
многих событий избранного периода, пересмотра ряда
устоявшихся взглядов и положений. В данной связи
освещение истории социальных преобразований казахского
общества в первый период современной этнополитической
164
истории Казахстана, когда он обрел статус автономии в
составе РСФСР и прошел сложнейший и особо драматичный
путь
строительства
нового
политико-экономического
ландшафта и социальной стратификации, позволяет выявить
как общие черты, так и специфику в его развитии в сравнении
с аналогичными процессами в других регионах бывшего
СССР, и тем самым решить важную научную проблему.
Разработка названной темы представляет интерес и в
практическом плане. Осмысление таких вопросов, как
формирование новых социально-политических структур,
общественных движений, роль общественной инициативы в
социальной жизни, ряда других аспектов, позволяет не только
расширить наши знания о прошлом, но и выводит на новый
уровень осмысления различных явлений современности.
Исследование проблемы социальной модернизации общества
имеет политико-практическое значение с точки зрения
становления системы неправительственных организаций в
современном Казахстане, когда активная гражданская позиция
представителей всех социальных страт в развитии и
укреплении экономики, культуры, безопасности страны
приобретает все более актуальный смысл.
Историческая наука занимает принципиально важное
место в общественной жизни: на основе знаний о прошлом
формируются национальная идеология и мировоззрение,
система ценностей и самосознание общества и гражданина,
обеспечивается преемственность поколений. Знание о
прошлом и историческая память служат мощным основанием
для патриотической консолидации нации, определения
возможностей и перспектив международного и внутреннего
развития государств и обществ. В то же время именно
историческое наследие может использоваться как сильное и
опасное средство раскола и конфронтации, разрыва в
преемственности поколений, оправдания различных, в т.ч.
противоречащих
подлинным
интересам
народов
и
фундаментальным нравственным ценностям человечества,
решений и действий на международной арене и внутри
страны.
Логика развития исторических знаний, таким образом,
состоит в том, чтобы глубже и всестороннее проникнуть в
понимание прошлого и дать ему соответствующее
165
объяснение. Историография – область исторических знаний,
которая занимается исследованием закономерностей и
особенностями происхождения и функционирования в
обществе исторических знаний, исторической науки,
разрабатывает методы анализа и истолкования
историографических источников. Кроме того, историография
может
пониматься
как
совокупность
исследований,
посвященных определенной эпохе, теме, или совокупность
исторических работ, объединенных внутренним единством
на основе национального (странового) принципа или
концептуальной общности.
За последние 20 лет представления о путях и условиях
производства социально-исторического знания существенно
изменились вследствие внутреннего развития исторической
науки и социально-политического контекста. Понимание
дифференцированности деятельности обществ и культур,
фрагментация
знания
способствовали
трансформации
организационных и институциональных основ и внутренней
реорганизации научных дисциплин, в т.ч. историографии
истории Казахстана, породили новые подходы к оценке места
историографии в процессе и аппарате производства
исторического знания. Таким образом, среди важнейших
методологических задач современной историографии можно
выделить установление преемственности в развитии
исторической мысли, определение критериев выделения
главных
историографических
фактов,
установление
взаимоотношений историографического факта и источника;
определение объективного вклада историков и их трудов в
становление и развитие исторической науки, а также
выявление критериев периодизации развития исторического
знания.
Проблемы
социальной
модернизации
казахского
общества в 1920-1936 гг. служили предметом исследования
советских историков преимущественно в контексте классовой
парадигмы, господствовавшей в отечественной исторической
науке. В связи с этим содержание и характер изменений в
социальной структуре общества, пути вовлечения казахских
масс в новые формы социально-политической жизни и
общественные объединения рассматривались сквозь призму
истории
правящей
коммунистической
партии,
как
166
единственной руководящей силы. Это предопределило
исследование процессов формирования новых классов –
рабочего, оседлого крестьянства, а также интеллигенции - и
создаваемых под началом власти (как звеньев общей цепи
организационного
фундамента
советского
общества)
профсоюзов, комсомола, женских организаций, культурно-
просветительных, спортивных и др [2]
.
Развитие исторической мысли, новых методик и
приемов исследования находится в центре внимания
историографии, а потому она позволяет увидеть новое даже в
многократно изученном фактическом материале. Объект
исторического исследования, несмотря на безальтернативность
прошлого, не является для ученого чем-то навсегда
застывшим и статичным. Между тем выявление новых
источников и данных, особенно в отношении близких
исторических эпох, формирование и использование новых
теоретических подходов и методологий может вызвать массу
скептических и критических замечаний по поводу нового
истолкования «нашего непредсказуемого прошлого», как
точно охарактеризовал эту коллизию академик Ю.А.Поляков
[3]. Она связана с огромной социально-психологической,
идейно-нравственной
чувствительностью
исторической
памяти общества, а также сложным характером отношений
между историками и политикой, особенно если она, как это
часто бывает, «не выпускает историю из своих объятий» [4]
.
В условиях перестройки и в постсоветский период стали
появляться труды, представлявшие попытки переосмысления
недавней отечественной истории во всех ее проявлениях с
применением новых методологий и научно-методического
инструментария. Большое значение для обобщения новых
подходов и выработки обоснованной версии отечественной
истории имеет издание «История Казахской ССР с
древнейших времен до наших дней» в 4-х томах, начавшее
выходить в свет в 1996 г. Стимулирующий эффект имели
разнообразные конференции, дискуссии, обмен мнениями с
учеными постсоветских стран и специалистами из дальнего
зарубежья.
Целенаправленное внимание стало обращаться на анализ
состояния и перспективы исторической науки, места
Казахстана
в
новой
геополитической
структуре,
167
этнополитической и гражданской идентификации молодого
государства и казахстанского общества в глобальном мире [5].
Благодаря существенному расширению источниковой базы
активно и более всесторонне стали исследоваться и
конкретизироваться традиционные и новые темы советского
опыта модернизации общества. Применительно к избранному
этапу основное внимание уделялось истории НЭПа,
индустриализации и коллективизации, голоду и репрессиям,
национальной интеллигенции, формированию классовой
структуры казахского общества, истории сопротивления
тоталитарному режиму. Определенное внимание историки
начали уделять и социальным аспектам трансформации
традиционной структуры и уклада казахов, в т.ч. на примере
наиболее крупных общественных организаций – профсоюзов [6]
.
Большое значение для методологического обоснования и
осмысления сложных социальных процессов в казахском
обществе в 1920-1936 гг. имеют обобщающие труды
Ж.Б.Абылхожина, М.Х.Асылбекова, М.К.Козыбаева,
Н.Э.Масанова, К.Н. Нурпеисова. Немаловажную роль играют
также труды крупных зарубежных историков, вносящих
весомый вклад в переосмысление советской истории [7].
Интернациональный
характер
научного
производства
обусловливает неразрывную связь исследовательских практик
историков, занимающихся общими или близкими темами или
сюжетами, независимо от их гражданства. Поэтому
историография проблем социальной модернизации казахского
общества должна учитывать максимально полный круг трудов
и публикаций по теме специалистов разных стран.
Между тем, в настоящее время в отечественной
историографии отсутствует целостное, основанное на
новейших концептуальных и методологических достижениях
мировой исторической науки и полновесной источниковой
базе,
обобщающее
исследование
советского
опыта
социальной
трансформации
традиционного казахского
социума. В названных трудах до сих пор недостаточно
проанализированы проблемы модификации социальных
взаимосвязей, изменений в социальной иерархии и
мировоззрении, включавшихся в новые социально-классовые
группы и организации групп казахского общества, изменений
в их картине мира и отношении к власти, соотношения
168
номадного,
религиозного,
кланового
и
социально-
политического компонентов идентификации.
Традиционализм связан с приверженностью устойчивым
моделям
функционирования
восточных
цивилизаций,
покоящихся
на
архетипах
и
ментальных
основах
консервативности в социальной организации общества, его
внутренних взаимоотношениях и восприятия внешнего мира.
Традиционность и различные традиционные институты
казахского общества в 1920-1936 гг. подверглись
радикальному слому в ходе советских преобразований, в то
же время ключевые основы традиции сохранились в
латентном виде, пребывая «в подполье» и выполняя
важнейшую миссию адаптации казахского этноса к новым
социально-политическим,
экономическим,
культурным,
психологическим и иным обстоятельствам жизнедеятельности.
Сегодня традиционализм рассматривается как альтернатива
глобализации, успешно совмещающая цивилизационные
традиции
и
высокие
инновационные
технологии,
синтезирующая потенциалы как традиционного, так и
модернизационного обществ [8].
Наряду
с
понятием
«модерность»,
термин
«модернизация»
активно и продуктивно используется
современными учеными для осмысления системных
трансформаций в Российской империи и особенно в СССР.
При этом модерность как комплексное явление включает в
себя следующие основные компоненты, учет которых
обязателен при изучении избранной темы:
возникновение идеи социального в качестве
отдельной и особой сферы человеческой активности, которая
может быть понята без ссылки на божественное, т.е. в
терминах материальности и с помощью рационального
изучения и объяснения;
господство секулярных форм политической власти и
правления. Модерная политическая власть организована в
рамках территориальных национальных государств, которые
существуют в международной системе “суверенных”
государств;
капиталистическая рыночная экономика, основанная
на масштабном производстве и потреблении рыночных
товаров, обусловленная частной собственностью; а также
169
социализм как принципиальный вызов капитализму и
частной собственности, по существу – альтернативная
модерность;
замещение традиционного социального строя,
характеризующегося
фиксированными
социальными
иерархиями, динамичным разделением труда по социальному
и половому признаку; замена сословий классами и развитие с
приходом социализма классовой политики и стремления к
преодолению классового общественного деления;
ослабление
религиозного
мировоззрения
и
возвышение секуляризма и материализма, утверждение
взгляда на знание, в соответствии с которым оно должно
быть свободно от религиозных ортодоксий;
идея прогресса, которая состоит в том, что
естественные и социальные условия существования человека
могут быть улучшены, а счастье и благополучие народа
может быть увеличено путем приложения разума и науки;
индивидуализм – идея, в соответствии с которой
индивидуальность является источником всех знаний и
деятельности, разум человека не подчинен никакому
высшему авторитету, а общество является суммой
мыслительной и практической деятельности большого числа
индивидуумов;
рационализм предполагает, что любой мыслящий
индивид обладает способностью рационального мышления,
основанного на чистых, априорных идеях, не зависимых от
опыта;
эмпиризм, т.е. убеждение в том, что знание должно
быть основано на фактах, которые доступны через органы
восприятия;
толерантность, т.е. вера в то, что люди повсюду
одинаковы и заслуживают уважения, свободы и равного
обращения;
свобода, которая понимается как отрицание
традиционной
системы
принуждений,
установленной
властью или религией [9].
Мы согласны с позицией Р. Суни, что «ни военный
коммунизм, ни НЭП, ни сталинизм не являлись “истинными”
воплощениями большевистской программы, но каждый из
170
этих этапов политики советского руководства представлял
собой
обусловленную
обстоятельствами
попытку
адаптироваться к ситуации – более или менее адекватную,
определявшуюся ограниченностью доступных средств, часто
импровизационную. Эти попытки происходили на фоне
продолжающихся дискуссий о существе социализма, идейное
поле которого оставалось широким, противоречивым и
существенно оспариваемым. Идеология была общим
каркасом, призмой, через которую хаос реальности
воспринимался и наделялся смыслом».
Он, в частности,
отмечает по поводу западной концепции модернизации,
которая в ее чистом виде не может быть принята за основу:
«В рамках теории модернизации существовала тенденция
связывать
процессы
развития
в
социалистических
государствах с общими и обязательными процессами,
которые происходили в странах первого и третьего мира.
Подобно современным сторонникам концепции модерности,
исследователи
модернизационной
школы
пытались
разрушить
образ
исключительности
советского
исторического опыта»
[10].
Итак,
среди
основных
вопросов,
требующих
дальнейшего глубокого и более полного исследования,
применительно к социальной модернизации казахского
общества в 1920-1930-е гг., следует назвать формирование
новой социальной структуры через встраивание новых страт,
связанных с разделением труда и урбанизацией, в
традиционную иерархию социально-культурных связей и
отношений; динамику замещения конфессиональной системы
ценностей секулярной через массовое образование и
просвещение, создание кадров национальной интеллигенции;
существо
советской
модерности
как
альтернативы
капиталистической модернизации обществ; соотношение
общего и специфического в социальном преобразовании
казахского этноса как органической части единого
«негомогенного целого» - советского многонародного
общества и др.
171
Достарыңызбен бөлісу: |