Человек в поисках смысла: Сборник. С англ и нем

ну свободы воли, теология начинается по ту ее сторону, 
там, где над свободой воли возвышается божественное 
провидение. Естествоиспытатель не может в качестве та­
кового не быть детерминистом. Кто, однако, является 
«только лишь» естествоиспытателем? И естествоиспыта­
тель, помимо всех своих научных установок, является че­
ловеком — целиком и полностью. Но и предмет, который 
он изучает с научных позиций — человек, — есть нечто боль­
шее, чем естествознание в состоянии в нем увидеть. 
Естествознание видит лишь психофизический организм, 
но не духовную личность. Поэтому оно не может заме­
тить и ту духовную автономию человека, которая прису­
ща ему, несмотря на психофизическую зависимость. Есте­
ственные науки, в том числе естественнонаучная психоло­
гия, видят в этой «автономии, несмотря на зависимость» 
(Н. Гартман) лишь момент зависимости: вместо автоно­
мии духовного существования они видят автоматизмы 
душевного аппарата. Они видят лишь необходимость. 
Но человек как таковой всегда находится по ту сторону 
необходимости — хоть и по эту сторону возможности. По 
сути, человек — это существо, трансцендирующее необхо­
димость. Хотя он «есть» лишь в связи с необходимостью, 
однако эта связь является свободной. 
Необходимость и свобода не принадлежат к одному 
и тому же уровню. На том уровне, на котором локализу­
ется зависимость человека, невозможно обнаружить его 
автономию. Поэтому раз мы касаемся проблемы свободы 
воли, мы никоим образом не должны допускать контами­
нации уровней бытия. Там же, где нет контаминации 
уровней бытия, невозможен и компромисс точек зрения. 
Так, нельзя представить себе компромисс между детерми­
низмом и индетерминизмом. Необходимость и свобода 
локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, 
надстроена над любой необходимостью. Таким образом, 
причинные цепи остаются всегда и везде замкнуты, и в то 
же время они разомкнуты в высшем измерении, открыты 
для высшей «причинности». Бытие, вопреки причинности 
в узком смысле слова, более того, по законам собствен­
ной причинности, — это всегда открытый сосуд, готовый 
к восприятию смысла. В обусловливающее бытие прони­
кает воздействующий смысл. 
Что касается свободы, то она представляет собой сво­
боду но отношению к трем вещам, а именно: 
1. По отношению к влечениям. 
106 

2. По отношению к наследственности. 
3. По отношению к среде. 
Первое. Человек обладает влечениями, однако влече­
ния не владеют им. Влечения не исчерпывают его. Мы не 
отрицаем влечения как таковые, но я не могу подтвер­
ждать что-либо, если мне не дана предварительно свобода 
это отрицать. 
Признание влечений не только не противоречит свобо­
де, но даже имеет свободу их отрицания своей предпосыл­
кой. В сущности, свобода — это как раз свобода по отно­
шению к чему-либо: «свобода от» чего-то и «свобода 
для» чего-то (ведь и если мое поведение определяется не 
влечениями, а ценностями, я все равно свободен сказать 
«нет» и этическим требованиям: я именно позволяю им 
определять мое поведение). 
Психологические факты свидетельствуют, что у чело­
века никогда не проявляются «влечения как таковые». 
Влечения всегда принимаются или отвергаются, они всег­
да каким-то образом — так или иначе — оформлены. Вся 
сфера влечений у человека преобразуется под влиянием 
его духовной установки, так что эта подчиненность сферы 
влечений формирующим влияниям сферы духовного при­
суща ей, можно сказать, априорно. Влечения всегда на­
правляются, пронизываются и пропитываются лично­
стью, они всегда персонифицированы (см. [1, с. 74]; [5], [6]). 
Ведь влечения человека, в противоположность влече­
ниям животных, находятся во власти его духовности, они 
вросли в сферу духовного, так что не только тогда, когда 
влечения тормозятся, но и тогда, когда они растормажи­
ваются, дух не бездействует, а вмешивается или же от­
страняется. 
Человек — это существо, которое всегда может ска­
зать «нет» своим влечениям и которое не должно всегда 
говорить им «да» и «аминь». Когда он говорит им «да», 
это происходит всегда лишь путем идентификации с ними. 
Это и есть то, что выделяет его из мира животных. Если 
человек должен каждый раз идентифицироваться с влече­
ниями (в той мере, в какой он желает их принять), живот­
ное идентично своим влечениям. У человека есть влече­
ния — животное само есть влечения. То же, что «есть» че­
л о в е к , — это его свобода, поскольку она присуща ему 
изначально и неотделима от него, в то время как то, что 
у меня просто «есть», я вполне могу потерять. 
У человека нет влечений вне свободы и нет свободы 
107 

вне влечений. Напротив, как уже было выяснено, влече­
ния всегда, прежде чем проявиться, как бы пересекают 
зону свободы; вместе с тем человеческой свободе нужны 
влечения, можно сказать, как основание, на котором она 
покоится, но и как основание, над которым она может 
подняться, от которого она может оттолкнуться. Все же 
влечения и свобода находятся в коррелятивном отноше­
нии друг к другу. 
Это коррелятивное отношение существенно отлично, 
скажем, от отношения между психическим и физическим. 
В отличие от необходимого психофизического паралле­
лизма здесь мы имеем дело с тем, что мы называем фа­
культативным ноопсихическим антагонизмом. 
Второе. Что касается наследственности, то серьезные 
исследования в этой области как раз показали, в какой 
степени человек обладает в конечном счете свободой и по 
отношению к своим задаткам. В частности, близнецовые 
исследования показали, насколько различная жизнь мо­
жет быть построена на основе тождественных задатков. 
Я вспоминаю однояйцевых близнецов, описанных 
Ланге, один из которых был хитроумнейшим преступни­
ком, в то время как его брат-близнец — столь же хитроум­
ным криминалистом. Врожденное свойство характера — 
«хитроумие» — было идентичным у обоих, однако само 
по себе оно нейтрально, то есть не являлось ни пороком, 
ни добродетелью. И мы видим, как был прав Гёте, сказав­
ший однажды, что нет такой добродетели, из которой 
нельзя было бы сделать порок, и нет такого порока, из ко­
торого нельзя было бы сделать добродетель. У нас есть 
письмо одной женщины-психолога, живущей за грани­
цей, в котором она пишет, что по всем чертам характе­
ра, вплоть до мелких деталей, она полностью повторяет 
свою сестру-близнеца: они любят одну и ту же одежду, од­
них и тех же композиторов и одних и тех же мужчин. Между 
ними есть лишь одно различие: одна сестра вполне жизне­
способна, другая же склонна к неврозам *. 
* Кальман обнаружил в выборке из 2500 близнецовых пар 11 (8 ди-
зиготных и 3 монозиготных), в которых один из близнецов совершил са­
моубийство (в среднем 17 лет назад). Ни разу этого не случилось с обои­
ми близнецами. Исходя из этого, а также из соответствующей литерату­
ры, автор делает вывод, что самоубийство обоих близнецов не встреча­
ется даже у тех, кто рос в одинаковой среде и обнаруживает схожие 
особенности характера и психотические проявления. 
108 

Третье. Что же касается среды, то и здесь обнаружи­
вается, что и она не определяет человека. Влияние среды 
больше зависит от того, что человек из нее делает, как он 
к ней относится. Роберт Дж. Лифтон пишет об американ­
ских солдатах, находившихся в северокорейских лагерях 
для военнопленных: «Среди них найдется достаточно при­
меров как крайнего альтруизма, так и примитивнейших 
форм борьбы за выживание» [7]. 
Таким образом, человек — это меньше всего продукт 

жүктеу/скачать 3,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: