Большая книга психоанализа. Введение в психоанализ. Лекции. Три очерка по теории сексуальности. Я и Оно (сборник)

гласит: они очень разнообразны. Проходя через все три фазы детской сексуальности, они 
принимают при этом признаки отдельных фаз, выражаются оральными, садистско-анальными 
и фаллическими желаниями. Эти желания представляют как активные, так и пассивные 
побуждения; если их отнести к проявляющейся позднее дифференциации полов, чего по 
возможности следует избегать, то их можно назвать мужскими и женскими. Они, кроме того, 
полностью амбивалентны, столь же нежной, сколь и враждебно-агрессивной природы. 
Последние часто проявляются, лишь превратившись в страхи. Не всегда легко 
сформулировать эти ранние сексуальные желания: отчетливее всего выражается желание 
сделать матери ребенка и соответствующее ему желание родить ей ребенка, оба относятся к 
фаллическому периоду, они достаточно странны, но несомненно установлены аналитическим 
наблюдением. Привлекательность этих исследований – в ошеломляющих отдельных 
находках, которые они нам дают. Так, например, уже в этот доэдипов период можно 
обнаружить относящийся к матери страх быть убитой или отравленной, который 
впоследствии может образовать ядро заболевания паранойей. Или другой случай: вы помните 
интересный эпизод из истории аналитических исследований, который доставил много 
неприятных минут. В то время, когда основной интерес был направлен на раскрытие детских 
сексуальных травм, почти все мои пациентки рассказывали мне, что они были совращены 
отцом. В конце концов я должен был прийти к выводу, что эти признания не соответствуют 
действительности, и начал понимать, что истерические симптомы есть плод фантазий, а не 
реальных событий. Только позднее я смог распознать в этой фантазии о совращении отцом 
выражение типичного эдипова комплекса у женщины. А теперь мы снова находим в 
доэдиповой предыстории девочек фантазию совращения, однако совратительницей, как 
правило, бывает мать. Но здесь фантазия уже спускается на реальную почву, потому что, 
действительно, мать, ухаживая за телом ребенка, вызывает у него в гениталиях ощущения 
удовольствия, возможно, даже впервые их пробуждая. 
Я предполагаю, что вы готовы подозревать, будто это описание полноты и силы 
сексуальных отношений маленькой девочки к своей матери очень преувеличено. Ведь когда 
наблюдаешь за маленькими девочками, ничего подобного за ними не замечаешь. Но этот 
довод не годится: можно достаточно многое увидеть в детях, если уметь наблюдать, а кроме 
того, не забывайте, как мало из своих сексуальных желаний ребенок может предсознательно 
выразить или тем более сообщить. И тогда мы пользуемся нашим правом изучения остатков и 
последствий этого мира чувств у лиц, у которых данные процессы развития стали особенно 
отчетливыми или даже чрезмерными. Ведь патология благодаря изоляции и преувеличению 
всегда оказывала нам услугу в познании отношений, которые в норме остаются скрытыми. А 
так как наши исследования никогда не проводились на людях, страдающих тяжелыми 
отклонениями, то я полагаю, что мы можем считать полученные результаты достоверными. 
А теперь сосредоточим свое внимание на следующем вопросе: отчего умирает эта 
сильная привязанность девочки к матери? Мы знаем, что это ее обычная судьба; она 
предназначена для того, чтобы уступить место привязанности к отцу. И вот мы сталкиваемся с 
фактом, который указывает нам дальнейший путь. Этот шаг в развитии свидетельствует не о 
простой смене объекта. Отход от матери происходит под знаком враждебности, связь с 
матерью выливается в ненависть. Такая ненависть может стать очень ярко выраженной и 
сохраниться на всю жизнь, позднее она может подвергнуться тщательной сверхкомпенсации, 
как правило, какая-то ее часть преодолевается, другая остается. Конечно, сильное влияние 
оказывают на нее события последующих лет. Но мы ограничимся изучением ее во время 
перехода к отцу и выяснением ее мотивов. Мы услышим длинный перечень весьма различного 
свойства обвинений и жалоб в адрес матери, призванных оправдать враждебные чувства 
ребенка, значение которых нельзя недооценивать. Некоторые из них – явные рационализации, 
действительные источники враждебности – предстоит еще отыскать. Надеюсь, вы последуете 
за мной, когда на этот раз я проведу вас через все детали психоаналитического исследования. 
Упрек в адрес матери, к которому больше всего прибегают, заключается в том, что она 
слишком мало отдавала ребенку молока, что должно свидетельствовать о недостатке любви. 

Этот упрек имеет в наших семьях определенное оправдание. У матерей часто не бывает 
достаточно питания для ребенка, и они ограничиваются тем, что кормят его грудью несколько 
месяцев, полгода или три четверти года. У примитивных народов детей кормят материнской 
грудью до двух и трех лет. Образ кормилицы, как правило, сливается с матерью; там, где этого 
не происходит, упрек превращается в другой, а именно что она слишком рано отослала 
кормилицу, которая так охотно кормила ребенка. Но как бы там ни было, не может быть, 
чтобы каждый раз упрек ребенка имел под собой почву. Скорее кажется, что жадность ребенка 
к своему первому питанию вообще неутолима, что он никогда так и не примирится с утратой 
материнской груди. Я бы нисколько не удивился, если бы анализ ребенка, принадлежащего 
примитивному народу, который сосет материнскую грудь, даже научившись бегать и 
говорить, выразил бы тот же упрек. С отнятием от груди связан, вероятно, и страх перед 
отравлением. Яд – это пища, которая делает кого-то больным. Может быть, что и свои ранние 
заболевания ребенок сводит к этому отказу. Чтобы поверить в случай, надо иметь 
определенное интеллектуальное воспитание; примитивные, необразованные люди и, конечно, 
ребенок умеют всему, что происходит, найти причину. Возможно, что первоначально это был 
мотив в духе анимизма. В некоторых слоях нашего населения еще сегодня нельзя умереть без 
того, чтобы не сказали, что умершего кто-то погубил, скорее всего доктор. А обычной 
невротической реакцией на смерть близкого является самообвинение в том, что ты сам 
являешься причиной его смерти. 
Следующее обвинение в адрес матери возникает, когда в детской появляется еще один 
ребенок. Возможно, оно фиксирует связь с вынужденным оральным отказом (orale Versagung). 
Мать не могла или не хотела давать ребенку больше молока, потому что оно нужно для вновь 
появившегося. В случае, когда дети рождаются следом друг за другом, так что кормление 
грудью нарушается второй беременностью, этот упрек получает реальное обоснование, и 
примечательно, что ребенок даже с разницей в возрасте всего лишь в 11 месяцев не слишком 
мал, чтобы не понять положение вещей. Но ребенок чувствует себя ущемленным перед лицом 
нежелательного пришельца и соперника не только в кормлении молоком, но также и во всех 
других свидетельствах материнской заботливости. Он чувствует себя низвергнутым, 
ограбленным, обделенным в своих правах, на почве ревности ненавидит маленького брата или 
сестру и направляет на неверную мать свою злобу, которая очень часто выражается в 
неприятном изменении его поведения. Он становится «плохим», раздражительным, 
непослушным, отказываясь от приобретенных навыков в умении управлять своими 
экскреторными функциями. Это все давно известно и принимается как само собой 
разумеющееся, но мы редко имеем правильное представление о силе этих ревнивых чувств, об 
устойчивости, с которой они продолжают сохраняться, а также о величине их влияния на 
последующее развитие. Тем более что эта ревность в последующие детские годы питается 
новыми источниками, и все это потрясение повторяется с рождением каждого нового брата 
или сестры. Не многое меняется от того, что ребенок остается любимцем матери; притязания 
любви ребенка безмерны, они требуют исключительности и не допускают никакого 
разделения. 
О значительном источнике враждебности ребенка к матери свидетельствуют его 
многообразные меняющиеся в зависимости от фазы либидо сексуальные желания, которые в 
большинстве своем не могут быть удовлетворены. Самый существенный вынужденный отказ 
имеет место в фаллической фазе, когда мать запрещает – нередко сопровождая это суровыми 
угрозами и всеми знаками неудовольствия – вызывающие наслаждение манипуляции с 
гениталиями, к которым она, правда, сама его подвела. Следовало бы предположить, что 
мотивов для обоснования отхода девочки от матери достаточно. Тогда пришлось бы высказать 
суждение, что эта двойственность неизбежно следует из природы детской сексуальности, из 
чрезмерности притязаний любви и невыполнимости сексуальных желаний. Кто-нибудь, 
может быть, даже подумает, что это первое любовное отношение ребенка обречено на неудачу 
именно потому, что оно первое, потому что эта ранняя привязанность к объекту, как правило, 
в высокой степени амбивалентна: наряду с сильной любовью всегда имеется сильная 

склонность к агрессии, и чем более страстно ребенок любит объект, тем восприимчивее он к 
разочарованиям и отказам со стороны объекта. В конце концов любовь не в состоянии 
противостоять накопившейся враждебности. Или же такую первоначальную амбивалентность 
чувственных привязанностей можно отклонить и указать на то, что отношение мать—ребенок 
имеет особую природу, которая с такой же неизбежностью ведет к разрушению детской 
любви, потому что даже самое мягкое воспитание не может обойтись без принуждения к 
ограничениям, а каждое такое вмешательство в его свободу вызывает у ребенка как реакцию 
склонность к сопротивлению и агрессии. 
Я думаю, что дискуссия об этих возможностях могла бы стать очень интересной, но вот 
неожиданно возникает возражение, которое дает нашему интересу другое направление. Ведь 
все эти факторы: обиды, разочарования в любви, ревность, соблазн с последующим запретом – 
действительны также для отношения мальчика к матери, однако они не в состоянии вызвать у 
него отчуждения к объекту – матери. Если мы не найдем чего-то, что является специфичным 
для девочки, отсутствует у мальчика или происходит у него иначе, то мы не сможем объяснить 
судьбы связи с матерью у девочки. 
Я думаю, что мы нашли этот специфический фактор, и именно в предполагаемом месте, 
хотя и в неожиданной форме. Я говорю, в предполагаемом месте, потому что он находится в 
комплексе кастрации. Анатомическое (половое) различие должно ведь сказываться и на 
психических последствиях. Но весьма неожиданно было узнать из анализов то, что девочка 
считает мать ответственной за отсутствие пениса и не может простить ей этой своей 
обделенности. 
Да-да, мы и женщине приписываем комплекс кастрации, и с полным основанием, хотя 
он не может иметь то же содержание, что и у мальчика. У него комплекс кастрации возникает 
после того, как, увидев женские гениталии, он узнал, что столь высоко ценимый им член не 
обязательно должен быть вместе с телом. Затем он вспоминает угрозы, которым он 
подвергался, занимаясь своим членом, начинает им верить и попадает с этих пор под влияние 

жүктеу/скачать 3,38 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: