Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук Научный консультант

 
243 
интеллектуальной  мысли  и  религиозной  системы  сотрудничество  являлось 
следствием  программы  повышения  этнического  самосознания  и  вынужденной 
консолидации  аграрно-кочевого  народа  в  оппонировании  государственно-
имперской  системе.  В  последующих  политических  событиях  доминанта  в 
казахском  народе  сохранялась  за  светской  интеллигенцией  в  отличие  от  ряда 
глубинных регионов Средней Азии.  
В  Казахстане  развиваются  идеи  джадидизма,  носителями  которого 
являлись  татарские  подвижники.  В  общественно-политической  деятельности 
казахские  прогрессисты  контактировали  с  джадидами.  В  процессе  защиты 
национальных и гражданских прав казахские прогресситы взаимосотрудничали 
с лидерами мусульманских народов империи. С начала XX века по инициативе 
тюркских  прогрессистов  в  империи  проводились  мусульманские  съезды,  на 
которых  участвовали  представители  различных  социальных  слоев  тюркских  и 
кавказских  народов.  Идеологическая  природа  съездов  основывалась  на 
этноконфессиональной близости нерусских общин. Делегатский состав съездов 
состоял  из  лидеров  различных  политических  течений  и  направлений.  Съезды, 
как  правило,  проводились  в  административных  центрах,  сохранявших 
этнокультурную  объединяющую  значимость  для  тюркских  и  кавказских 
народов. На съездах рассматривалась большая группа вопросов, охватывавших 
обширную  гамму  политических,  социально-экономических  и  культурных 
проблем.  Анализ  ситуации  состояния  нерусских  регионов  в  рамках  империи 
демонстрирует  определенную  идентичность  выявленных  противоречий, 
оцениваемых общественными представителями в негативном аспекте.  
Индикатор  качества  постановки  школьного  дела,  религиозного  вопроса, 
состояния  национальных  языков  в  делопроизводстве,  свободы  печати, 
культуры, 
равенства 
гражданских 
прав, 
автономии 
традиционного 
судопроизводства, 
земельных 
отношений 
в 
указанных 
областях 
охарактеризовывался  с  отрицательных  позиций.  Проводимые  на  легальной 
основе подобные съезды  характеризовали начало объединительных тенденций 
мусульманских  народов.  При  наличенствовавших  формах  коммуникационных 
связей  формировалась  перспектива  дальнейшей  кооперации  различных 
общественных  движений  на  идеолого-объединяющей  основе  с  единым 
координационным центром. 
События  гражданской  войны  и  последующего  периода  показали 
противоречия  выбора  форм    государственности  между  оппозиционными 
группами в каждом народе. Разрушение монархического государства обострило 
территориальные  проблемы  в  ряде  регионах  компактного  расселения 
указанных народов. Однако в исследуемое хронологическое время до 1917 года 
мусульманские лидеры концентрировались на задаче реформирования системы 
управления  в  интересах  своих  народов.  С  начала  ХХ  века  в    империи  
последовательно  проводились      мусульманские  съезды.  На  рубеже  ХIХ-ХХ 
веков  тюрко-мусульманские  прогрессисты  осознавали  необходимость 
совместного объединения политических усилий в оппозиционировании власти. 
В процессе эволюции джадидизма усиливаются взаимоконтакты между тюрко-

 
244 
мусульманскими народами [18, с.41]. В августе 1905 года в Нижнем Новгороде 
состоялся I Всероссийский съезд мусульман. 
В августе 1905 года в Санкт-Петербурге состоялся II Всероссийский съезд 
мусульман,  в  работе  которого  приняли  участие  казахские  представители  –  У. 
Таначев,  С.  Джантурин,  М.  Смагулов,  З.  Кулманов,  М.  Оразалин.  По  итогам 
работы  съезда  была  создана  мусульманская  партия  «Иттифак-эл-мусулмани» 
(мусульманский  съезд)  и  принят  её  устав  из  23  пунктов.  Учредительный 
комитет новой мусульманской партии состоял из 15 человек, в который вошли 
следующие  представители: Исмаилбей Гаспринский, Абдулрашид Ибрагимов, 
Салимгерей Джантурин, Шаймерден Кощегулов [53, с.225]. 
В  августе  1906  года  в  Нижнем  Новгороде  состоялся  III  Всероссийский 
съезд  мусульман,  в  работе  которого  участвовало  800  делегатов.  Одним    из 
организаторов  Нижегородского  съезда  мусульман  являлся  редактор  газеты 
санкт-петербургских  мусульман  «Ульфат»  Абдурашит  Ибрагимов.  Перед 
открытием  съезда  он  огласил  его  цель  –  объединение  мусульман  России  и 
осуществление  идеи  Корана  [454,  л.7].  Этнорелигиозная  близость  тюркских 
народов  определила  тенденцию  сближения  их  лидеров  на  почве  создания 
единой  политической  платформы.  Географически  Нижний  Новгород  был 
выбран  весьма  удачно  для  съезда.  В  городе  регулярно  проводились  крупные 
ярмарки,  обуславливавшие  концентрацию  торговых  элементов.  В  городе  и 
близлежащих 
регионах 
проживало 
тюрко-мусульманское 
население. 
Установленные  коммуникационные  сухопутные  и  водные  магистрали 
облегчали  возможность  прибытия  делегатов  из  других  областей.  Съезд 
проводился  с  согласия  правительства.  Депутатский  состав  съезда  оказался 
смешанным  от  религиозных  деятелей  до  торговцев  и  юристов.  Данный  съезд 
явился  продолжением  процесса  складывания  единого  мусульманского 
движения.  В  ходе  работы  съезда  был  сформирован  Президиум  из  15 
представителей. 
Председательские 
обязанности 
возлагались 
на 
азербайджанского лидера Али-Мардан бека Топчибашева. Функции товарищей 
председателя  возлагались  на  9-х  делегатов,  их  которых  наиболее  популярным 
по  праву  оставался  основатель  джадидизма  крымский  татарин  Исмаил  бей 
Гаспринский.  В  числе  товарищей  фигурировали  члены  I  Думы  башкирский 
делегат  Шахайдар  Сыртланов  и  казахский  представитель  Шахмардан 
Кощегулов.  В  секретариат  Президиума  входили  5  депутатов  и  в  частности  от 
казахского  народа  Селим-Гирей  Джантурин.  Ряд  депутатов  представляли  
аристократические  семьи  или  влиятельные    купеческие  кланы,  сохранялся 
высокий  удельный  вес  служащих  религиозного  культа.  От  казахской  общины 
на  съезде  присутствовали  Ш.  Кощегулов,  Н.  Даулбаев,  Н.  Жаппаров,  А. 
Кульбагаров,  Ж.  Алаунгаров,  С.  Джантурин,  представлявшие  интересы 
областей [53, с.225].  
В данном ракурсе впечатляет количественный состав делегатов, который в 
сравнении  c  Санкт-Петербургским  съездом  увеличился  в  несколько  раз. 
Социально-профессиональная  стратификация  участников  съезда  оказалась 
различной.  Примечательно  участие  в  этом  съезде  уже  популярных  в  тюрко-

 
245 
мусульманской политической среде Ш. Кощегулова и С. Джантурина, которые 
являлись  депутатами  Государственных  Дум.  Казахские  делегаты  отражали 
социально-региональное  представительство  народа.  Служащий  земской 
уфимской  управы  С.-Г  Джантурин  олицетворял  своим  присутствием 
сложившийся  тип  казахского  служащего-интеллигента,  получившего  высшее 
образование  и  занятого  в  административно-чиновничьей  или  правовой  сфере. 
Джантурин, подобно ряду других своих земляков, сделал карьеру за пределами 
своего  этнотерриториального  проживания  и  добился  весомого  социального 
статуса  контактируя  в  иноэтнической  среде.  Мировоззрение  Кощегулова 
сформировалось  под  влиянием  религиозного  окружения.  Он  доминировал  в 
общественно-прогрессивных  кругах  Акмолинской  области.  И  тот  и  другой 
входили в состав Дум. 
Участники  съезда  по  его  итогам  приняли  объемное  постановление, 
содержательная часть которого акцентировалась на анализе состояния духовно-
религиозной  обстановки  империи.  В  постановлении  указывалось  на 
необходимость  созыва  Государственной  Думы  и  фактическое  осуществление 
свобод  манифеста  17  октября  1905  года  как  реального  средства  к  выходу  из 
крайне  тяжелого  положения  в  империи  [455,  л.3].  Делегаты  съезда  в  процессе 
работы    сформировали  комиссию  по  вопросу  преобразования  мусульманских 
школ  –  мектебе  и  медресе  и  о  передаче  заведования  ими  из  ведения 
мусульманского духовенства под контроль общества. 
 По  представлению  комиссии,  делегаты  съезда  ознакомились  с  33 
пунктами программы развития школьного дела. В частности, членами комиссии 
предлагалось  в  обязательном  порядке  открытие  начальных  и  двухклассных 
училищ  для  мусульманского  населения.  При  этом  регламентировалось  право 
обучения  детей  на  арабском  алфавите;  изучение  русского  языка  в  начальных 
школах  признавалось    необязательным,  а  в  средних  школах  русский  язык 
предполагалось  ввести  как  предмет  обучения.  По  пункту  №7  обучение 
мусульман в школах необходимо было  вести по  унифицированной программе. 
При  этом  для  выработки  единой  для  всех  мусульманских  школ  программы 
планировалось  провести  учительские  съезды  синхронно  в  мае  1907  года  в 
Казани, Петропавловске, Ташкенте, Тифлисе, Бахчисарае [455, л.35]. Точечное 
распределение  грядущих  съездов  определялось  с  учетом  компактного 
расселения  мусульманского  населения  и  концентрации  в  городских 
пригородных зонах его социально-активной части – интеллигенции, служащих, 
торговцев, религиозных деятелей и т.д. 
Данная  резолюция  носила  развернутый  характер  с  предоставлением 
широких  полномочий  Духовным  учреждениям.  Согласно  резолюции 
выдвигались  пункты  обязательного  начального  образования  для  каждого 
мусульманского  мальчика  и  девочки.  Члены  комиссии  предложили  важный 
пункт  учреждения  достаточной  численности  учительских  семинарий  для 
подготовки  необходимого  количества  учителей.  Комиссия  по  школьным 
вопросам  актуализировала  проблему  внедрения  «Правил  о  начальных 
училищах  для  инородцев,  живущих  в  восточной  и  юго-восточной    России», 

 
246 
утвержденной  министром  народного  просвещения  графом  И.  Толстым.  По 
мнению членов комиссии ряд пунктов положения, в частности 9, 11, 14, 17, 26, 
32,  35  и  36  противоречили    принципу  начального  обучения  на  русском  языке. 
Представители  комиссии  пришли  к  выводу  о  том,  что  «Правила»  от  31  марта 
1906  года  по  преследуемым 
целям  не  приемлемы  для  интересов 
«инородческого»  населения,  реакция  которого  предвиделась  отрицательной  в 
случае осуществления их на практике.  
В подтверждение  прогнозов комиссии в период работы съезда на имя его 
делегатов  пришла  телеграмма  представителей  мусульман  Семиреченской 
области  с  пожеланиями  о  присоединении    участников  съезда  к  протесту  
мусульман против министерских правил. Тогда же  члены съезда ознакомились 
с  докладом  Оренбургских  мусульман,  постановивших  на  многочисленном 
собрании  протестовать  против  этих  правил  [455,  л.5].  Делегаты  съезда 
ссылались  на  факты  давления  местных  властей  на  мусульманские  духовные 
учреждения.  Например,  согласно  докладу  одного    делегата  в  Петропавловске, 
учебное  начальство  потребовало  от  мулл  обязательного  допущения  в 
мусульманские  медресе  учителей  русского  языка.  С  целью  приостановления 
подобных  распоряжений  учебного  начальства  впредь  до  полного  пересмотра 
положений  о  мусульманских  духовных  училищах  Президиум  съезда  принял 
решение отправить министру  телеграмму подобного содержания.  
На  съезде  подробно  рассматривался  вопрос  реорганизации  системы 
управления  духовными  делами  мусульман.  По  факту  данной  проблемы 
функционировала  другая  комиссия  из  15  депутатов  под  руководством  муллы 
Галимджана  Галиева.  По  итогам  работы  комиссия  приняла  13  пунктов. 
Согласно  принятым  пунктам,  выдвигалось  положение  о  введении  нового 
закона,  изменяющего  духовное  управление  мусульман.  Данный  фактор,  по 
мнению разработчиков положения, мог способствовать улучшению положения 
духовенства  и  поднять  религиозно-нравственный  уровень  мусульман. 
Преобразование  духовных  учреждений  предполагало  введение  выборного 
принципа для муфтиев, численность которых в империи составляла 5 человек – 
2 на Кавказе, по 1-му в Оренбургском, Таврическом и Туркестанском регионах 
[455,  л.3].  Все  религиозные  дела  мусульман,  связанные  с  хозяйственными 
постройками,  финансированием,  кадровыми  назначениями,  освобождались  от 
вмешательства правительственных учреждений.  
В процессе принятия данного раздела вводилось примечание отдельно для 
казахского  населения.  Содержательная  часть  примечания  выглядела 
следующим образом: «У киргизов в каждом аульном обществе должно быть по 
одной  мечети  и  мектебе.  У  них,  как  у  других  мусульман,  имамы  обязаны 
обучать  детей;  при  неспособности  имамов  к  учительской  деятельности  в  их 
приходы  должны  быть  назначаемы  особые  учителя-мугалимы»  [455,  л.9]. 
Выполнение  данного  пункта  в  случае  его  легитимизации  могло  вызвать 
значительные  сложности.  Квалифицированных  имамов  и  мугаллимов  при 
дефиците  специфических  учебных  заведений  оказалось  недостаточно. 
Значительные  трудности  существовали  при  постройке  мечетей  и  медресе. 

 
247 
Традиционно  казахи  не  являлись  ортодоксальными  мусульманами    и  их 
приобщение  к  исламской  культуре  началось  значительно  позже  в  отличие 
например, от уроженцев Средней Азии. В данном случае каноны этой культуры 
рассматривалась 
казахскими 
прогрессистами 
как 
приемлимые 
общечеловеческие  ценности,  необходимые  для  сохранения  в  обществе 
этнических  особенностей  и  правил  этикета  и  приобщения  к  восточной 
цивилизации.  
Члены  комиссии  разработали  схему  взаимоотношений  и  соподчинения 
мусульманских  структур.  Так,  во  главе  каждого  религиозного  округа 
предполагалось  назначение  руководителя  –  Шейхум  Ислама.  В  округах 
параллельно  предлагалось  созывать  ежегодные  советы  из  избранных  народом 
духовных  и  светских  лиц  от  15  до  50  персон,  известных  и  почитаемых 
населением.  Планировалось  для  Туркестана  и  Семиреченской  области 
учреждение  особого  Махкама-и-Исламия  с  Шейхум  Исламом  во  главе  в 
дополнении  к  существовавшим  Таврическому,  Оренбургскому  и  2-м 
Кавказским  округам.  Разработчики  проекта  преследовали  цель  интеграции  в 
рамках империи мусульманских народов, в том числе регионов Средней Азии и 
Южного  Казахстана,  относительно  недавно  включенных  в  орбиту 
государственного  влияния.  Комиссия  соблюдала  региональный  принцип  и 
исторические  особенности  развития  народов  и  этнических  групп. 
Организующая  и  координирующая  роль,  по  модели  членов  комиссии, 
теоретически возлагалась на высшее в империи мусульманское духовное лицо - 
Раисул Улама, избираемого на должность мусульманами России. 
Наиболее  важная  задача  съезда  заключалась  в  организации  единой 
мусульманской  политической  партии.  Обсудив  этот  вопрос,  делегаты  съезда 
признали  необходимым  создать  эту  партию  и  учредить  Центральный  комитет 
из  15  членов.  Также  из  членов  комитета  предполагалось  создать  постоянное 
бюро в составе 3 человек, получающих вознаграждение и постоянно живущих в 
Петербурге.  В  контексте  формирования  партийной  программы  съезд  избрал 
комиссию  из  15  депутатов,  которым  вменялось  в  обязательном    порядке 
обсудить  программу  мусульманской  народной  партии,  разработанную  и 
получившую одобрение на II-м съезде мусульман в январе 1906 года. В состав 
комиссии наряду с А.Топчибашевым, М.Бигеевым, Ш.Сыртлановым вошел Ш. 
Кощегулов  [455,  л.7].  Основную  функциональную  нагрузку  в  комиссии  несли 
члены  Думы,  имевшие  опыт  политической  работы  и  контактировавшие  с 
членами  думских  региональных  групп  и  партийных  движений.  По  итогам 
работы  комиссии  партийная  программа  признавалась  приемлемой.  Программа 
состояла  из  75  пунктов  по  кардинальным  вопросам  общественно-
государственной,  просветительской,  религиозной,  экономической  жизни. 
Депутаты  съезда  методом  выборов  организовали  Центральный  комитет  из  15 
человек  Состав  Центрального  комитета  оказался  мозаичным  от  религиозных 
служителей  до  интеллигентов.  К  сословию  мулл  принадлежали  А.Анапаев, 
Г.Галиев,  Ш.  Кощегулов.  Почти  половину  составляли  редакторы  или 
сотрудники  мусульманских  газет,  в  частности,  редактор  «Тарджеман» 

 
248 
И.Гаспринский,  редактор  «Юлдуз»  Х.Максутов  и  т.д.  В  члены  ЦК  вошел 
представитель  партии  кадетов  Ю.Акчурин.  Таким  образом,  на  примере 
Акчурина, 
мусульмане 
регламентировали 
сохранение 
паритетных 
политических  отношений  с  кадетами  -  союзниками  по  многим  идейным 
вопросам  в  Думе.  Думские  делегаты  имели  значительный  процент  в 
мусульманском  ЦК: С.Г.Алкин,  А.Топчибашев, И.Г.Сыртланов, Ш.Кощегулов, 
С.Г.Джантурин. Ряд из них, например, И.Г.Сыртланов или С.Г.Алкин, являлись 
участниками  I  Думы.  Данный  исторический  факт  никоим  образом  не  умалял 
роли  и  значимости  бывших  думцев,  активно  участвовавших  в  общественно-
политической работе.  
Систематическое 
участие 
казахских 
общественных 
деятелей 
в 
деятельности  мусульманских  политических  организаций  свидетельствует    об 
увеличении координационной роли мусульманского центра, в составе которого 
значительную  роль  выполняли  состоявшиеся  в  движении  казахские 
представители.  Обращает  на  себя  внимание  факт  вовлечения  в  эту  работу 
малоизвестных  в  общеимперских  границах  новых  лиц.  Соответствующая 
тактика  способствовала  установлению  регулярных  контактных  связей  между 
казахскими  представителями  и  соответственно  увеличению  их  статусности  в 
казахском  обществе.  В  то  же  время  участие  казахских  делегатов  в 
мусульманских  съездах  демонстрировало  тенденцию  их  сближения  с  тюрко-
мусульманскими лидерами в реализации программы достижения прав и свобод 
[53,  с.225].  В  динамике  обострения  политической  ситуации  мусульманские 
съезды проводились в центре империи – Санкт-Петербурге.  
Выбор проведения съезда в столице носил весьма символический характер. 
В  центральных  городах  империи  концентрировалось    татарское  купечество. 
Синхронно  в  города  происходит  перемещение  тюркских  служащих  и 
религиозных деятелей. В наглядно-образном представлении аграрных  народов 
Санкт-Петербург  ассоциировался  как  столичный  центр  и  поэтому  вполне 
объективно  его  выбор  для  проведения  съездов  внешне  демонстрировал 
сохранение  лояльности  мусульманских  общин  к  общеимперскому  единству  в 
существовавших административно-территориальных границах.  
Очередной  съезд  мусульманских  представителей  состоялся  в  1914  году 
Съезд  проходил  с  15  по  25  июня.  Временные  рамки  съезда  были  достаточно 
объемными,  так  как  организаторами  съезда  планировалось  рассмотреть  ряд 
сохранявших свою актуальность  узловых проблем.  Анализ всех национальных 
и  общемусульманских  съездов  свидетельствует  о  сохранении  актуальности 
основного  пакета  документов  по  злободневным  вопросам,  не  получившим 
своего  разрешения  за  весь  период  работы  Думы.  Данный  съезд  проводился 
легально.  Но  по  представлению  властей  он  функционировал  в  закрытом 
режиме, т.е. без освещения в прессе. Соответствующая мера предпринималась с 
целью снижения общественного резонанса в государстве. Это решение властей 
встретило  критические  замечания  делегатов.  Так,  депутат  Джафаров 
скептически  высказался  по  этому  поводу:  «Пусть  знают,  что  не  мы  боимся 
света,  а  те,  которые  не  разрешают  представителям  печати  присутствовать  на 

 
249 
съезде» [456, л.1].  
На  съезде  с  наблюдательной  миссией  присутствовал  представитель 
департамента  Духовных  дел  Г.Н.  Тарановский.  Общее  количество  участников 
съезда составляло 20 человек, из них 6 депутатов Государственной Думы и 14 
делегатов с мест. В числе думских депутатов присутствовали известные своими 
политическими  взглядами  и  популярные  в  обществе  Кутлумухаммед 
Батыргиреевич  Тевкелев,  Али-Мардан-Бек    Топчибашев,  Гаджи-Баба-Оглы 
Джафаров.  Численность  депутатов  оставалась  низкой  в  сравнении  с 
численностью  депутатов  ранее  проходивших  съездов.  Социальную  основу 
депутатского  корпуса  составляли  интеллигенты  и  служащие.  Например, 
Топчибашев  работал  в  должности  присяжного  поверенного,  М.З.  Бигеев 
занимался  публицистической  деятельностью,  С.Н.  Мансуров  состоял 
помощником присяжного поверенного, в аналогичной должности состоял А.М. 
Ахтямов,  Б.  Каратаев  специализировался  в  правовой  сфере,  А.Н.  Букейханов 
имел образование лесовода 
Очевидно,  организаторы  съезда  акцентировали  внимание  на  участие  в 
съезде  известных  личностей  выполнявших  объединяющую  роль  в  регионах. 
Региональный  анализ  депутатов  подчеркивает  представительство  от  основных 
областей  с  демографическим  преобладанием  коренных  нерусских  народов  – 
Поволжья,  Степных  областей,  Крыма  и  Кавказа.  В  частности,  области 
Поволжья,  представляли  Тевкелев,  Бигеев,  Ахтямов;  от  Степных  областей 
присутствовали  Каратаев  и  Букейханов,  от  Кавказского  сектора  участвовал 
Джафаров,  интересы  Крыма  выражал  Заде.  Примечательно  наличие  так 
называемой  Санкт-Петербургской  мусульманской  группы,  в  которую  входили 
отставной  чиновник  казах  Сералы  Лапин  и  редактор  мусульманской 
Петербургской  газеты  «Милят»  Исмаил  Леманов.  В  отчетной  документации 
выделялся  район  проживания  депутатов  на  период  работы  съезда.  Так, 
казахский  представитель  Букейханов  обозначался  по  факту  его  политической 
ссылки как житель Самары. [456, л.138] 
На  профессионально-стратификационном  уровне  доминировали  юристы. 
Данная  тенденция  сохранялась  во  всех  мусульманских  политических 
движениях.  Обращает  на  себя  внимание  факт  участия  в  съезде  Лапина.  По 
причине  политической  опалы  его  земляк  Букейханов  периодически  лишался 
возможности 
постоянной 
государственной 
службы. 
Очевидно, 
его 
общественная  деятельность  проходила  в  сфере  реализации  общественных 
интересов  казахского  народа  в  сотрудничестве  с  мусульманскими 
прогрессистами  в  Санкт-Петербурге.  В  процессе  открытия  съезда 
актуализировалась проблема общения  и делопроизводства. По этому моменту 
делегаты  приняли  решение  изложения    мыслей  на  разных  языках,  с 
обязательным    переводом  выступлений  с  татарского  языка  на  русский  [456, 
л.138].  Лингвистически  близкий  казахскому,  башкирскому,  крымско-
татарскому  языкам  татарский  идентифицировался  как  близкий  в  отличие  от 
ряда  кавказских  языков.  Участники  съезда  по  образовательным  параметрам 
оставались  билингвами  и  поэтому  языковой  барьер  не  играл  существенной 

 
250 
роли. 
На съезде ожидалось участие Гаспринского, который, однако, приехать не 
смог.  Помимо  мусульман,  на  съезде  присутствовал  представитель  русского 
кадетского  издания  газеты  «Речь».  Присутствие  этого  представителя  вызвало 
едкое замечание на страницах периодического издания «Ель». Ряд депутатов по 
сводкам 
жандармского 
управления 
признавались 
политически 
неблагонадежными.  Например,  И.  Ахтямов  ранее  за  участие  в  студенческих 
волнениях подвергся исключению из Казанского университета и не имел права 
проживания  в  университетских  городах.  Впоследствии  он  классифицировался 
как  соорганизатор  «комитета  рабочей  организации»  Санкт-Петербурга  и 
находился  под  негласным  надзором  уфимской  полиции.  М.  Бигеев 
подозревался  в  пропаганде  панисламистских  идей  среди  тюркского 
студенчества  и  мусульманского  населения  столицы.  По  аналогичной  версии 
идентифицировался  С.  Максудов.  По  данным  полиции  А.  Топчибашев  имел 
контакты с социал-революционерами. А.Букейханов неоднократно подвергался 
гонениям  по  обвинению  в  неблагонадежности.  Эти  лидеры  задавали  тон  и 
динамику в прогрессивном мусульманском движении империи.  Фактически на 
съезде  присутствием  данных  личностей  была  представлена  ядровая  часть 
общенационального мусульманского движения.  
В период работы съезда рассматривались вопросы различного содержания 
от  локально-областных  до  масштабных  общегосударственных.  По  сути 
значительная  часть  региональных  проблем  оказалась  идентична  по  целевой 
значимости и задачам. Депутаты заострили  внимание  на состоянии и качестве 
деятельности  мусульманских  духовных  учреждений,  равно  как  и  всей 
ситуации, с общим положением исламского учения в империи. В выступлениях 
Леманова,  Ахтямова  и  Мансурова  в  очередной  раз  прозвучала  критика 
относительно сегрегационной политики властей. Леманов в своем выступлении 
актуализировал  проблему  необходимости  выборности  духовных  лиц,  точное  и 
явное установление прав и обязанностей духовных лиц и духовенства, а также 
урегулирования  имущественных  отношений  духовенства.  Оратор  Ахтямов  в 
докладе  «Об  отношении  Правительства  к  мусульманским  духовным  делам» 
реанимировал проблему закрытости и отсутствия гласности правительственных 
ведомственных совещаний по мусульманским делам. В своем  выступлении он 
затронул  значение  и  содержательную  суть  значений  «панисламизм», 
«пантюркизм»  и  «сепаратизм»,  т.е  тех  определений,  которые  наиболее  часто 
применялись  в  политической  полемике  между  лидерами  движения  и 
Правительством.  Депутат  Дагфаров,  раскрывая  суть  негативной  политики 
Ермолова на Кавказе, отмечал рост сектантского течения «мюридизм». По сути 
изложения  в  его  выступлении  звучало  предупреждение  всем  о  возможности 
возникновения  в  государстве  сепаратистского  исламского  движения 
антиимперского толка. По религиозному  вопросу с развернутым докладом «Об 
основах  преобразования  учреждений  мусульман»  выступил  С.  Максудов. 
Докладчик  предлагал,  по  примеру  европейских  государств,  реорганизацию 
мусульманских  духовных  учреждений.  Он  инициировал  такие  вопросы,  как 

 
251 
установление  выборного  начала  для  всех  духовных  лиц;  создание 
всероссийского  центрального  духовного  учреждения  с  концентрацией  в  нем 
всех  духовно-религиозных  дел  мусульманских  народов  империи;  передачу 
духовных  школ  из  подчинения  Министерства  Народного  просвещения  в 
ведение духовных правлений.  
На съезде присутствовал отставной генерал-майор Сахиб Гирей Еникеев. В 
его  выступлении  под  названием  «О  положении  мусульман  Туркестанского 
края» 
обрисовывалась 
мрачная 
картина 
снижения 
экономического 
благосостояния  населения  и  упадок  общественных  нравов.  Примечательно  в 
данном аспекте поведение ташкентского генерала Еникеева – татарина, с болью 
говорившего об отсутствии духовного управления в Туркестане [456, л133]. 
В  пафосности  выступления  Топчибашева  прозвучала  мысль  в  защиту 
ислама.  Апеллируя  к  историческому  прошлому,  он  отмечал  грандиозный 
территориальный  размах  исламской  цивилизации,  функционировавшей  во 
многом  благодаря сохранению духовной культуры мусульман.  В развернутом 
докладе Топчибашева отмечалась культурно-образовательная роль Самарканда, 
когда-то  являвшегося  по  его  утверждению  единственным  городом,  в  котором 
получали образование мусульмане со всего мира. Топчибашев охарактеризовал 
состояние  казахского  населения  как  плачевное.  Его  удивление  вызвала 
политика правительства относительно казахов: «Разве хорошее дело обращать в 
явных врагов таких преданных подданных»  [456, л. 134]. 
В  выступлениях  депутатов  отмечались  их  верноподданнические  чувства 
империи.  В  официальных  докладах  ораторов  не  прозвучала  мысль 
сепаратистской  направленности.  Депутаты  съезда  прекрасно  осознавали  всю 
сложность  подобной  тенденции  в  условиях  функционирования  империи  при 
полной социально-экономической зависимости и отсутствия административно-
политического  и  военного  потенциала  в  областях.  По  сути  своего  содержания 
доклад  Топчибашева  охватывал  все  территории  тюрко-мусульманского 
населения  и  содержал  призыв  к  выработке  единых  требований  в 
формирующейся концепции мусульманского движения.  
Один  из  организаторов  съезда  Агеев  признавал  трудности  получения 
разрешения  на  открытие  съезда.  По  его  утверждению,  закрытость  съезда 
никоим  образом  не  снизила  его  значимости  и  присутствующие  участники 
придали  ему  жизненную  силу.  В  материалах  газеты  «Ель»  обращалось 
внимание на солидарность членов съезда при выработке единой позиции. Съезд 
характеризовался  смешанным  этническим  составом.  Корреспонденты  «Вакта» 
акцентировали  внимание  на  наличие  принципов  сближение  религиозных 
деятелей  и  просвещенных  интеллигентов.  При  этом  муллы,  по  максимальным 
подсчетам,  составляли  только  треть  участников  съезда,  но  по  их  признанию, 
светски  образованные  интеллигенты  искренне  ратовали  за  расширение  прав 
духовных учреждений. 
 От  имени  казахской  общественности  выступали  С.  Лапин,  Б.  Каратаев  и 
А.Букейханов.  С.  Лапин  в  докладе  «О  реформе  духовных  правлений» 
обосновывал  необходимость  реформирования  духовных  правлений  в 

 
252 
Туркестане  в  пользу  сохранения  шариата  и  норм  обычного  судопроизводства 
как  привычных  форм  мусульманской  культуры  местного  населения.  Каратаев 
акцентировал  проблему  вывода  Правительством  казахов  из  введения 
Оренбургского  Духовного  Правления.  Данная  правительственная  мера,  по  его 
мнению  оказалась  ошибочной,  так  как  казахи  опасавшиеся  перевода  в 
православие,  консолидировались  на  религиозной  почве  и  всячески 
поддерживали  распространение  исламского  культа.  По  утверждению 
Каратаева,  вместо  одной  волостной  мечети  казахи  конспиративным  образом 
создавали  десятки  духовных  учреждений.  Эмоциональная  речь  Каратаева 
сопровождалась  обращением  к  7  членам  мусульманской  фракции 
Государственной Думы. Его выступление произвело потрясающее впечатление. 
Описывая  состояние  духовного  управления  в  степных  областях,  он  отмечал 
полное  бесправие  казахов.  От  имени  миллионов  казахов  Каратаев  выступил  о 
необходимости  предоставления  казахам  прав  участия  в  Думе.  Оратор 
подчеркивал  наличие  в  народе  казахов  с  высшим  образованием,  т.е.  той 
группы, которые соответствовали образовательному и социальному статусу: «... 
поручаю вам, любимой фракции, всю судьбу миллионов киргиз…постарайтесь 
добиться  и для них прав  попасть  в  Думу.  Все мы не являемся недоросшими, 
среди нас  имеются  лица с высшим образованием» [456, л.4].  
Делегат  Букейханов  в  сравнительном  анализе  положения  казахского 
населения  до  эпохи  реформ  и  в  последующий  период  резюмировал  общее 
ухудшение  их  состояния.  Соответствующий вывод  оратор  подтверждал  рядом 
фактов,  утверждая  о  необоснованном  усилении  политического  давления 
имперской  власти  на  казахское  население.  В  подтверждение  гражданской 
позиции казахских делегатов была оглашена телеграмма из Уральской области 
представителей  от  казахской  общины,  в  которой  прозвучало  следующее:  «Мы 
не можем не обратить  внимание съезда на Постановление Синода от 26 апреля 
1912года.  Постановление  это  ставит  своей  целью  обращение  киргизов  в 
православие, что является посягательством на свободу совести, возвещенную с 
высоты  престола.    Никакое  законодательство  без  участия  представителей  от 
инородцев  в  законодательных  учреждениях  не  будет  соответствовать  их 
интересам»  [456,  л.133].  В  телеграмме  прозвучало  желание  казахского 
населения получения права представительства в Государственной Думе.  
Оценивая перспективы съезда, Букейханов объявил свое желание озвучить 
его  решения  перед  казахским  населениям  Акмолинской  и  Семипалатинской 
областей,  что  вызвало  одобрение  депутатов.  Позиция  выборщиков  двух 
областей  была  ясна  и  тем  самым  Букейханов  демонстрировал  на  конкретном 
примере  общественную  поддержку  съезда  казахами  двух  областей. 
Примечательно предложение Букейханова о протесте казахов против принятия 
закона  Думой  о  запрете  ритуального  убоя  скота  как  специфического  
мероприятия во время религиозных празднований.  
На  съезде  выступили:  крымский  делегат  А.  Заде  о  положении  крымских 
татар;  мусульманский    лидер,  депутат  I  Государственной  Думы,  белебеевский 
ахун  Курамшин  по  злободневной  проблеме  предоставления  женщинам 

 
253 
равноправия;  член  действовавшей  Государственной  Думы  Г.Х.  Еникеев  о 
положении мусульманского школьного вопроса в России.  
Характерно,  что  в  заключительной  речи  Джафарова  прозвучал  тезис 
непроизвольного объединения мусульманских народов в защиту политических 
интересов под влиянием антинародной правительственной политики.  
Основная  цель  проведения  съезда  заключалась  в  информировании 
Правительства  и  общественности  о  нуждах  мусульманских  народов  и 
дальнейшей  координации  их  действий.  По  прежнему  депутатами  учитывался 
легальный метод  депутатской  миссии  через  Государственную  Думу.  Делегаты 
съезда апеллировали к председателю мусульманской фракции Думы Тевкелеву 
с  просьбой  воспрепятствовать  осуществлению,  внесенными  правыми 
депутатами  законопроекта  об  отмене  ритуального  убоя  скота  [456,  л.134]. 
Вероятно,  данный  законопроект  с  позиций  светского  человека  носил 
второстепенный  характер  в  сравнении  с  обострявшимися  земельно-водными 
вопросами во многих регионах расселения мусульман. Принятие или неприятие 
этого  закона  было  весьма  принципиальным  в  условиях  жизнедеятельности 
аграрных  народов,  вековой  уклад  и  мировоззрение  которых  подвергались 
деформационным процессам.  
В  целях  реализации  решения  обсужденных  вопросов  депутаты  съезда 
приняли  резолюцию  из  7  пунктов.  По  содержанию  резолюции  высказывалось 
пожелание о восстановлении избирательных прав в Государственную Думу для 
проживающего  в  Туркестане  и  Степных  областях  мусульманского  населения. 
Таким  образом,  депутаты  поддержали  требования  казахских  прогрессистов 
относительно  их  участия  в  законотворческом  институте  управления. 
Большинство пунктов резолюции были  ориентированы на развитие  исламской 
культуры  и  образования.  Съезд  признал  необходимым  учредить  духовные 
правления в Туркестане и на Северном Кавказе по примеру других губерний. В 
документе  излагалось  пожелание  присоединения  казахского  населения 
Тургайской,  Уральской,  Семипалатинской  и  Акмолинской  областей  к  округу 
Оренбургского  Духовного  правления.  Съезд  созывался  по  инициативе 
мусульманской фракции Государственной Думы. Большинство мусульманских 
думцев-участников  съезда  по  политическим  убеждениям  оказались  близки 
кадетам.  Фактически  на  съезде  собрались  близкие  по  идейной  платформе 
мусульманские  лидеры.  При  этом  депутаты  съезда  являлись  не  просто 
приглашенными  лицами,  а  в  большинстве  своем  выборными  представителями 
от  областей  [456,  л.110].  Природа  официальных  выборов  в  Государственной 
Думе  соответствовала  ментальности  и  общинно-коллективистской  психологии 
мусульманских  народов.  В  общественном  сознании    мусульманских  народов 
мусульманские  съезды  ассоциировались  ими  как  существенная  инстанция, 
способная  преломить  сложившуюся  ситуацию  в  их  пользу.  Реальное 
представительство  съезда  отражало  степень  популярности  в  общинах 
мусульманских  депутатов  и  их  взаимную  комплиментарность.  По  данным 
информаторов  выборы  в  регионах  проводились  неофициально  и  в  ряде  мест 
сопровождались  противоречивыми  конфликтами.  Например,  в  бакинских 

 
254 
газетах  звучала  критика  против  участия  в  съезде  Топчибашева,  которому,  по 
мнению корреспондентов в Закавказье, существовала реальная  альтернатива. В 
печатных  материалах  тюркской  газеты  «Ель»  также  содержалась  информация 
присутствия на съезде так называемых «бесполезных» людей.  
Закрытый  режим  проведения  съезда  вызвал  возмущение  мусульманской 
печати.  В  частности,  корреспондент  издания  «Ель»  Фуад  Туктаров  в 
сатирической  статье,  посвященной  съезду,  отмечал  позицию  депутатов  в 
следующих  тонах:  «Вы  мусульмане,  народ  наш  смирный и  нас  ему  не  нужно. 
Не  нужно нас, не нужно и печати. Если и  нужно,  то другие этого не желают» 
[456,  л.4].  По  всей  видимости  этот  упрек  как  и  радикальные  выступления 
других  газет  оказались  необоснованными,  так  как  организаторы  съезда 
преследовали  цель  пропаганды  официальных  методов  оппозиционирования 
режиму  во  избежание  репрессий  и  как  следствие  разгрома  мусульманского 
движения [456, л.11].   
Впрочем, содержание съезда оказалось доступным для татарской печати во 
многом  благодаря  секретарю  съезда  Садретдину  Максудову,  передававшего 
сведения  редакции  газеты  «Юлдуз»  [469,  л.12].  Синхронно  материалы  съезда 
стали  достоянием  периодических  изданий:  «Тарджеман»,  «Вакт»,  «Кояш», 
«Ялт-Юлт». Редакторский коллектив мусульманской прессы отражал полярные 
интересы  и  взгляды  общественности.  Так,  например,  на  страницах 
сатирического  журнала  «Ялт-Юлт»  пессимистически  излагались  все 
устремления  делегатов  равно  как  и  выработанные  ими  постановления. 
Публицистический жанр коллектива «Кояш»,  напротив, сравнивая динамику  и 
остроту  съезда  с  прошедшим  ранее,  выделял  его  категоричность  и 
определенность  в  выборе  политической  модели  для  достижения  цели. 
Кояшевцы  отмечали  отсутствие  «достойной  научности  и  необходимых 
материалов»  при  наличии  случайных  и  недостаточно  подготовленных 
делегатов на предыдущих съездах в отличие от проходившего в 1914 году.  По 
признанию  корреспондента  газеты  «Вакт»,  именно  на  страницах  периодики 
«Кояш»  пропагандировалась  идея  формирования  общего  литературного  языка 
для  всех  тюркских  народов,  что  в  перспективе  могло  явиться  показателем  их 
духовного объединения.  
Касаясь  процедуры  функционирования  мусульманских  школ,  депутаты 
инициировали  потребность  выработки  законопроекта  о  разрешении 
правительством  права  преподавания  в  школах  выпускникам,  получившим 
образование  в  учебных  заведениях  Турции  и  Египта.  Депутат  Мирджамилов 
высказал  предложение  о  допущении  к  преподаванию  в  религиозных  школах 
Туркестана учителей без учета их национальности.  
Согласно  интервью  участника  съезда  муллы  Х.Усманова,  на  членов 
президиума  съезда  депутатами  возлагались  обязанности  упорядочивания  всех 
материалов  и  их  рассылки  депутатам.  Депутаты  имели  право  дорабатывать  и 
редактировать  предложения  съезда  с  отправкой  их  членам  мусульманской 
фракции 
Думы. 
В 
дальнейшем 
предполагалось 
санкционирование 
дополнительного съезда для приведения исполнения решений  в одно целое. В 

 
255 
любом  случае  думские  мусульманские  депутаты  брали  на  себя  обязательства 
ввести  унифицированные  предложения  в  виде  законопроектов  в  Думе. 
Безусловно,  тюрко-мусульманские  лидеры  накопили  значительный  опыт  в 
организации освободительного движения. Количественный фактор очевидно не 
имел  существенного  значения.  В  данном  случае  проявилась  координирующая 
роль  ограниченной  части  присутствовавших,  популярность  которых  вышла  за 
территориальные  рубежи  конкретной  административной  области  или 
этнорегиональной  зоны  конкретного  социума.  Фактически  ряд  депутатов,  как 
например  Букейханов,  Топчибашев  или  Максудов,  получили    известность  не 
только в областях компактного расселения своих соотечественников, но имели 
влияние  в  либерально-демократическом  движении  государства  и  были 
узнаваемы  лидерскими  кругами  аналогичных  общественных  движений  в 
регионах.  
В материалах съезда не прослеживается строгая вертикаль  иерархической 
соподчиненности.  При  этом  наблюдалась  дальнейшая  тенденция  к 
установлению  действующего  координационного  центра  в  отношениях 
удаленных  друг  от  друга  национальных  движений,  локализованных  по 
принципу этнической концентрации.  
Анализ политической ситуации начала  XX века доказывает, что действия 
просвещенных  казахов    были  синхронны  с  политической  активностью 
российской  тюркской  общественности.  Тон  в  тюркско-мусульманском 
оппозиционировании  государственной  машине  задавали  представители 
татарской общины, развившие идеи Гаспринского  о  единении тюрков на фоне 
родства религии, языка, культуры.  
В  Российской  империи  татарские  религиозные  мыслители,  образованные 
прогрессисты и буржуа играли весьма существенную роль. По сути все важные 
тюркские  оппозиционные  движения  и  сопутствующие  им  тюрко-
мусульманские  съезды  зарождались  и  развивались  в  Поволжье  -  районе  с 
повышенной 
концентрацией 
татарского 
населения. 
Таким 
образом 
устанавливается  контактная  сфера  между  татарскими  и  казахскими 
прогрессистами.  Соответствующая  связь  ярко  отразилась  в  событиях 
революции    1917  года,  гражданской  войны  и  последующем  периоде 
становления    национальной  государственности  в  территориальных  границах 
Советского государства.  
Таким  образом,  в  начале  ХХ  века  мусульманское  движение  приобрело 
значительные 
масштабы 
в 
границах 
империи 
и 
способствовало 
консолидационным процессам лидеров оппозиционных режиму мусульманских 
организаций  Крыма,  Кавказа,  Закавказья,  Поволжья,  Приуралья,  Сибири, 
Средней 
Азии 
и 
Казахстана. 
Казахские 
общественные 
деятели 
взаимодействовали  с  региональными  политическими  деятелями  с  целью 
реализации политической программы эволюции  общества и государства. 

жүктеу/скачать 2,34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: