Қазақстан республикасы білім және ғылым министрлігі 4(32) шығарылым

 ҚАЗАҚСТАН РЕСПУБЛИКАСЫ БІЛІМ ЖӘНЕ ҒЫЛЫМ МИНИСТРЛІГІ 
 
 
4(32) 
шығарылым
 
қазан – қараша – желтоқсан 
 
Жылына 4 рет шығады  
 
 
Филология
, 
тарих
, 
педагогика
 
  
 
Бас редактор 
 
 
Т
.
З
.
РЫСБЕКОВ
  
тарих ғылымдарының докторы, профессор 
 
Редакция алқасы: 
И
.
А
. 
Тайманов
    
физика
-
математика
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
РФ
 
Ғылым
 
академиясының
 
корреспондент
-
мүшесі
, 
Новосибирск
 
мемлекеттік
 
университеті
; 
Д
.
А
. 
Усанов
 
физика
-
математика
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
профессор
, 
Чернышевский
 
атындағы
 
Саратов
 
мемлекеттік
 
университеті
; 
Е
.
А
.
Александрова
   
 
педагогика
 
ғылымдарының
 
докторы
,
профессор
, 
Чернышевский
 
атындағы
 
Саратов
 
мемлекеттік
 
университеті
; 
Д
.
А
.
Аманжолова
 
тарих
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
профессор
,                                   
туризм
 
және
 
сервис
 
Москва
 
мемлекеттік
 
университеті
; 
Н
.
Е
.
Бекмаханова
 
тарих
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
профессор
,  
РҒА
 
Ресей
 
тарихы
 
институты
; 
Ә
.
Қ
.
Мұқтар
 
тарих
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
;  
М
.
К
.
Бисимәлиева
 
филология
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
; 
Т
.
Е
. 
Дарбаева
  
С
.
С
. 
Джубатырова
 
биология
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
; 
ауылшаруашылығы
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
; 
А
.
С
. 
Қыдыршаев
 
педагогика
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
профессор
,                  
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
;  
А
.
Мұханбетжанова
 
педагогика
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
профессор
,  
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
;  
Р
.
Д
.
Урунова
 
филология
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
БҚМУ
; 
М
. 
Сабыр
 
филология
 
ғылымдарының
 
докторы
, 
доцент
, 
БҚГА
. 
 
2000 
жылдан
 
бастап
 
шығарылады
. 
Жылына
 4 
рет
 
шығады
. 
Жинақ
 
ҚР
 
Қоғамдық
 
келісім
 
және
 
ақпарат
, 
мәдениет
 
министрлігінің
 
келісімімен
 
07.12.1999
ж
. 
тіркеліп
, 
№
 971 – 
Ж
 
куәлігі
 
берілген
. 
Жинақ
 
ҚР
 
Қоғамдық
 
келісім
 
және
 
ақпарат
, 
мәдениет
 
министрлігінің
 
келісімімен
 
09.08.2000
ж
. 
қайта
 
тіркеліп
, 
№
 1432 – 
Ж
  
куәлігі
 
берілген
. 
Жинақ
 
филология
, 
тарих
 
және
 
педагогика
 
ғылымдары
 
бойынша
 
диссертациясының
 
негізгі
 
нәтижелерін
 
жариялау
 
үшін
 
Қазақстан
 
Республикасының
 
Білім
 
және
 
ғылым
 
министрлігі
 
саласындағы
 
Бақылау
 
комитеті
 
бекіткен
 
ғылыми
 
басылым
 
Тізіміне
 
енді
.
 
 
Шығаруға
 
жауапты
: 
А
.
Ә
.
Кожевникова
 
 
ISBN 9965-553-82-3 
 
 
©
 
М
.
Өтемісов
 
атындағы
 
Батыс
 
Қазақстан
 
мемлекеттік
  
университеті
, 2008.  
ТІРКЕУ
 
НӨМІРІ
  1432-
Ж
 

 
2 
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН 
 
 
Выпуск
 4(32) 
октябрь – ноябрь – декабрь 
 
Выходит 4 раза в год 
 
 
 
Филологические
, 
исторические
, 
педагогические
 
 
 
 
Главный редактор  
 
РЫСБЕКОВ
 
Т
.
З
. 
доктор исторических наук, профессор 
 
Редакционная коллегия: 
 
Тайманов
 
И
.
А
.  
доктор
 
физико
-
математических
 
наук
,  
Член
-
кор
. 
Академии
 
наук
 
РФ
, 
Новосибирский
 
государственный
 
университет
; 
Усанов
 
Д
.
А
.  
 
доктор
 
физико
-
математических
 
наук
, 
профессор
, 
 
 
 
Саратовский
 
государственный
 
университет
 
 
им
.
Чернышевского
;   
Александрова
 
Е
.
А
.    
доктор
 
педагогических
 
наук
, 
профессор
, 
Саратовский
   
государственный
 
университет
 
им
. 
Чернышевского
;  
Аманжолова
 
Д
.
А
.
            
доктор
 
исторических
 
наук
, 
профессор
,  
МГУ
 
туризма
 
и
 
сервиса
;  
Бекмаханова
 
Н
.
Е
.            
доктор
 
исторических
 
наук
, 
профессор
,                    
Институт
 
Российской
 
истории
 
РАН
; 
Муктар
 
А
.
К
.                        
доктор
 
исторических
 
наук
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
; 
Бисималиева
 
М
.
К
.   
доктор
 
филологических
 
наук
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
; 
Дарбаева
 
Т
.
Е
.  
 
доктор
 
биологических
 
наук
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
;   
Джубатырова
 
С
.
С
.    
доктор
 
сельскохозяйственных
 
наук
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
; 
Кыдыршаев
 
А
.
С
.  
       
доктор
 
педагогических
 
наук
, 
профессор
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
;  
Муханбетжанова
 
А
.   
доктор
 
педагогических
 
наук
, 
профессор
,  
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
;  
Урунова
 
Р
.
Д
.                     
доктор
 
фиолологических
 
наук
, 
ЗКГУ
 
им
.
М
.
Утемисова
; 
Сабыр
 
М
. 
 
доктор
 
филологических
 
наук
, 
доцент
, 
ЗКГА
.    
 
Издается
 
с
 2000 
года
. 
Выходит
 4 
раза
 
в
 
год
.  
Свидетельство
 
о
 
регистрации
 
издания
 
№
  971-
Ж
 
от
  07.12.1999 
г
., 
выдано
 
Министерством
 
культуры
, 
информации
 
и
 
общественного
 
согласия
 
РК
. 
Свидетельство
 
о
 
перерегистрации
 
№
1432-
Ж
 
от
  09.08.2000 
г
., 
выдано
 
Министерством
 
культуры
, 
информации
 
и
 
общественного
 
согласия
 
РК
. 
Журнал
 
включен
 
в
 
Перечень
 
научных
 
изданий
 
Комитета
 
по
 
контролю
 
в
 
сфере
 
образования
 
и
 
науки
 
Республики
 
Казахстан
, 
рекомендованных
 
для
 
публикации
 
основных
 
результатов
 
диссертаций
 
по
 
филологическим
, 
историческим
 
и
 
педагогическим
 
наукам
.    
 
Ответственный
 
за
 
выпуск
: 
Кожевникова
 
А
.
А
. 
ISBN 9965-553-82-3 
 
©
 
Западно
-
Казахстанский
 
государственный
 
университет
  
им
.
М
.
Утемисова
, 2008.  
РЕГИСТРАЦИОННЫЙ
 
НОМЕР
 1432-
Ж
 
 

 
3 
Ғ
Ғ
Ы
Ы
Л
Л
Ы
Ы
М
М
И
И
 
 
Х
Х
А
А
Б
Б
А
А
Р
Р
Л
Л
А
А
М
М
А
А
 
 
 
 
Н
Н
А
А
У
У
Ч
Ч
Н
Н
Ы
Ы
Е
Е
 
 
С
С
О
О
О
О
Б
Б
Щ
Щ
Е
Е
Н
Н
И
И
Я
Я
 
 
 
 
 
 
 
Туймебаев Ж.К. 
Кандидат филологических наук,  
г.Астана 
 
ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ  
В СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОМ 
ОСВЕЩЕНИИ 
 
Бесспорен  тот  факт,  что  язык  является  одним  из 
основных  идентификационных  признаков  этноса  и  играет 
огромную  роль  в  формировании  этнолингвистических 
общностей.  По лингвистическому материалу можно судить 
об  истории  межэтнических  отношений  даже  для 
дописьменных  периодов  истории  народов.  Сравнительно-
историческое  и  сопоставительно-типологическое  изучение 
языков и исторических межъязыковых контактов позволяют не 
только  создать  полное  представление  об  их  формировании, 
но  и  дают  достаточно  надежную  основу  для  установления 
генетических  и  контактных  взаимосвязей  между  языками. 
Поэтому  чрезвычайно  важно  и  перспективно  проведение 
широкомасштабных сравнительно-исторических, сопоставитель-
ных  и  контактологических  исследований  исторически 
контактировавших родственных и иносистемных языков для 
выяснения сложных процессов этноглоттогенеза казахов и их 
исторических предков.  
Из  исторической  литературы  (Бушков,  2007;  Доманин, 
2007;  Кульпин,  1998;  Мэн,  2006;  Паркер,  2003;  Пензев,  2007; 
Почекаев,  2006;  Султанов,  2006;  Уэзерфорд,  2004,  2006; 
Филлипс,  2003;  Хамидуллин,  2002;  Хара  Даван,  2005;  
Хартог,  2007;  Храпачевский,  2005;  Spuler,  1965  и  др.  см. 

 
4 
библиографию) известно, что предки современных тюркских 
народов  в  особо  тесные  контакты  с  монголами  вступили  на 
рубеже XII–XIII вв., когда Темучин–Чингисхан, став во главе 
Монгольской  империи,  принялся  расширять  ее  границы.  В 
1137–1141  гг.  в  Южном  Казахстане  и  Средней  Азии 
установилось  господство  каракитаев.  В  1203  году  Темучин 
разгромил кереитов, в 1206 году покорил найманов. В 1218 году 
монгольские  полчища  вторглись в  Семиречье  и  к  1211  году 
завоевали  почти  всю  территорию  Казахстана  и  Средней 
Азии, и на долгое время в евразийских степях установилось 
господство Чингисидов. В этот период происходит активное 
взаимодействие  тюркских  языков  (прежде  всего  – 
среднекыпчакских диалектов) с монгольским, что в конечном 
счете  привело  к  полной  ассимиляции  языка  монголов  и 
сложению  в  кыпчакском  и  других  языках  определенного 
пласта монгольских лексических интерференций. 
С падением Юаньской династии и изгнанием восточных 
монголов  из  Китая  в  1368  году  разгорается  борьба  между 
восточными  и  западными  монголами,  в  результате  которой 
наступает  кратковременное  господство  западных  монголов, 
или ойратов, расцвет которых приходится на середину XV века. 
Но  после  смерти  ойратского  хана  Эссена  в  1453  году 
западные  монголы  теряют  господствующее  положение  в 
степях Центральной Азии. 
Междоусобицы  и  связанный  с  ними  процесс 
политического дробления Ойратского ханства в конце XVI века 
приводят  к  образованию  кратковременного  и  эфемерного 
государства  под  главенством  Алтынханов.  Территория  его 
располагалась  к  западу  от  верховьев  реки  Селенги  и  озера 
Хубсугул  до  верховьев  Иртыша  с  центром  вблизи  озера 
Убсу-Нур.  Политическое  влияние  государства  Алтынханов 
распространялось  и  на  восточноказахстанские  земли. 
Государство  Алтынханов  пало  в  результате  междоусобной 
борьбы  между  Дзасактухановским  аймаком  Монголии  и 
ойратами. 
Во  второй  половине  XVII  века  ойратские  ханы 
образовали  Джунгарское  ханство  (Златкин,  1964;  Моисеев, 
1991),  которое  вело  опустошительные  набеги  на  казахские 

 
5 
земли. В период правления казахского хана Тауке джунгары 
завоевали  и  разрушили  город  Сайрам.  Отсутствие 
естественных  границ  между  кочевьями  казахских  и 
джунгарских  владетелей  и  постоянное  соперничество  из-за 
господства  в степи служили  причиной  частых столкновений 
и  войн  между  ойратами-калмаками  и  казахами.  В  годы 
правления  Цеван-Рабтана  джунгарско-казахские  войны 
следовали  одна  за  другой;  наиболее  значительные  из  них 
имели  место  в  1711–1712,  1714,  1717,  1723,  1725  годах. 
Наступательные действия джунгаров несли серьезную угрозу 
казахам,  что  ускорило  сближение  Казахстана  с  Россией,  а  в 
последующем  вхождение  казахских  жузов  в  состав 
Российской  империи.  В  1758  году  Джунгарское  ханство 
окончательно  пало  под  ударами  внешних  сил  и  прекратило 
свое существование.  
Но  казахско-монгольские  этноязыковые  контакты  с 
разной  степенью  интенсивности,  временами  то  затухая,  то 
разгораясь  вновь,  продолжали  развиваться  и  в  дальнейшем. 
На  северо-западной  периферии  казахского  этнолингвистического 
континуума  местами  и  в  настоящее  время  происходят 
контакты  с  калмыцким  языком,  далеко  на  востоке,  главным 
образом  в  Баян-Ульгейском  автономном  районе  Монголии, 
казахский  язык,  оказавшись  в  сфере  монголоязычного 
информационного  пространства,  до  сих  пор  продолжает 
испытывать  мощное  влияние  со  стороны  халхаского  языка. 
Все это, конечно же, требует самого пристального внимания 
со  стороны  лингвистов-контактологов.  Однако  наше 
исследование  направлено  прежде  всего  на  изучение  ранних 
этапов  тюркско-казахско-монгольских  этноязыковых 
взаимоотношений. 
В процессе длительного исторического развития пра- и 
древнетюркские  языки  взаимодействовали  со  многими 
иносистемными  языками  –  иранскими,  сино-тибетскими, 
монгольскими, арабскими и т.д. Это оставило неизгладимый, 
но  не  всегда  ясно  читаемый  след  на  всем  облике  тюркских 
языков, в их числе, конечно же, и казахского. Исследование 
иноязычных  элементов  в  казахском,  а  также  в  других 
тюркских языках, имеет исключительно важное значение для 

 
6 
правильного понимания не только истории казахского языка, 
но  и  истории  самого  народа  и  его  исторических  и 
современных 
соседей. 
Ведь 
давно 
известно, 
что 
взаимодействие  языков  происходит  не  само  по  себе,  а  в 
результате  контактов  говорящих на  этих языках  народов. За 
каждым  фактом  языкового  влияния  и  лексического 
заимствования  стоит  факт  политического,  экономического, 
культурного  взаимодействия.  Поэтому  всякое  исследование, 
посвященное  контактированию  языков,  в  силу  характера 
предмета  изучения  должно  опираться  на  факты  и  выводы 
других  гуманитарных  и  обществоведческих  наук,  в  первую 
очередь  таких,  как  история,  археология,  этнография, 
культурная  антропология  и  т.п.  В  свою  очередь  по  тем  же 
самым  причинам  сравнительно-историческое  языкознание 
предоставляет  в  распоряжение  этих  наук  ценнейшие 
сведения исторического характера. 
Вторая  половина  XX  столетия  ознаменовалась  в 
развитии  языкознания  возрастанием  интереса  к 
проблемам  компаративной,  диахронической  лингвистики. 
Возрастание 
интереса 
к 
сравнительно-историческим 
исследованиям  в  лингвистике  обусловливает  в  известной 
мере  возврат  к  обсуждению  проблем,  возникших  в 
классической  алтаистике,  и  к  освещению  их  с  применением 
новых  приемов  и  методов  лингвистического  анализа, 
разработанными  различными  направлениями синхронической 
и  диахронической  лингвистики,  языковой  типологии, 
контактологии и т.д. 
В  середине  XX  века  смена  очередных  задач 
языковедения  выразилась  в  многочисленных  опытах 
приложения технических приемов и навыков, выработанных 
индоевропеистикой, к другим языковым семьям, в частности, 
к алтайским, а в их числе – большей частью к тюркским. 
Примерно  с  середины  прошлого  века  в  алтаистике 
происходит  кардинальное  изменение  исследовательской 
парадигмы:  ряд  специалистов  по  тюркским  и  монгольским 
языкам,  осознав  ущербность  традиционного  генетического 
направления,  приступает  к  контактологическому  изучению 
материальной  общности  тюркских,  монгольских,  тунгусо-

 
7 
маньчжурских  и  некоторых  других  языков.  При  этом  надо 
заметить,  что  контактологические  исследования  языков 
алтайской общности, благодаря энциклопедичности знаний и 
умений  отдельных  исследователей  (Б.Я.Владимирцов, 
В.Л.Котвич,  З.Гомбоц  и  др.),  были  заложены  еще  в  начале      
XX  века,  однако  в  силу  ряда  объективных  и  субъективных 
причин, в отечественном языкознании они были свернуты и 
преданы  забвению  вместе  со  сравнительно-историческим 
направлением вообще. В западноевропейском языкознании в 
первой  половине  XX  века восторжествовала  ортодоксальная 
алтаистика,  которая  после  восстановления  в  правах 
сравнительно-исторического  языкознания  внедрилась  и  в 
советское востоковедение. 
В  50-е  годы  XX  века  начинает  бурно  развиваться 
социолингвистика. В рамках этой новой отрасли языкознания 
разрабатывается  общая  теория  взаимодействия  языков, 
известная  также  как  теория  языковых  контактов  [Вайнрайх, 
1979].  Детальная  разработка  в  социолингвистике  общей 
теории  языковых  контактов,  описание  различных  видов 
двуязычия  как  основы  смешения  языков,  изучение 
психологических  и  социальных  аспектов  взаимодействия 
языков  позволили  по-новому  взглянуть  на  классическую 
теорию языкового субстрата. 
Язык  как  социальное  явление  и  феномен  человеческой 
культуры  тесно  связан  с  другими  проявлениями  культуры. 
Поэтому  язык  как  в  синхронии,  так  и  в  диахронии  должен 
изучаться  в  тесной  связи  со  всеми  аспектами  человеческой 
культуры,  исследование  которой  и  составляет  предмет 
современной культурной антропологии. 
Хотя  сравнительно-историческое  языкознание  уже  по 
определению  предполагает  интердисциплинарный  (по 
крайней 
мере, 
историко-лингвистический) 
характер 
исследований,  предметное  поле  и  эмпирическая  база 
компаративистики,  за  редкими  исключениями,  по  сути 
остаются  монодисциплинарными,  сугубо  лингвистическими. 
Объектом 
сравнительно-исторического 
языкознания 
в 
основном  являются  родственные,  то  есть  генетически 
связанные языки; конкретно в компаративистике речь идет об 

 
8 
установлении  соотношения  между  родственными  языками  и 
описании их эволюции во времени и пространстве. Наиболее 
общая форма компаративных исследований – это составление 
сравнительно-исторических  грамматик  (включающих  в  себя 
прежде  всего  фонетику)  и  этимологических  словарей 
(лексика). Между тем, В. фон Гумбольд еще в начале XIX века 
(«О  сравнительном  изучении  языков  применительно  к 
различным эпохам их развития», 1820; см. Humbold, 1880, I, II) 
теоретически  обосновал  статус  сравнительно-исторического 
языкознания  как  не  только  особой,  но  и  автономной 
лингвистической  дисциплины,  выводы  которой  имеют 
первостепенное 
значение 
при 
изучении 
культуры, 
интеллектуальной деятельности, народной психологии и т.д. 
Заслугой В. фон Гумбольда является выделение языкознания 
как  новой  науки  исторического  цикла  –  «сравнительной 
антропологии».  При  этом  задачи  сравнительно-
исторического  языкознания  понимались  им  исключительно 
широко:  «…язык  и  постигаемые  через  него  цели  человека 
вообще,  род  человеческий  в  его  поступательном  развитии  и 
отдельные  народы  являются  теми  четырьмя  объектами, 
которые  в  их  взаимной  связи  и  должны  изучаться  в 
сравнительном  языкознании»  (цит.  по:  Топоров,  1990,  487). 
Уделяя 
большое 
внимание 
таким 
ключевым 
для 
сравнительно-исторического  языкознания  проблемам,  как 
внутренняя  форма,  связь  звуковой  оболочки  слова  и  его 
значения,  языковая  типология  и  т.п.,  В.  фон  Гумбольд  в 
историческом  аспекте  языка  подчеркивал  связь  с  духом 
творчества,  с  категорией  значения  в  широком  смысле  слова 
(язык  и  мышление).  Тем  самым  принцип  историзма  в 
языкознании  получил  понимание,  выходящее  далеко  за 
рамки компаративного языкознания. 
После появления ставших классическими работ Ф.Боппа 
(1816),  Р.К.Раска  (1818),  Я.Гримма  (1819–1837),  В.  фон 
Гумбольдта  (1820)  сравнительно-историческое  языкознание 
завоевало  себе  прочное  место  среди  лингвистических 
дисциплин, но уже, по крайней мере с 20-30-х годов XIX века 
в  нем  стали  отчетливо  размежевываться  два  начала  – 
«сравнительное»  и  «историческое»,  отношения  между 

 
9 
которыми  не  всегда  ясны.  Иногда  акцент  делается  на 
«историческом»  составляющем:  оно  определяет  цель,  а 
«сравнительное»  начало  скорее  определяет  средство,  с 
помощью  которого  достигаются  цели  исторического 
изучения  языков.  В  работах  других  исследователей 
акцентируется  «сравнительное»  начало,  образующее  как  бы 
главный  объект  исследования,  а  исторические  выводы  из 
этого  сравнения  остаются  неэксплицированными, 
неинтерпретированными  вообще.  Многие  сравнительные 
грамматики  групп  генуинных  языков  относятся  именно  к 
этому  типу.  Соответственно  этим  двум  отмеченным 
ситуациям соотношения «сравнительного» и «исторического» 
нередко 
различают 
сравнительное 
языкознание 
(или 
сравнительную  грамматику)  и  историческое  языкознание 
(или  историческую  грамматику),  что  искусственно  разводит 
их  в  разные  стороны  виртуальной  демаркационной  линии  и 
тем  самым  затушевывает  наиболее  показательные  и 
теоретически наиболее важные случаи, когда оба эти начала 
поддерживают и обогащают друг друга. 
Компаративисты  уже  давно  заметили,  что  лексические 
соответствия  между  языками  проливают  свет  на  основные 
аспекты истории общей культуры. Изучение «слов и вещей» 
в  их  неразрывной  диалектической  связи  оформилось  уже 
давно.  Превосходное  начало  этому  направлению  было 
положено  еще  классическими  работами  М.М.  Покровского 
(Покровский,  1959),  а  специальный  журнал  «Wörter  und 
Sachen»,  основанный  Ф.  Мерингером  в  Германии,  начал 
выходить в 1909 году, но в годы Второй мировой войны это 
издание  заглохло.  Однако  немецкая  традиция  этого 
направления  вновь  ожила,  что  было  отмечено  появлением 
коллективного труда с тем же названием «Wörter und Sachen» 
в  1981  году.  В  индоевропеистике  это  направление  отмечено 
крупными  работами  О.  Шрадера  (Schrader,  1917–1928), 
О.Н.Трубачева  (1966),  Т.В.  Гамкрелидзе  и  Вяч.  Вс.  Иванова 
(1984),  Э.  Бенвениста  (1995;  Benveniste,  1970)  и  многих 
других. 
Замечательным  явлением  в  этом  ряду  стало  появление 
шеститомной 
«Сравнительно-исторической 
грамматики 

 
10 
тюркских  языков»,  в  особенности  ее  последних  трех  томов: 
«Лексика»  (СИГТЯ,  1997),  «Региональные  реконструкции» 
(СИГТЯ,  2002)  и  «Пратюрский  язык-основа.  Картина  мира 
пратюркского этноса» (СИГТЯ, 2006), которые способствуют 
развитию  историзма  и  в  мышлении,  и  в  исследовательской 
деятельности тюркологов-лингвистов. 
Предпринятый  в  последних  томах  «Сравнительно-
исторической  грамматики  тюркских  языков»  интегриро-
ванный  полидисциплинарный  историко-этимологический 
анализ 
пратюркской 
культурной 
лексики 
наглядно 
демонстрирует  картину  материальной  и  духовной  жизни 
тюрков древнейшей поры, о которой не существует никаких 
письменных  свидетельств.  Обработка  археологических  и 
исторических  данных  позволила  группе  исследователей  под 
руководством члена-корреспондента РАН А.В.Дыбо (Г.Ф.Благова, 
И.Г.Добродомов,  И.В.Кормушин,  Ю.В.Норманская, 
О.А.Мудрак, К.М. Мусаев и др.) полностью верифицировать 
данными  лингвистической  реконструкции  представления  о 
пратюркском народе рубежа нашей эры как: 
-  народе  скотоводов  отгонного  типа  с  преобладающим 
значением коневодства; 
-  с  двумя  типами  поселений – стационарными  зимними 
и кочевыми, переносными летними; 
- об обитателях сухих степей от Восточного Туркестана 
до предгорий Алтая; 
-  народе  с  достаточно  хорошо  развитым  земледелием, 
имеющим вспомогательное значение; 
- с хорошо развитым ремеслом; 
-  с  предгосударственным  социально-политическим  
устройством  (с  развитыми  торговыми  отношениями  и  с 
наметившейся имущественной дифференциацией); 
-  с  патрилинейным  и  патрилокальным  типом  семейно-
родственных отношений; 
- 
с 
религиозными 
верованиями 
классического 
шаманистического  типа  и  т.д.  (см.:  СИГТЯ,  2006,  818  и 
след.). 
Быстрое  развитие  сравнительно-исторического  языко-
знания  привело  к  тому,  что  уже  в  середине  XIX  века  оно 

 
11 
стало рассматриваться не только как самая развитая и точная 
гуманитарная дисциплина исторического цикла, но и образец 
для ряда других наук, основанных на принципах историзма и 
компаративизма. 
Вот  уже  в  течение  века  сравнительно-историческое 
изучение  языков  протекает  в  двух  противоположных,  но 
взаимно  дополняющих  друг  друга  направлениях.  С  одной 
стороны,  производятся  реконструкции,  опирающиеся  на 
собственно  языковые  элементы  –  фонемы,  морфемы,  целые 
слова – и таким образом восстанавливаются модели, которые 
в  свою  очередь  служат  для  новых  более  глубоких  – 
пратюркских, прамонгольских, праалтайских, ностратических – 
реконструкций.  С  другой  стороны,  при  исследовании  в 
обратном направлении берется какая-либо достаточно твердо 
установленная  праязыковая  (пратюркская,  прамонгольская, 
праалтайская)  форма  и  прослеживается  судьба  тех  форм, 
которые  произошли  от  нее,  изучаются  пути  диалектной 
дифференциации и новые языковые единства – прабулгарское, 
праогузское,  пракыпчакское  и  т.д.,  –  которые  возникают  в 
результате  этого  процесса. Между  этими  двумя  полюсами  и 
действует  компаративист,  и  усилия  его  направлены  именно 
на  разграничение  унаследованных  черт  и  инноваций,  на 
выяснение  как  сходств,  так  и  расхождений  между 
родственными языками. 
Сравнительно-историческое 
языкознание 
является 
одной  из  наиболее  представительных  отраслей  современной 
гуманитарной  науки  в  целом.  В  его  ведение  входят  такие 
автономные  дисциплины,  как  сравнительно-историческая 
грамматика  (включая  и  фонетику),  сравнительная  и 
историческая 
лексикология, 
этимология, 
теория 
реконструкции 
и 
исторического 
развития 
языков, 
лингвистическая контактология,  диалектология,  ономастика  и 
т.д.,  которые  оказывают  значительное  влияние  на  выводы, 
формулируемые  в  таких  науках  исторического  цикла,  как 
археология, 
протоистория, 
историческая 
этнология, 
мифология,  религиоведение,  история  культуры,  предыстория 
древнейших  форм  словесного  творчества,  сравнительная  и 
историческая поэтика, исследования структуры текстов и т.д. 

 
12 
Кардинальное  изменение  научного  дискурса 
компаративистики  в  последней  трети  XX  века  изменило  и 
status quo алтаистики в целом. Ныне она позиционирует себя 
не  только  как  самостоятельная  отрасль  сравнительно-
исторического 
языкознания, 
а 
как 
многомерная 
интердисциплинарная 
область 
гуманитарной 
науки, 
имеющая  свои  обширные  предметные  и  объектные  поля, 
свои 
методологические 
и 
методические 
установки, 
собственный научный тезаурус.  
Широкая 
интеграция 
сравнительно-исторического 
языкознания  с  другими  монодисциплинами исторического  и 
гуманитарного 
циклов 
возвращает 
лингвистическую 
компаративистику  к  ее  исходной  основе  –  к  принципу 
историзма  и  принципу  связи  языка  с  культурой  в  целом,  но 
уже  с  углублением  и  расширением  предметной  сферы, 
репрезентативной  эмпирической  базы  и,  конечно  же, 
результатов и выводов. Широкий охват не только языкового 
материала,  но  и  предметных  областей,  им  обозначаемых, 
является 
исключительно 
перспективной 
отраслью 
алтаистики. 
Решительный  сдвиг  научных  интересов  нового 
поколения алтаистов связан с тем, что в последней трети XX века 
на  стыке  различных  научных  сфер  стали  формироваться 
такие 
интердисциплины, 
как 
этнолингвистика, 
лингвофольклористика,  этнолингвокультурология  и  др.  В 
результате  этого  назрела  научно-методологическая  и 
эмпирическая  база  для  конституирования  и  придания 
определенного  научного  статуса    новой  интегрированной 
отрасли алтаистики – интердисциплинарной контактологии. 
Появление  интегрированных  интердисциплинарных 
направлений  в  области  гуманитарных  наук  (нередко  даже  с 
выходом на предметные поля  естественных) система границ 
в  области  алтаистики  значительно  расширилась  и 
усложнилась,  а  объектные  поля,  эмпирическая  база, 
методологические,  методические  и  прочие  установки 
оказались  многократно  перекроенными  и  расширенными  за 
счет 
зоны 
«периферийных» 
экстралингвистических 
дисциплин – истории,  археологии,  этнологии,  культурологи, 

 
13 
фольклористики,  физической  антропологии,  географии, 
палеоботаники, палеозоологии и т.д. 
Тюркологам и, шире, алтаистам необходимо стремиться 
к более широкому охвату предметных областей лексического 
материала.  Континуум  исследовательского  поля  в  сфере 
интегрированной  междисциплинарной  алтаистики  создается 
тем, что смыкаются области истории и языка: история слов, 
история  вещей,  история  духовных  ценностей  (концептов 
культуры) (см., напр.: Степанов, 2001). 
Здесь  нельзя  обойти  молчанием  немаловажное 
методологическое  упущение,  которое  является  камнем 
преткновения  если  и  не  всех,  то,  по  крайней  мере, 
большинства 
исследований, 
посвященных 
проблеме 
тюркско-монгольских 
языковых 
взаимоотношений, 
затрагивающих  в  основном  уровень  лексики.  Такого  рода 
исследования, не претендуя на какие-либо серьезные выводы, 
обычно 
называются 
скромно: 
«тюркско-монгольские 
языковые  (или  лексические)  параллели»  (Суюнчев,  1977; 
Садыков, 1983 и др.). В лучшем случае речь идет о языковом 
влиянии (Татаринцев, 1976), заимствованиях (Рассадин, 1980), 
иноязычных элементах (Kalużyński, 1961) и т.п. 
Обычно в работах, посвященных тюркско-монгольским 
лексическим  параллелям,  исследователи  пишут  об  общем 
праалтайском наследии (часто не утруждая себя приведением 
каких-либо  доказательств)  или  просто  о  банальных 
параллелях,  в  лучшем  случае  –  о  заимствованиях  (обычно  о 
монгольских  интерференциях  в  тюркские).  Приятным 
исключением  в  этом  довольно  обширном  ряду  работ 
являются разве что труды А.М.Щербака (особенно – Щербак, 
1997), в которых последовательно разрабатывается методика 
разграничения  разновременных  тюркских  заимствований  в 
монгольском  и  монгольских  –  в  тюркских.  Исключительно 
важными  в  методологическом  отношении  являются  труды 
венгерского  тюрколога  А.  Рона-Таша  (в  особенности:  Рона-
Таш,  1974;  см.  также  библиографию),  которому  с  большой 
убедительностью  удалось  доказать,  что  ортодоксальная 
алтаистика  в  основном  опирается  на  ранние  тюркские 
материальные заимствования из тюркского R-языка булгаро-

 
14 
чувашского типа в монгольский. Между тем, и А. Рона-Таш 
говорит  в  основном  о  тюркских  заимствованиях  в 
монгольском  и  монгольских  –  в  тунгусо-маньчжурском. 
Однако подробное изучение тюркско-монгольских языковых 
параллелей  скорее  свидетельствует  о  сложных  адстратно-
субстратно-суперстратных  взаимоотношениях  между  ними; 
причем уже в среднемонгольском отчетливо выделяются, по 
крайней  мере,  два  разновременных  тюркских  субстрата: 
наиболее ранний R-язычный, то есть огурский (до XI в. н.э.) и 
относительно  поздний  Z-язычный,  то  есть  стандартный,  или 
уйгурский (по Дж. Клоусону, XII–XIII вв.). 
Однако как в алтаистике в целом, так и в тюркологии и 
монголистике,  вопрос  об  адстратно-субстратно-суперстратных 
взаимоотношениях в общем еще и не поставлен. Увлекшись 
традиционной  алтаистикой,  исследователи  в  лучшем  случае 
говорят  о  заимствованиях  и  интерференциях,  не  утруждая 
себя  выяснением  истинного  характера  контактов  на  разных 
исторических этапах. 
Многолетняя  работа  по изучению  истории  образования 
многоплановых  казахско-монгольских  лексических  параллелей 
привела  автора  данного  исследования  к  твердому 
убеждению,  что  не  следует  упрощать  проблему  и 
рассматривать 
все 
тюркско-монгольские 
параллели, 
представляя  их  как  нечто  однородное,  как  это  делается  в 
некоторых  исследованиях  (см.,  например,  Сыдыков,  1966, 
110-229; 1983 и др.). 
Термин  «заимствование»  в  специальной  литературе, 
посвященной 
сравнительно-историческому 
изучению 
тюркско-монгольских  языковых  (большей  частью  – 
лексических) 
параллелей 
обычно 
употребляется 
недифференцированно  и  в  результате  этого  создается 
превратное  представление,  будто  бы  это  был  некий 
единовременный  акт.  Так,  например,  когда  говорят  о 
монгольских  лексических  заимствованиях  в  каком-либо 
конкретном  тюркском  языке,  обычно  подразумевают 
контактные 
(или 
интерстратные) 
лексические 
интерференции  из  среднемонгольского  языка,  проникшие  в 
тюркские  языки  в эпоху  становления Монгольской  империи 

 
15 
Чингисхана,  или  же  в  золото-ордынский  период.  Такое 
упрощенное  представление  о  взаимных  заимствованиях 
между  тюркскими  и  монгольскими  языками,  имевшими 
место  на  протяжении  более  чем  тысячелетнего  периода, 
сильно 
искажает 
реальную 
картину 
этноязыковых 
взаимоотношений  между  тюркскими  и  монгольскими 
идиомами.  На  самом  деле  исторические  взаимоотношения 
между 
различными 
тюркскими 
и 
монгольскими 
родоплеменными  и  раннегосударственными  образованиями 
были  куда  более  сложными,  многосторонними  и  на  разных 
этапах  имели  самый  разнообразный  характер  –  от  прямых 
контактов  до  адстратно-субстратно-суперстратных  и  их 
комбинаций. 
Выход  ранних  монголов  на  широкую  историческую 
арену  обусловлен  прежде  всего  их  переходом  на  рубеже         
I–II  тысячелетий  нашей  эры  от  экстенсивного  охотничье-
собирательского 
типа 
хозяйства 
к 
интенсивному 
хозяйственно-культурному 
типу 
кочевых 
скотоводов. 
Решающую  роль  в  революционной  смене  хозяйственно-
культурного типа монголов сыграли тюркоязычные огурские 
племена,  сохранившиеся  после  очередного  усыхания  степи 
на  северо-западных  отрогах  Большого  Хингана,  в  бассейне 
Керулена  и  Аргуни.  Об  этом,  в  частности,  свидетельствует 
тот  факт,  что  практически  вся  терминология  развитого 
животноводства  и,  более  того,  огромный  пласт  культурной 
лексики,  достигающей  до  полутора  тысяч  слов,  в 
монгольских  языках  имеет  субстратное  происхождение  и 
приобретено из тюркского R-языка булгаро-чувашского типа, 
который  в  специальной  литературе  принято  называть 
огурским.  Итак,  приступая  к  компаративному  изучению 
тюркско-монгольских лексических параллелей, прежде всего 
необходимо  выделить  так  называемый  огурский  субстрат  в 
монгольском  языке.  Для  этого  сначала  надо  определиться  в 
дефиниции самого понятии языкового субстрата. 
Термин  субстрат  происходит  от  латинского  слова 
substratum  (<  sub  «под»  и  stratum  «слой,  пласт»),  что 
буквально  означает  «подстилка»,  «подкладка».  Он  был 
введен  в  языкознание  во  второй  половине  XIX  века 

 
16 
итальянским  лингвистом  Г.  Асколи.  В  современном 
языкознании  под  субстратом  понимается  совокупность  черт 
языковой  системы,  невыводимых  из  внутренних  законов 
развития  данного  языка  и  восходящих  к  языку, 
распространенному  ранее  на  данной  лингвогеографической 
территории. 
Субстрат, 
в 
отличие 
от 
контактного 
заимствования 
(интерстрата), 
предполагает 
широкое 
этническое 
смешение 
и 
языковую 
ассимиляцию 
пришельцами коренного населения.  
При  субстратном  взаимодействии  проникновение 
элементов  одного  языка  в  другой  гораздо  глубже  и 
значительнее,  чем  при  других  формах  взаимодействия. 
Субстратно-суперстратные  воздействия  затрагивают  всю 
структуру  языка,  приводят  ее  к  перестройке.  Субстратные 
явления  способны  проявляться  на  любом  уровне  языковой 
системы  от  фонетики  до  лексики  либо  в  виде  вошедших  в 
язык  единиц  и  категорий,  либо  в  виде  специфических 
процессов  исторических  изменений  в  системе  языка-
победителя,  стимулированных  диахроническими  законами 
побежденного языка. 
Значительная 
материальная 
близость 
между 
монгольскими  и  тюркскими  (а  в  числе  последних  в 
особенности  с  чувашским)  языками,  на  основе  которой 
зародилась  ортодоксальная  алтайская  гипотеза,  обязана 
своим происхождением не генетическому родству названных 
языков, 
а 
исключительно 
огурскому 
субстрату 
в 
монгольском. Несколько позднее, на рубеже XII–XIII веков в 
ходе  завоевательных  походов  Чингисхана  на  монгольский 
язык  наслаивается  второй  тюркский  субстратный  пласт, 
который, вслед за Дж. Клоусоном, несколько условно можно 
назвать  уйгурским.  В  этот  период  монголы  ассимилируют 
целый  ряд  племен,  говоривших  на  диалектах  стандартного 
тюркского Z-языка. 
В  период  монгольской  экспансии  в  сознании 
тюркоязычных  аборигенов  центральноазиатских  степей 
родной  язык  и  язык  монгольских  завоевателей  оказались  в 
отношении  дополнительного  распределения.  В  более 
высоких  сферах,  например,  в  политической,  социально-

 
17 
экономической  и  др.,  местное  население  стало  пользоваться 
монгольским  языком  пришельцев,  тогда  как  в  более  низких 
сферах  –  на  бытовом,  семейном  уровнях  по-прежнему 
общалось  на  родном,  тюркском  языке.  Со  временем,  как 
показывают  современные  наблюдения,  проблема  выбора 
языка  бытового,  семейного  общения  у  двуязычного 
населения  решается  в  пользу  более  престижного  языка.  В 
период монгольской экспансии социально более престижным 
был  язык  завоевателей.  Быстрее  всего  на  монгольский  язык 
переходила  социальная  верхушка  тюркского  населения,  а 
родной  язык  дольше  всего  сохранялся  у  социальных  низов. 
На  периферии,  вдали  от  крупных  политических  и 
экономических  центров,  тюркоязычное  население,  судя  по 
всему,  никогда  полностью  не  переходило  на  монгольский 
язык.  Что  касается    монголоязычных  кереитов,  татар, 
найманов  и  других  племен,  то  исторически  они  были  теми 
тюркскими  подразделениями,  которые 
волею 
судеб 
оказались в XIII веке в самом центре политических событий, 
связанных  с  ходом  монгольской  экспансии  в  эпоху 
Чингисхана. 
На рубеже XII–XIII веков в ходе монгольской экспансии 
под  давлением  социально-политических  факторов  многие 
тюркоязычные  племена  Монголии  и  Восточного  Туркестана 
перешли на язык пришельцев. Местные тюркские племенные 
языки  и  диалекты  исчезли,  однако  их  следы  остались  в 
монгольском  языке.  Дело  в  том,  что  при  переходе  на  язык 
пришельцев местное население бессознательно переносит на 
него свои языковые навыки. Это проявляется прежде всего в 
так  называемом  акценте  –  своеобразном  произношении 
чужих  звуков,  в  замене  непривычных  артикуляций 
привычными  –  ведь  в  каждом  языке  существует  своя 
собственная 
артикуляционная 
база 
– 
совокупность 
привычных  для  носителей  данного  языка  положений  и 
движений  артикуляционных  органов.  Инструментальные 
исследования  артикуляторных  навыков,  свойственных 
носителям  современного  монгольского  языка,  проведенные 
фонологами  Института  филологии  Сибирского  отделения 
РАН, показали, что монголы центральных аймаков Монголии 

 
18 
по  происхождению  являются  тюрками.  Артикуляционно-
акустическая  база  современных  халха-монголов  является 
преобразованной  не  ранее  XI  века  артикуляционно-
акустической 
базой 
древних 
тюрок 
с 
тройным 
противопоставлением 
согласных 
звуков 
по 
степени 
мускульного  напряжения  речевого  аппарата:  сильные  / 
слабые  /  сверхслабые  [Селютина  и  др.,  2005,  9].  Это 
исключительно  важное  заключение  дает  веское  основание 
принципиально  пересмотреть  многие  устоявшиеся  в 
монголистике  положения  на  этнолингвистическую  историю 
Центральной Азии.