Джордж Оруэлл Скотный двор сказка Глава I

2. Тот, кто ходит на четырех (равно как и тот, у кого крылья), — друг. 
3. Животное да не носит одежду. 
4. Животное да не спит в кровати. 
5. Животное да не пьет спиртного. 
6. Животное да не убьет другое животное. 
7. Все животные равны. 
Буквы были выведены четко и, если не считать, что в слове «четырех» вместо первого 
«е» стояло «и», а в слове «спит» «с» перевернулось не в ту сторону, все было 
исключительно грамотно. Обвал прочел заповеди вслух для общего сведения. Животные 
согласно кивали головами, а те, кто поумнее, стали не мешкая заучивать заповеди наизусть. 
— А теперь за работу, товарищи, — сказал Обвал, отбрасывая кисть. — Для нас должно 
стать делом чести убрать урожай быстрее, чем Джонс и его работники. 
Но тут три коровы — они давно маялись — громко замычали. Их уже сутки не доили, и 
вымя у них только что не лопалось. Свиньи подумали-подумали, распорядились принести 
подойники и вполне сносно подоили коров — и для этого их ножки сгодились. И вот в пяти 
подойниках пенилось жирное молоко, и многие поглядывали на него с нескрываемым 
любопытством. 
— Куда мы денем такую пропасть молока? — раздался вопрос. 
— Джонс, бывало, подмешивал молоко нам в корм, — сказала одна курица. 
— Товарищи, не забивайте себе голову этим молоком, — прикрикнул Наполеон и 
заслонил своей тушей подойники. — Им займутся. Урожай — вот наша первоочередная 
задача. Товарищ Обвал поведет нас. Через несколько минут приду и я. Вперед, товарищи! 
Урожай не ждет. 
И животные повалили в поле косить, а вечером было замечено, что молоко исчезло. 
Глава III 
Они работали без устали, до седьмого пота, только бы убрать сено! Труды их не 
пропали даром, урожай выдался на славу, они и не надеялись собрать такой. 
Порой они отчаивались, потому что коса, грабли — они ведь не для животных, для 
людей приспособлены: ни одному животному с ними не управиться, тут требуется стоять на 
задних ногах. Но свиньи — вот ведь умные! — из любого положения находили выход. Ну а 
лошади, те знали поле досконально, а уж косили и сгребали в валки так, как и не свилось 
Джонсу и его работникам. Сами свиньи в поле не работали, они взяли на себя общее 
руководство и надзор. Да иначе и быть не могло, при их-то учёности. Боец и Кашка 
впрягались в косилку, а то и в конные грабли (им, конечно, не требовалось ни удил, ни 
уздечек) и упорно ходили круг за кругом по полю, а кто-нибудь из свиней шел сзади и 
покрикивал когда «А ну, товарищ, наддай!», а когда «А ну, товарищ, осади назад!». А уж 
ворошили и копнили сено буквально все животные от мала до велика. Утки и куры и те весь 
день носились взад-вперед, по клочкам перетаскивая сено в клювах. Завершили уборку 
досрочно. Джонс с работниками наверняка провозился бы по меньшей мере еще два дня. Не 
говоря уж о том, что такого урожая на ферме сроду не видывали, вдобавок убрали его без 
потерь: куры и утки — они же зоркие — унесли с поля все до последней былинки. И никто ни 
клочка не украл. 
Все лето ферма работала как часы. И животные были рады-радехоньки — они и думать 
не могли, что так бывает. Никогда они не ели с таким удовольствием: совсем другое дело, 
когда вырастишь еду сам и для себя, а не получишь из рук скупердяя хозяина. После того как 
они прогнали людей, этих никчемных паразитов, на долю каждого приходилось больше еды. 
И хотя недостаток опыта явно сказывался, отдыхали они тоже больше. Трудности 
преследовали их на каждом шагу. Например, когда приспело время собирать урожай, им 
пришлось молотить его на старинный лад на току, а чтобы вывеять мякину — дуть изо всех 
сил: молотилки на ферме не было; но они преодолевали любые трудности благодаря 
свиньям, их уму, и Бойцу, его невероятной силе. Бойцом восхищались все. Он и при Джонсе 
не ленился, а теперь и вовсе работал за троих; бывали дни, когда он вывозил на себе чуть не 
всю работу. С утра до ночи он тянул и тащил и всегда поспевал туда, где тяжелее всего. Он 
попросил одного из петушков будить его поутру на полчаса раньше, по своему почину шел 
на самый узкий участок и до начала рабочего дня трудился там. Какие бы осечки, какие бы 

неудачи у них ни случались, у Бойца на все был один ответ: «Я буду работать еще упорнее», 
— такой он взял себе девиз. 
Но и другие тоже работали в меру своих сил. От каждого по способностям; куры и утки, 
например, собрали по колоску чуть не два центнера оставленной в поле пшеницы. Никто не 
крал, не ворчал из-за пайков; склоки, брань, зависть почти прекратились, а ведь раньше 
считалось, что это в порядке вещей. Никто не отлынивал от работы, вернее, почти никто. 
Молли, правда, неохотно вставала поутру и норовила уйти с работы пораньше под 
предлогом, что повредила копыто камнем. Да и кошка вела себя подозрительно. Было 
замечено: едва ей хотели поручить какую-нибудь работу, кошка смывалась. Она надолго 
пропадала и объявлялась как ни в чем не бывало только к обеду или к вечеру, когда вся 
работа была уже сделана. Но она так убедительно оправдывалась, так ласково мурлыкала, 
что нельзя было не поверить: всему виной неудачно сложившиеся обстоятельства. А вот 
Вениамин, старый ослик, каким был, таким и остался. Медлительный, нравный, он работал 
так же, как при Джонсе, от работы не отлынивал, но и на лишнюю работу не напрашивался. 
Ни о восстании, ни о связанных с ним переменах он не высказывался. Если его спрашивали, 
лучше ли ему живется без Джонса, он говорил только: 
— Ослиный век долгий, никому из вас не довелось видеть мертвого осла, — и всем 
приходилось довольствоваться этим загадочным ответом. 
По воскресеньям не работали. Завтрак бывал на час позже обычного, и всякий раз 
неизменно заканчивался пышной церемонией. Первым делом выкидывали флаг. Обвал 
отыскал в сбруйнице старую скатерть миссис Джонс и изобразил на ней белой краской рог и 
копыто. И каждое воскресенье поутру скатерть взлетала на флагшток в саду. Зеленый цвет, 
объяснил Обвал, означает зеленые поля Англии, а рог и копыто знаменуют грядущую 
Скотскую Республику, которая будет учреждена, когда мы повсеместно свергнем род 
людской. После поднятия флага животные тянулись в большой амбар на сходку — 
назывались эти сходки собраниями. На собраниях планировалась работа на текущую неделю, 
выдвигались и обсуждались разные предложения. Выдвигали предложения свиньи. Как 
голосовать, другие животные понимали, но ничего предложить не могли. На обсуждениях 
Обвал и Наполеон забивали всех своей активностью. Но было замечено, что эти двое никогда 
не могут согласиться: какое бы предложение ни вносил один, другой выступал против. Даже 
когда решили — и тут уж вроде и возразить было нечего — отвести загончик за садом под 
дом отдыха для престарелых, они затеяли бурный спор о том, в каком возрасте каким 
животным уходить на покой. Собрания обязательно завершались пением «Тварей Англии», 
ну а днем развлекались кто как. 
Сбруйницу свиньи забрали себе под штаб-квартиру. Здесь они вечерами изучали 
кузнечное, плотницкое дело и другие ремесла по книгам, позаимствованным в хозяйском 
доме. Обвал, кроме того, увлекся созданием всевозможных скотских комитетов. Этому 
занятию он предавался самозабвенно. Он учредил Комитет по яйцекладке — для кур, 
Комиссию по очистке хвостов — для коров, Ассоциацию по перевоспитанию диких товарищей 
(ее целью было приручение крыс и кроликов); Движение за самую белую шерсть — для овец, 
и так далее и тому подобное, не говоря уж о кружках по ликвидации безграмотности. Как 
правило, из проектов Обвала ничего не выходило. К примеру, попытка приручения диких 
животных провалилась чуть не сразу. В повадках диких животных не замечалось никаких 
перемен, а от хорошего отношения они только еще пуще распоясывались. Кошка вошла в 
Ассоциацию по перевоспитанию и на первых порах развила большую активность. Однажды 
ее застали на крыше: она проводила беседу с сидящими от нее на почтительном расстоянии 
воробьями — разъясняла им, что все животные теперь братья и если кто из воробьев 
пожелает сесть к ней на лапку — милости просим, но воробьи не торопились принять ее 
приглашение. 
А вот кружки по ликвидации безграмотности, напротив, дали прекрасные результаты. К 
осени чуть не все в той или иной мере научились грамоте. 
Что касается свиней, они уже свободно читали и писали. Собаки недурно читали, но 
ничего, кроме семи заповедей, читать не хотели. Коза Мона читала лучше собак и порой 

вечерами почитывала животным обрывки подобранных на помойке газет. Вениамин читал не 
хуже любой свиньи, но своим умением никогда не пользовался. Насколько ему известно, 
говорил он, ничего путного не написано, а раз так, незачем и читать. Кашка выучила 
алфавит от первой до последней буквы, но не умела складывать слова. Боец дальше буквы Г 
не пошел. Большущим копытом он выводил в пыли А, Б, В, Г, затем стоял, приложив уши, 
изредка потряхивал челкой и таращился на буквы, стараясь запомнить, какие же идут 
дальше, но куда там. Правда, ему случалось, и не раз, выучивать и Д, и Е, и Ж, и З, но тогда 
оказывалось, что он тем временем успевал забыть А, Б, В и Г. В конце концов он решил 
довольствоваться первыми четырьмя буквами и поставил себе за правило писать их два раза 
в день, чтобы они не выветрились из памяти. Молли никаких других букв, кроме пяти, 
образовавших ее имя, учить не желала. Зато эти она ровненько выкладывала из прутиков, 
украшала там-сям цветком и, не в силах отвести глаз от своего имени, долго ходила вокруг. 
Остальная скотина не пошла дальше А. Обнаружилось также, что животные поглупее, а 
именно: овцы, куры и утки не способны выучить семь заповедей наизусть. Обвал подумал-
подумал, потом объявил, что вообще-то семь заповедей можно свести к одному правилу, а 
именно: «Четыре ноги хорошо, две — плохо!» В нем, заявил Обвал, заключен 
основополагающий принцип скотизма. Тому, кто его хорошо усвоит, не опасно людское 
влияние. Против этого принципа поначалу выступили птицы: ведь у них, как они считали, 
тоже две ноги, но Обвал доказал им, что они ошибаются. 
— Хотя как птичье крыло, так и рука, товарищи, — сказал он, — орган движения, но у 
него совершенно иная разновидность локомоции. И соответственно, его следует приравнять 
к ноге. Отличительным же признаком Человека является рука — это орудие всех его 
преступлений. 
Птицы ученых слов не поняли, однако объяснение Обвала приняли, и животные потупее 
принялись разучивать новое правило наизусть. «ЧЕТЫРЕ НОГИ ХОРОШО, ДВЕ — ПЛОХО!» — 
начертали большими буквами на торце амбара над семью заповедями. Заучив это правило 
наизусть, овцы очень к нему привязались и частенько, лежа в поле, хором заводили: 
«Четыре ноги хорошо, две — плохо! Четыре ноги хорошо, две — плохо!» — и блеяли так 
часами, без устали. 
Наполеон не выказывал никакого интереса к валовым комитетам. Он заявил, что во 
главу угла надо ставить воспитание молодежи, а не тех, кто уже сформировался как 
личность. Случилось так, что Роза и Ромашка после сенокоса разом ощенились — у них 
народилось девять крепких щенков. Едва щенят отняли от груди. Наполеон отобрал их у 
матерей, сказав, что берет воспитание на себя. И унес щенят на сеновал, куда попасть можно 
было лишь по приставной лестнице, стоявшей в сбруйнице, так что щенят никто не видел и 
об их существовании вскоре забыли. 
Таинственная история с пропажей молока вскоре разъяснилась. Свиньи подливали его 
каждый день в свой корм. Начали созревать ранние сорта яблок, и трава в саду была усеяна 
падалицей. Животные считали, что падалицу, естественно, разделят между всеми поровну, 
но вскоре вышел приказ подобрать падалицу и снести в сбруйницу для удовлетворения 
потребностей свиней. Кое-кто начал было роптать, но без толку. Тут все свиньи, даже 
Наполеон и Обвал, проявили полное единодушие. Стукача послали к животным провести 
среди них разъяснительную работу. 
— Товарищи! — взывал он. — Я надеюсь, вы не думаете, что мы, свиньи, взяли себе 
молоко и яблоки из эгоизма или корысти? Да многие из нас терпеть не могут ни молока, ни 
яблок. И я в том числе. Мы берем их лишь для того, чтобы поддержать свое здоровье. В 
молоке и в яблоках (а это точно доказано наукой, товарищи) содержатся вещества, 
необходимые для нормальной жизнедеятельности свиней. Свиньи — работники умственного 
труда. Руководство и управление фермой целиком лежит на нас. И днем, и ночью мы 
работаем на ваше благо. И молоко пьем, и яблоки мы едим тоже ради вас же самих. Знаете 
ли вы, что случилось бы, если бы мы, свиньи, оказались не в состоянии выполнять свой долг? 
Джонс вернулся бы! Да, да, вернулся бы Джоне! Уж не хотите ли вы, товарищи, — взывал 
Стукач, вертясь вьюном и крутя хвостиком, — уж не хотите ли вы возвращения Джонса? 
А если животные чего не хотели, так это возвращения Джонса. И когда им представили 
дело в таком свете, они мигом замолчали. Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что 
здоровье свиней — дело первостепенной важности. И животные без лишних разговоров 

согласились, что и молоко, и падалицу (а когда поспеют яблоки, то и весь их урожай) 
следует предназначить исключительно для свиней. 

жүктеу/скачать 0,79 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: