Человек в поисках смысла: Сборник. С англ и нем

Теперь, для того чтобы более детально пояснить, что 
мы имеем в виду под «духовным бессознательным», мы 
хотим воспользоваться в качестве модели феноменом со­
вести [1]. 
То, что называют совестью, по сути, погружено в глу­
бины бессознательного, коренится в подсознательной ос­
нове. Ведь большие и подлинно экзистенциальные ре­
шения в жизни человека всегда нерефлексируемы и тем 
самым неосознанны; истоки совести восходят к бессозна­
тельному. 
В этом смысле совесть можно назвать также иррацио­
нальной; она алогична или, еще точнее, дологична. Ведь 
подобно тому, как существует донаучное и онтологически 
предшествующее ему дологическое познание бытия, так 
существует и доморальное постижение ценности, которое 
принципиально предшествует любой эксплицитной мора­
ли. Это и есть совесть. 
Если мы, однако, зададим себе вопрос, почему совесть 
функционирует обязательно иррационально, то нам необ­
ходимо учесть следующий факт: сознанию открыто су­
щее, совести же открыто не сущее, а скорее, напротив, то, 
что еще не существует, а лишь должно существовать. Это 
должное не является существующим, оно лишь должно 
быть осуществлено; это не действительность, а лишь воз­
можность (конечно, при этом эта простая возможность 
вместе с тем в более высоком моральном смысле пред­
ставляет собой необходимость). Поскольку, однако, то, 
что открывается нам благодаря совести, еще не осуществ­
лено, поскольку его реализация лишь предстоит, сразу 
встает вопрос, как реализовать его иначе, чем это подска­
зала в самом начале некая духовная антиципация. Эта ан­
тиципация, это духовное предвосхищение проявляется 
в том, что называют интуицией; она осуществляется в ак­
те созерцания. 
Таким образом, совесть предстает как интуитивная по 
своей сущности функция: чтобы антиципировать то, что 
должно быть осуществлено, совесть сначала должна его 
интуитивно постичь, и в этом смысле совесть, эрос дей­
ствительно иррациональны и могут быть рационализиро­
ваны лишь задним числом. Но разве нам не известно не­
что подобное, разве не является эрос столь же иррациональ­
ным, столь же интуитивным? Интуитивна по своей сущ­
ности и любовь, ведь и она тоже усматривает то, чего еще 
нет. В отличие от совести, однако, любви открывается не 
97 
4—1046 

то, что должно быть, а то еще не существующее, что мо­
жет быть. Любовь видит и раскрывает возможную цен­
ностную перспективу в любимом. Она тоже своим духов­
ным взором предвосхищает нечто: те еще не реализован­
ные личностные возможности, которые кроются в люби­
мом человеке. 
Но совесть и любовь равны друг другу не только в том, 
что и та, и другая имеют дело не с действительностью, 
а лишь с возможностью; не только в той заранее очевид­
ной особенности, что и та, и другая могут действовать 
лишь интуитивно. Можно привести еще вторую причину 
их неизбежно, поскольку это связано с их сущностью, ин­
туитивного, иррационального и поэтому никогда полно­
стью не рационализируемого функционирования и дей­
ствия. Как совесть, так и любовь имеют дело с абсолютно 
индивидуальным бытием. 
Ведь задача совести — открыть человеку «то, что на­
до». Однако это «то, что надо» всегда только одно. Таким 
образом, речь идет о чем-то абсолютно индивидуальном, 
об индивидуальном долженствовании, которое не охва­
тывается ни одним общим «моральным законом» (типа 
кантовского императива), но предписывается «индиви­
дуальным законом» (Георг Зиммель). Оно не познаваемо 
рационально, а лишь постижимо интуитивно. И интуи­
тивное достижение этого результата обеспечивается сове­
стью. 
Только совесть может как бы согласовать «вечный», 
всеобщий моральный закон с конкретной ситуацией кон­
кретного человека. Жизнь по совести — это всегда абсо­
лютно индивидуально-личная жизнь в соответствии с аб­
солютно конкретной ситуацией, со всем тем, что может 
определять наше уникальное и неповторимое бытие. Со­
весть всегда учитывает конкретность моего личного бы­
тия. 
Мы хотим теперь показать, что и в этом отношении, 
в аспекте индивидуальной сущностной направленности 
совести, любовь в определенном смысле подобна ей; не 
только этос, но и эрос нацелен на целиком и полностью 
индивидуальную возможность. Подобно тому как совесть 
открывает «то, что надо», так и любовь открывает един­
ственное, что возможно: уникальные возможности люби­
мого человека. Любовь, и только любовь, в состоянии 
увидеть человека во всей неповторимости, как абсолют­
ную индивидуальность, которой он является. 
98 

Но не только лишь этическое и эротическое, не только 
совесть и любовь коренятся в эмоциональном, а не рацио­
нальном, в интуитивных глубинах духовного бессознате­
льного. В нем нашло в определенном смысле пристанище 
и третье — «патическое», поскольку в духовном бессозна­
тельном наряду с этическим бессознательным, с нрав­
ственной совестью, существует еще, так сказать, эстетиче­
ское бессознательное — художественная совесть. Как в ху­
дожественном творчестве *, так и в воспроизведении худо­
жник руководствуется своей бессознательной духовно­
стью именно в этом смысле. Иррациональной по своей су­
ти и поэтому полностью нерационализируемой интуиции 
у художника соответствует вдохновение, которое также 
коренится в сфере бессознательной духовности. Худо­
жник творит по вдохновению, и поэтому источники его 
творчества находятся и остаются во тьме, которую созна­
ние не в состоянии осветить полностью. То и дело оказы­
вается, что чрезмерное осознание даже по меньшей мере 
мешает этому творчеству «из подсознания». Нередко уси­
ленное самонаблюдение, стремление к сознательному 
«деланию» того, что должно протекать само собой в глуби­
нах подсознания, становится тормозом творчества худо­
жника. Любая рефлексия, не являющаяся необходимой, 
может здесь лишь повредить. 
Выше мы пояснили, что там, где мы говорим о бессо­
знательной или подсознательной духовности, мы под ней 
не понимаем ничего, кроме «неотрефлектированной» ду­
ховности. Но все же мы подразумеваем нечто большее: 
мы подразумеваем также «нерефлектируемая» (ведь чело­
веческая духовность не просто неосознанна, а неизбежно 
бессознательна). 
Действительно, дух оказывается нерефлектирующим 
сам себя, так как его ослепляет любое самонаблюдение, 
пытающееся схватить его в его зарождении, в его источ­
нике. В моей книге «Подсознательный бог» я привел сле­
дующее сравнение: у самого основания сетчатки, в месте 
входа в глазное яблоко зрительного нерва, находится так 
называемое слепое пятно этой сетчатки. Однако напраши­
вается и другое сравнение: такое пятно, слепое к любой 
попытке увидеть себя, можно создать, если попытаться 
заглянуть себе в глаза, направив в них свет с помощью 
* См. приложение «Психотерапия, искусство и религия» в [2]. 
99 
4* 

з е р к а л а , — в тот же момент вы ослепнете. Кстати, сетчат­
ка генетически является частью мозга, а мозг — орган 
ощущения боли — сам не обладает ни малейшей чувстви­
тельностью к боли. Еще одной аналогией служит лич­
ность — центр духовных актов, по Максу Шелеру, и со­
ответственно центр всего сознания, который сам не 
может быть, однако, осознан. 
С помощью телескопа можно наблюдать все планеты 
Солнечной системы с единственным исключением: нельзя 
наблюдать планету Земля. Аналогичным образом об­
стоит дело с любым человеческим познанием: любое по­
знание, поскольку оно осуществляется человеком, привя­
зано к точке опоры. Но там, где находится эта точка опо­
ры, не может находиться предмет, поэтому субъект никог­
да не может окончательно стать своим собственным объ­
ектом. 
Полная саморефлексия, однако, не только невозмо­
жна, но и не требуется, ведь в задачу духа не входит на­
блюдать и отражать самого себя. Сущность человека 
включает в себя его направленность вовне, на что-то или 
на кого-то, на дело или на человека, на идею или на лич­
ность! И лишь поскольку мы интенциональны, постольку 
мы и экзистенциальны; лишь в той мере, в какой человек 
духовно соприсутствует чему-то или кому-то, духовной 
или иной сущности, лишь в меру такого соприсутствия че­
ловек соприсутствует себе. Человек не для того здесь, что­
бы наблюдать и отражать самого себя; он здесь для того, 
чтобы предоставлять себя, поступаться собой, чтобы, 
познавая и любя, отдавать себя. 
Личность раскрывается в своей биографии, она откры­
вает себя, свое «так-бытие», свою уникальную сущность 
только биографическому объяснению, не поддаваясь 
прямому анализу. В конечном счете биография — это не 
что иное, как объяснение личности во времени. В этом 
смысле само собой разумеется, что любым биографиче­
ским данным и даже любой детали из истории жизни при­
суща биографическая ценность и благодаря этому одно­
временно и личная экспрессивная ценность (однако лишь 
до определенной степени и лишь в определенных грани­
цах). Ограниченность эта соответствует обусловленнос­
ти человека, который обладает лишь факультативной 
безусловностью, фактически же он обусловлен. Хотя 
он является духовным по своей сущности существом, он 
остается при этом конечным существом. Из этого выте-
100 

кает, в частности, и то, что духовная личность не может 
осуществлять себя, минуя обусловленность психофизиче­
ской организации. Через психофизические слои личность 
не может ни постоянно проявляться, ни постоянно ре-
ализовываться. Во всяком случае, не может быть и речи 
о том, что психофизическая организация и соответственно 
все болезненные явления в ней репрезентируют духовную 
личность, которая стоит за ними и как-то ими управляет; 
ведь это невозможно ни при каких условиях и ни при ка­
ких обстоятельствах. Так как духовная личность тем са­
мым не при всяких условиях может реализовать себя 
в действии через психофизическую организацию, по тем 
же причинам она не при всяких условиях позволяет себя 
увидеть через эту организацию; именно потому, что эта 
среда инертна, она одновременно непрозрачна. Если чело­
веческий организм — и не в последнюю очередь при забо­
леваниях — представляет собой зеркало, в котором отра­
жается личность, то это зеркало не лишено пятен. Други­
ми словами: не все пятна на нем следует относить за счет 
личности, которая в нем отражается. Тело человека от­
нюдь не является точным зеркальным отражением его ду­
ха. Это было бы верно лишь для «просветленного» тела; 
лишь «просветленное» тело репрезентирует духовную 
личность, тело же «падшего» человека представляет со­
бой разбитое и поэтому искажающее зеркало. Никоим об­
разом телесное нездоровье нельзя приписывать нездоро­
вому духу, то есть выводить из душевного нездоровья. 
Не каждая болезнь имеет ноогенное происхождение; тот, 
кто утверждает иное, является спиритуалистом или — 
соответственно в том, что касается телесных н е д у г о в , — 
ноосоматиком. Человек не может осуществить все, что он 
хочет как духовная личность, посредством себя как психо­
физического организма. Пока мы будем это осознавать, 
мы — перед лицом этой Impotentia oboedientialis — суме­
ем уберечься от того, чтобы инкриминировать любую бо­
лезнь тела несостоятельности духа. Конечно, любая бо­
лезнь имеет свой «смысл», однако настоящий смысл болез­
ни заключен не в факте заболевания, а в особенностях 
страдания. Таким образом, болезнь должна приобре­
тать смысл, и это происходит лишь тогда, когда страда­
ющий человек, Homo patiens, в подлинном и бесстрашном 
страдании несущий свою участь, осуществляет этим 
смысл неотделимого от его судьбы страдания (в столкно­
вении его самого как духовной личности и болезни как по-
101 

ражения психофизического организма). В этом столкно­
вении с участью больного, в своем отношении к этой учас­
ти пораженный болезнью человек осуществляет неко­
торый — нет, глубочайший! — смысл и реализует некото­
рую — нет, высшую! — ценность. Болезнь имеет смысл 
как сама по себе, так и смысл для меня, однако смысл, 
который она имеет сама по с е б е , — это сверхсмысл, кото­
рый выходит за пределы возможностей человеческого по­
стижения смысла. Тем самым он находится по ту сторо­

жүктеу/скачать 3,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: