i J j $ ^ H T 0 B y e _ j ^ 4 e p i a ^ ^ a c c K a 3 b j ^ C T P ^
годы войны.
В периодической печати появлялись отборные, верно
схваченные из фронтовой жизни рассказы, очерки, стихи,
которые своей оперативностью и жизненной свежестью в
136
свое время сыграли исключительную пропагандистскую
роль.
Сама война требовала, чтобы в газетах и журналах
публиковалось меньше о трудностях и больше о подвигах,
писалось об успешно преодоленных трудностях.
Стихи тех лет отличались непосредственностью сол
датских и гражданских переживаний, полной отдачи себя
делу победы. Лирика была полна тоски и тревоги.
Писатель старался в своей памяти сохранить наиболее
глубокие и сильные впечатления из всего увиденного и
пережитого.
Армейская, фронтовая жизнь с ее жесткой дисциплиной
и строгой субординацией была малопонятна писателю.
«Что можно писать, о чем нельзя писать?» Эти вопросы,
неотступно сопровождая его (писателя), заставляли за
бывать, обходить молчанием горькую правду, неугодную
для строгой цензуры. Он знал, что всякие ярлыки зарабо
тать легко, но жить с ними очень трудно.
Неопытность и незнание военного (командного) дела
лишали его возможности глубокого и всестороннего суж
дения о происходящем на его же глазах. Вникать в суть
оперативно-тактической обстановки он был не подготов
лен ни теоретически, ни практически.
Во всяком случае, воин-писатель из войны вынес не-
исчерпываемый запас фронтовых впечатлений.
2)JBocn^^HaHH£. Воспоминания писались после вой
ны самими участниками войны. Некоторые командиры,
партизаны, подпольщики, узники фашистской неволи рас
сказывали свою военную биографию. Эти произведения
хороши своей достоверностью и ценны как свидетельские
показания.
137
Мемуары начали появляться с середины пятидесятых
годов, сначала весьма робко, а через несколько лет —
потоками. Помню, во время стратегического большого
маневра один из прославленных полководцев (я работал
начальником штаба одной из обозначенных армий) на мой
вопрос, почему он не пишет мемуары, ответил: «Помнить-
то все помню, но написать не могу». Уловив в моем
взгляде: «Почему?» — добавил: «Все кончено, все позади.
В ретроспективном плане можно, казалось бы. Теперь-то
легко быть умным. Врать не хочу, а сказать не могу», —
грустно вздохнул он. Потом он, в свою очередь, задал мне
несколько вопросов.
Я
ответил.
—
Вот вы условно играете роль начальника штаба
армии. У вас за плечами опыт работы командиром диви
зии и академия Генерального штаба, поэтому вы имеете
полное представление о масштабе и размахе армейской и
фронтовой операции, — сказал командующий. — В начале
Великой Отечественной войны вы командовали батальо
ном, полком, оставались несколько раз в окружении, не зная,
где соседи, не имели связи со своим старшим командиром
и его штабом. Действовали по своему разумению и на
собственный риск. Правда, у вас почти всегда бывал
относительно благополучный исход... Представьте себя в
роли командующего, у которого невообразимая неразбе
риха в штабе, не знающего, что делается вокруг, лишенного
связи с соединениями и частями, дерущимися впереди
разрозненными группами в полукольце, в окружении и в
условиях выхода из боя, без взаимосвязи действий, без
общего тактического и оперативного управления, без
снабжения и эвакуации...
138
Вспоминать больно и стыдно, а молчать обидно и горько.
Пока приходится молчать, чтобы не заработать ярлык
«фальсификатора истории».
Это «пока» тянулось несколько лет, вплоть до XX сьезда
КПСС, положившего начало духовному оздоровлению,
перемене общественного сознания...
Мемуары пошли мощным потоком, неиссякающим до
сих пор. Они, по существу, ломают ранее утвердившиеся
установки и схемы, являются до некоторой степени ценны
ми источниками воссоздания подлинной истории Великой
Отечественной войны.
Отечествщной^юйнът^^Они^задщгщ
войне^
Эта талантливая молодежь, находясь на переднем
крае, раньше и не помышляла о том, что когда-нибудь
напишет книгу. По своей основе, эти книги очень близки
к воспоминаниям и мемуарам, ибо в сущности рассказчик
(герой книги) и автор являются одним лицом. Вымышлен
ное имя, видимо, им понадобилось для некоторого рода
«свободы действий» со своими собственными фронтовы
ми биографиями и для «договаривания» недосказанного
обстановкой, жизнью. Нельзя не согласиться с подобной
скромностью автора, да еще малоопытного.
Эти книги подкупают своей лиричностью и правдиво
стью о чувствах и думах солдат и офицеров в самом разгаре
ближнего боя, передают наиболее сильные и глубокие
впечатления автора (рассказчика).
Надо сожалеть о том, что некоторые из этих талантли
139
вых молодых людей — авторов «пали» жертвою бытовав
ших у нас в критике установок: «Не изображать войну
такой, какой она была, какой ее видели непосредственные
участники, а изображать ее, какой хотелось бы, чтобы
она была» или «Так в жизни не бывает, потому что этого
не должно быть». Переработав («доработав») под углом
этих точек зрения, по неопытности не дотянув до уровня
больших художественных полотен, они оказались в рядах
обычных графоманов-школяров.
Названные выше три явления в литературе, наравне
с их безусловными достоинствами, имеют присущие им
серьезные недостатки. Их документальной достоверно
сти и непосредственности восприятия «окопной правды»
противостоят очерковая серость, бледность тональных
красок, беглая поверхностность, неумение отбора самого
главного (обобщения) из личного опыта и, следовательно,
хроникальная громоздкость с обилием мелких деталей и
множеством персонажей.
Фронтовые очерки, рассказы, воспоминания, мемуары и
книги, написанные на основе личного фронтового опыта,
являлись и являются ценным материалом и важным
стимулом для художественного осмысливания и обобще
ния ^обытшг, опыта военных лет и судеб людей на войне.
Хотя мы ревностно оберегаем оперативно-стратегиче-
ские архивные материалы, со временем они раскроют много
интересного и печального.
4) Романы и
повести м а с т е ш в х у д щ < е с т в щ н о г о
произведения — профессиональных писателей, наблю-
давших, изучавших, собиравших материалы с особой
целью — написать книгу о Великой Отечественной войне.
140
Советский человек борцом и солдатом не родился. Он
стал им, проходя большую и сложную жизненную школу-
путь.
Процесс становления, формирования, движения и раз
вития характеров умело раскрывается в хороших романах
и повестях.
Описание проблем неразрывно связано (зависит) с глу
боким, всесторонним изучением, раскрытием истинных
причин событий и явлений и их развития в последущем.
Жизнь дает достаточно богатый материал. От пи
сателя требуется глубокое, всестороннее исследование,
обстоятельная мотивировка и художественное обобще
ние правды нашей действительности. Анализ не только
верных путей, приведших нас к достижениям и успехам,
но и печальных ошибок и заблуждений. Бесспорно, что как
положительные, так и отрицательные явления есть про
дукт общественных обстоятельств, именно общественные
обстоятельства толкали на тот или другой путь.
Всего труднее нашим писателям дается оценка от
рицательных явлений. Мало их точно знать, надо уметь их
показать и осуждать (осудить).
Главное, докопаться, где корень отрицательных явле
ний; ведь человек не родился же отрицательным типом.
Война была великим бедствием. Она показала подлин
ное величие народного подвига и раскрыла тот идейный и
нравственный потенциал советских людей, перед которым,
в конечном счете, бессильны все трудности и внешнего, и
внутреннего порядка.
Это стало возможным потому, что как на трудовом, так
и на боевом фронтах среди советских людей было больше
141
сильных и благородных духом, закаленных в суровой борь
бе и испытаниях, нежели потерявших себя. Именно эти
сыны и дочери отчизны взяли на себя весь груз историче
ских событий и с честью выдержали испытания.
Было немало неоправданных жертв, тому немало
печальных причин. Говоря об ошибках, сам Сталин
признавал проявление терпимости народа.
Коллективизация из-за перегибов в отношении серед
няков и пренебрежения особенностями национальных
окраин прошла весьма болезненно и привела нас к
страшному голоду и долголетней карточной системе.
Всякому массовому преследованию предшествовали
организованные предлоги, и они именовались не терпя
щим возражения кличками «Вредительство», «Враги на
рода», «Местный национализм», «Ленинградское дело»...
Массовые высылки отбывших сроки «врагов народа» на
вечное поселение в отдаленные районы. «Дело врачей-
убийц», «разоблаченных» врачом-неудачницею Тимащук,
было сравнительно быстро приостановлено на полпути,
при известных исторических обстоятельствах не переросло
в массовые еврейские погромы.
После всякого разгрома освобождались места.
На освобожденные места выдвигались (вернее, возно
сились) люди не по заслугам и не по способностям, а по
так называемым «безупречным анкетным данным», «чис
тым послужным спискам».
—
На половине жизненного пути я был до зубов во
оружен опытом и знаниями и по-настоящему вошел во
вкус своего дела, а меня уволили, потом снова учили. Ведь
я мог же еще 15— 20 лет прослужить с большой пользой,
— говорил мне сорокапятилетний генерал Борисов.
142
— Вам же сказали, что надо омолаживать...
Я
тоже с
нетерпением ожидаю своей очереди, — сказал я ему.
Эти выдвиженцы, не имея солидного опыта и глу
боких знаний, в свою очередь, «рубили лес и наломали
дров». Они были не творческими руководителями, а голы
ми администраторами. Они были лишены элементарных
основ организаторской способности. Ведь хорошо проду
манное организационное начало означает, что, по существу,
сделана половина дела.
На одних «Давай! Жми!» далеко не уедешь, надо и
материально обеспечить. Из-за пустопорожних трудодней
отсутствовала заинтересованность сельских тружеников.
Бесхозяйственность, растаскивание общественного добра
исчерпывали средства производства, инвентарь разукомп
лектовывался, тягловая сила истощалась, весною усиливал
ся массовый падеж скота. Семенной фонд подвергался
расхищению трижды: не досыпали в амбар, крали из амбара,
а в поле голодные сеяльщики зерном набивали пазухи,
голенища сапог: получался недосев, следовательно, весьма
низкий урожай.
Колхозами руководить назначали людей из других
мест; принцип экстерриториальности считался полити
кой расстановки кадров. Вот пришелец и перетаскивал
своих проходимцев. «Он же местный!» - было основным
поводом отвода кандитатуры односельчан. А. Казакпаев
(декабрь 1943 года) рассказывал мне, что он навестил тяжело
больного Ахунбаева. Тот его спросил:
— Кого мы поставили в руководство? Кому мы довери
ли хозяйствование?
— Самих себя. Самим себе.
143
— И ты тоже так думаешь?
Ж. Ш аяхметов (январь 1944 года) все время твердил:
— Органда ютегенб1з гой... органныц адамымыз гой...
(Мы работали в органах... мы люди органов...), — далее он,
оправдывая принцип недоверия каждого каждому, гово
рил шепотом: — Акыры осы Каныш Сатпаевтыц устшен-
де материалдар аз емес (в конце концов, и на Каныша Сат-
паева немало материалов).
— Алдымен сол материалдардыц авторларын тексерш
алу жен болар ед1 — дегешмде Жумекецнщ маган сактана
караганын сезд1м... (Будет правильным вначале проверить
авторов этих самых материалов, — ответил я и почувство
вал настороженность в глазах Жумекена). В последующем
приемы Ш аяхметова были закрыты для меня.
В том же году Н. Ундасынов мне говорил:
— Сактьщта корлык жок дегендей, басшыларымызд-
ыц кузетш шерш молайтуга тура келдь.. (Как говорится,
береженного Бог бережет. Пришлось увеличить охрану
наших руководителей).
Писатель Сабит Муканов мне рассказывал:
— Согыс жылдарында ЦК меш солтустжке команди
ровкам ж1бердг Абсамат Казакпаевта сонда барады екен.
Вокзалда ол меш керш: «Сэке менщ вагошме мшщ1з.
Жолшыбай эцпм елесш баралык», — деген сон мен оныц
личный вагонына к е п т м ...
Б1р улкен станцияда кырык минут турады екен поезд.
Далага шыгып перронда журм1з. Сол жердег1 енд1рюте кеп
жас
Достарыңызбен бөлісу: |