ния людей, которые совершают жертвоприношение коня 79, подобное индий
ской ашванедхе 80 — обряду заклания коня в день солнечного равноден
ствия, призванному гарантировать царю возрождение и бессмертие и ана
логичному жертвоприношению белого коня на коронации у других индо
европейских народов 81. Композиция же в целом рассматривается как
космограмма, передающая универсальный образ мира, подчеркивающая
идею вечности и возрождения жизни и связанная с культом царя.
Семантика изображений Чертомлыцкой вазы рассматривалась также
Э. Ф а р к а ш 82, основывавшейся на методических посылках, представляю
щ ихся неприемлемыми, Д . А. Мачинским 83, первоначально исходившим
из
свидетельств античных источников и чисто интуитивных построений,
п Д. С. Раевским 84, с которым мы используем один метод, принятый так
же Б. Н. Мозолевским 85.
Если не останавливаться на интерпретации Э. Фаркаш, уже подвергну
той убедительной критике Д. С. Раевским 8в, то отрадно отметить, что все
исследователи (даже идущие разными путями) единогласны в трактовке
второго фриза как сцены жертвоприношения, а всей композиции вазы —
как изображения, передающего мифологические представления скифов.
Это единодушие вселяет надежду, что мы стоим на верном пути.
Разногласия носят частный характер и связаны с трактовкой второго
фриза и образа крылатого коня.
Первоначально Д. С. Раевский видел в
крылатом коне символ скифского
бога Посейдона-Тагимасада, а в реалистической сцене — жертвоприноше
ние в его честь 87. Позже второй фриз он связал с ритуалом объезда царства
в день Н оуруза. Правомерность последней интерпретации подтверждает
ся тем, что и сцена терзания является символом Н оуруза и дня коронации.
Более спорна трактовка стоящего анфас персонажа ввиду плохой со
хранности фигуры; сомнительно истолкование образов коней как истории
одной лошади: на вазе представлены, бесспорно, кони разных пород, к то
му же как стриженые, так и длинногривые.
Соглашаясь с Д. С. Раевским в том, что здесь изображено сложное ри-
79 Геродот (IV, 72) пишет,что скифы «жертвенное животное ставят со связанными
передними ногами. Приносящий жертву, стоя сзади, тянет за конец веревки и затем
повергает жертву на землю» — точно так, как изображено на Чертомлыцкой вазе.
80
Иванов. Опыт истолкования...;
Dumont P. L ’Ashvamedha, description du sa
crifice solennel du cheval dans le culte vedique d ’ apres les textes du Yajurveda blanc.
P., 1927;
Kirfel W. Der Asvamedha und Purusamedha.— In:
Festschrift W. Schubring.
Hamburg, 1951;
Gonda J . Ancient Indian Kingship from the Religions Point of View.
Leiden, 1966, p. 110— 114.
81
Иванов. Опыт истолкования...;
Schroder F. Ein altirischer Kronungsritus und
das indogermanische Rossopfer.— Zeitshrift fur celtiscbe Philologie, 1927, B. 16;
K op-
pers W. Pferdeopfer und Pferdekult der Indogermanen.— In: Die Indogermanen und ger-
manen Frage, В. IV. Lpz, 1936;
Puhvel J. Vedic Asvamedha and Gaulisch Jipomiid-
v o s.— Language, 1955, v. 31;
Le Roux F. Recherches sur les elements rituels de l ’election
royale irlandaise et celtique.— Ogam, X V , 1963,
Dumezil G. La religion romaine arcliai-
que. P., 1966.
82
Farkas. Op. cit.
83
M ачинский Д . A . О
смысле изображений на некоторых произведениях греко
скифской торевтики и о значении их для понимания истории скифов IV — III в. до
н. э . — В сб.: Античные города Северного Причерноморья и варварский мир. Тезисы.
Л ., 1973, с. 25;
он же. О смысле изображений па Чертомлыцкой амфоре.— В сб.:
Проблемы археологии. Вып. II. Л., 1978, с. 232—240 (Д. А. Мачинскому, по-видимо
му, осталась неизвестна моя трактовка вазы, предлагавшаяся в ряде докладов в
1971 — 1972 гг.). Позднее им были сделаны некоторые уступки современному направле
нию — принята трактовка трех сфер мироздания, образа мирового дерева
(Мачинский,
Пектораль..., с. 131 сл.).
84 Д. С. Раевский (Об интерпретации..., с. 78—82) уточнил, что нижний фриз
символизирует не нижнюю сферу мироздания, а идею космического порядка, выражен
ную через образ мирового дерева.
86
Мозолевсъкий В. М .
Синтез
сюфо-античшп
думки.— Всесвгг, 1978, № 2,
с. 191— 204;
он же. Товста могила, с. 214—226.
88
Раевский. Об интерпретации...
87
Он же. Скифо-авестийские мифологические параллели..., с. 275.
104
РЕПОЗИТОРИЙ ГГУ ИМЕНИ Ф. СКОРИНЫ
туальное действо, я все же думаю, что это не
история одного коня, а иллю
страция аналогичного описанному в Яджурведе обряда выбора в пасущем
ся стаде лучшего коня для объезда земли и последующего заклания его на
новогоднем празднике.
Что касается толкования Д. А. Мачинского, то он без дополнительного
обоснования и без ссылки принимает интерпретацию крылатого коня как
Тагимасада, предложенную в ранней работе Д. С. Раевского (но, по словам
последнего, «требующую специального освещения»), и связывает все изо
бражения с культом этого бога, трактуя в христианско-модернистском духе
три сферы как «благое страдание» наверху, «божество в силе» внизу, «бла
гие образы и символы, изливающие благостыню», в центре, а средний фриз—
как «жизнь и назначение скифской лошади» и принесение лошади в жертву
божеству.
Комплекс приведенных в
систему фактов здесь подменен потоком фан
тазии. Но конкретные наблюдения Д. А. Мачинского, что фриз должен
читаться сзади наперед и что в сцене жертвоприношения изображен не
конь, а кобылица, видимо, справедливы. (Это, однако, не меняет предло
женной мной интерпретации этой сцены, поскольку в разных индоевропей
ских традициях в священном браке участвуют то царь и кобылица, то ца
рица и жеребец 88.)
Самого пристального внимания заслуживают приведенные в более позд
ней работе соображения Д. А. Мачинского, основанные на знании скиф
ского материала и античной традиции о скифах, о связи всего чертомлыц-
кого комплекса с культом женского божества и интерпретация погребенной
в
кургане как жрицы богини Табити 89.
Различие методов и проистекающая отсюда степень достоверности ре
конструкций особенно наглядно проявились при интерпретации золотой
пекторали из Толстой Могилы. Э. Фаркаш, исходя из тотемистических пред
ставлений и мифологии современных палеосибирских народов, в сцене тер
зания видит натуралистически переданный миф о растерзании тотема ски
фов оленя с целью создания земных благ, представленных во втором фризе:
в Чертомлыке — коней — источник кумыса, а в Толстой Могиле — разных
домашних животных 90.
По В. Н. Даниленко, в нижнем фризе представлены «зооморфизирован-
ные сцены борьбы стихий», в среднем — «фантастическое древо жизни
с
волшебными птицами», а в верхнем — «пастушеское благоденствие»,
скифы царские и скифы-кочевники и передача «волшебной рубахи-панциря
из бараньего руна» царю, возможно Атею 91.
Как уже отмечалось Д. С. Раевским 92, несостоятельность этого толко
вания состоит, не говоря о его произвольности, в эклектизме, проявляю
щемся в недопустимом смешении представлений мифологических (стихии,
древо жизни), сказочных (волшебная рубаха) и реалистических (портрет
исторического А тея ), т. е. представлений, относящихся к
разным
этапам
развития человеческого интеллекта, что исключает сочетание их на одном
предмете.
Методически нечеткой остается и позиция Д. А. Мачинского, который,
не понимая самой сущности мифологического мышления, «не стремится
реконструировать некую идеальную и абстрактную „модель11 скифской ми
фологии», а пытается подменить ее «системой ассоциаций» и «широким
фоном аналогий в рамках греко-скифского и скифо-сибирского искусства»,
88
Иванов. Опыт истолкования...;
Кузьмина. Распространение коневодства...
89
Мачинский. Пектораль..., с. 133— 135.
90
Farkas. Op. c it ., p. 137.
91
Даниленко В. И. Исторические сюжеты некоторых шедевров эллино-скифской
торевтики.— В кн.: 150 лет Одесскому археологическому музею. Тезисы конференции.
Киев, 1975, с. 88—89.
92
Раевский Д. С. Из области скифской космологии.— ВДИ, 1978, № 3, с. 117;
Достарыңызбен бөлісу: