Ббк 84(8Авс)-44



Pdf көрінісі
бет18/35
Дата13.02.2023
өлшемі0,98 Mb.
#67605
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   35
Байланысты:
5815016.a4

 
Глава 4
 
– Ты знаешь тест на «борсалино»?
– Какой тест?
– На шляпу борсалино. Он позволяет установить, настоящая борсалино перед тобой или
жалкая имитация. Ты ведь, надеюсь, знаешь, что такое борсалино?
– Нет, боюсь, что я не в курсе.
– Ах вот как? – протянул Дидье с улыбкой, которая выражала одновременно удивление,
лукавство и презрение. Каким-то необъяснимым образом это сочетание делало улыбку неотра-
зимо привлекательной. Подавшись вперед и наклонив голову набок, он произнес, потряхивая
своими черными кудряшками, что как бы подчеркивало значительность его слов: – Борсалино
– это непревзойденная по качеству принадлежность туалета. Многие полагают, и я в том числе,
что более уникального мужского головного убора не существовало за всю историю человече-
ства. – Он описал руками круг над головой, изображая шляпу. – У этой шляпы широкие поля,
и изготавливается она из черной или белой кроличьей шерсти.
– Ну и что? – отозвался я вполне дружелюбным, как мне казалось, тоном. – Кроличья
шляпа есть кроличья шляпа, что тут особенного?
Дидье пришел в ярость:
– «Что особенного»?! Ну, знаешь, друг мой! Борсалино – это нечто гораздо большее,
нежели просто шляпа. Это произведение искусства! Прежде чем выставить ее на продажу,
ее расчесывают вручную не меньше десяти тысяч раз. «Борсалино» – это особый элитарный
стиль, который в течение многих десятилетий служил отличительным признаком высших кру-
гов итальянской и французской мафии. Само слово «борсалино» стало синонимом мафии, и
крутых парней из преступного мира в Милане и Марселе так и называли – «борсалино». Да, в
те дни гангстеры обладали несомненным стилем. Они понимали, что если уж ты живешь вне
закона и существуешь за счет убийства и ограбления своих ближних, то обязан, по крайней
мере, выглядеть элегантно. Ты согласен?
– Да, это, пожалуй, минимум того, что они обязаны были сделать ради общества, – улыб-
нулся я.
– Разумеется! А теперь, увы, все, на что они способны, – это поза. Никакого стиля! Это
характерная черта нашего времени: стиль превращается в позу, вместо того чтобы поза под-
нималась до стиля.
Он помолчал, дабы я в полной мере оценил его афоризм.
– А тест на шляпу борсалино заключается в том, что ее скатывают в трубочку, очень
плотную, и протягивают через обручальное кольцо. Если шляпа при этом не мнется и не теряет
своей формы, то, значит, это настоящая борсалино.
– И ты хочешь сказать…
– Да, именно так! – возопил Дидье, грохнув кулаком по столу.
Было восемь часов, мы сидели в «Леопольде» неподалеку от прямоугольной арки, выхо-
дившей на Козуэй. Иностранцы за соседним столиком обернулись на шум, но официанты и
завсегдатаи не обратили никакого внимания на чудаковатого француза. Дидье уже девять лет
ел, пил и разглагольствовал в «Леопольде». Все знали, что существует определенная граница,
дальше которой нельзя испытывать его терпение, иначе он становится опасен. Известно было
также, что граница эта проложена не в сыпучем песке его собственной жизни, его чувств и
убеждений. Она проходила через сердца людей, которых он любил. Если их обижали, причи-
няли им какой-либо вред, это пробуждало в Дидье холодную и убийственную ярость. А любые
слова или поступки, направленные против него самого, – кроме разве что нанесения телесных
повреждений – не задевали его и воспринимались с философским спокойствием.


Г. Д. Робертс. «Шантарам»
63
– Comme ça!
38
Я это все к тому, что твой маленький друг Прабакер подверг тебя такому
же тесту. Скатал тебя в трубочку и пропустил через кольцо, чтобы проверить, настоящий ты
«Борсалино» или нет. Именно для этого он и устроил тебе экскурсию по разным непотребным
закоулкам этого города.
Я молча потягивал кофе. Конечно, так и было – Прабакер действительно подверг меня
испытанию, – но я не хотел уступать Дидье права на открытие этого факта.
Вечерняя толпа туристов из Германии, Швейцарии, Франции, Англии, Норвегии, Аме-
рики, Японии и десятка других стран схлынула, уступив место ночной толпе индийцев и экс-
патриантов, избравших Бомбей своим домом. Местные заявляли свои права на «Леопольд»
и другие заведения вроде него – кафе «Мондегар», «Мокамбо», «Свет Азии» – по вечерам,
когда туристы прятались в своих отелях.
– Если это было испытание, – сдался я наконец, – то, видимо, я его выдержал. Прабакер
пригласил меня в гости к своим родителям, в деревушку на севере штата.
Дидье театрально вздернул брови:
– И надолго?
– Не знаю. Месяца на два. А может, и больше.
– Ну, тогда ты прав, – заключил Дидье. – Твой маленький друг влюбился в тебя.
– По-моему, это все-таки слишком сильное выражение, – нахмурился я.
– Нет-нет, совсем не то, что ты думаешь. Знаешь, здесь надо быть осторожным с этой
влюбчивостью. Здесь все не так, как в других местах. Это Индия. Все приезжающие сюда неиз-
бежно влюбляются в кого-нибудь – и обычно неоднократно. Но индийцев в этом никому не
переплюнуть. Возможно, твой Прабакер тоже влюбился в тебя. И в этом нет ничего странного.
Я уже достаточно долго живу в Бомбее и знаю, что говорю. Индийцы влюбляются очень легко
и часто. Именно поэтому всем этим сотням миллионов удается достаточно мирно уживаться
друг с другом. Разумеется, они не ангелы. Они так же дерутся, лгут и обманывают, как и все
остальные. Но индийцы гораздо лучше, чем все другие народы, умеют любить своих соотече-
ственников.
Дидье раскурил сигарету и стал размахивать ею, как сигнальным флажком, пока офици-
ант не заметил его и не кивнул, давая знак, что заказ принят. Когда водка с закуской, приправ-
ленной карри, прибыла, Дидье продолжил:
– Индия примерно в шесть раз больше Франции. А населения здесь в двадцать раз
больше. В двадцать! Можешь мне поверить, если бы миллиард французов жил в такой скучен-
ности, то текли бы реки крови. Низвергались бы водопады! А между тем французы, как всем
известно, самая цивилизованная нация в Европе. И даже во всем мире. Так что, будь уверен,
без любви Индия прекратила бы существование.
К нам присоединилась Летиция, севшая слева от меня.
– По какому поводу ты сегодня горячишься, мошенник? – приветливо поинтересовалась
она. Благодаря ее южнолондонскому акценту последнее слово прозвучало как выстрел.
– Он просто убеждал меня, что французы – самая цивилизованная нация в мире.
– И весь мир это признает, – добавил Дидье.
– Когда вы вырастите на своих виноградниках нового Шекспира, дружище, тогда я, воз-
можно, и соглашусь с тобой, – промурлыкала Летти с улыбкой, которая была столь же теплой,
сколь и снисходительной.
– Дорогая моя, пожалуйста, не думай, что я недооцениваю вашего Шекспира, – радостно
закудахтал Дидье. – Я очень люблю английский язык – ведь он больше чем наполовину состоит
из французских слов.
38
Вот так! (фр.)


Г. Д. Робертс. «Шантарам»
64
– Touché!
39
– ухмыльнулся я. – как говорим мы, англичане.
В этот момент к нам подсели Улла с Моденой. Улла была одета для работы: короткое
облегающее черное платье с хомутиком на открытой шее, сетчатые чулки и туфли на шпильках.
На ее шее и в ушах сверкали ослепительные поддельные бриллианты. Ее наряд был полной
противоположностью костюму Летти, состоявшему из парчового жакета бледно-желтого цвета,
свободной атласной темно-коричневой юбки-брюк и сапог. Но особенно заметен был контраст
– причем удивительный – между их лицами. У Летти был прямой, чарующий, уверенный и
иронический взгляд, в котором сквозила тайна, в то время как большие голубые глаза Уллы,
при всем ее профессионально-сексуальном антураже, не выражали ничего, кроме наивности,
неподдельной бессмысленной наивности.
– Я сегодня запрещаю тебе говорить со мной, Дидье, – сразу же заявила Улла, надув
губки. – Я провела три ужасных часа в компании с Федерико, и все по твоей вине.
– Хм! – буркнул Дидье. – Федерико!
– О-о-о, – пропела Летти, умудрившись сделать три звука из одного. – Что случилось с
молодым красавчиком Федерико? Улла, дорогуша, поделись с нами сплетней.
– На джа, Федерико ударился в религию и чуть не свел меня этим с ума. И все это из-
за Дидье.
– Да, – с возмущением подтвердил Дидье. – Федерико нашел Бога, и это настоящая траге-
дия. Он больше не пьет, не курит, не употребляет наркотиков. И разумеется, никакого секса ни
с кем – даже с самим собой. Такой талант пропадает – просто ужасно. Он же был сущим гением
развращенности, моим лучшим учеником, моим шедевром! Свихнуться можно. А теперь он
решил стать добропорядочным, хорошим человеком – в худшем смысле этого слова.
– Ну что ж, одно приобретаешь, другое теряешь, это неизбежно, – вздохнула Летти с
притворным участием. – Не вешай носа, Дидье. Поймаешь в свои сети какую-нибудь другую
рыбешку, поджаришь ее и заглотишь.
– Это мне надо сочувствовать, а не Дидье, – проворчала Улла. – Федерико пришел от
Дидье такой расстроенный, что просто плакал. Scheisse! Wirklich!
40
Целых три часа он рыдал
и изливал свой бред насчет новой жизни. В конце концов мне стало очень жалко его, и, когда
Модене пришлось вышвырнуть его вместе с его Библиями на улицу, я очень переживала. Это
все ты виноват, Дидье, и я не буду прощать тебя дольше, чем обычно.
– У фанатиков, – задумчиво произнес Дидье, не обращая внимания на ее попреки, –
почему-то всегда абсолютно стерильный и неподвижный взгляд. Они похожи на людей, кото-
рые не мастурбируют, но непрерывно думают об этом.
– Дидье, я обожаю тебя, – выдавила Летти, заикаясь от смеха. – Хоть ты и такой мерзо-
пакостный отвратный тип…
– Нет, ты обожаешь его именно за то, что он такой мерзопакостный отварной тип, –
объявила Улла.
– Я сказала «отвратный», дорогая, а не «отварной», – терпеливо поправила ее Летти, еще
не оправившаяся от приступа смеха. – Как может живой человек быть мерзопакостным или
немерзопакостным отварным типом?
– Я, конечно, не так уж хорошо разбираюсь в ваших английских шутках, – упорствовала
Улла, – но, по-моему, он как раз мерзопакостный отварной тип.
– Уверяю вас, – запротестовал Дидье, – что в отварном виде я ничуть не хуже любого
другого, так что зря вы так…
39
Сдаюсь! (фр.)
40
Буквально! (нем.)


Г. Д. Робертс. «Шантарам»
65
В этот момент из вечернего уличного шума вынырнула Карла в сопровождении Маури-
цио и индийца лет тридцати с небольшим. Маурицио и Модена приставили к нашему столику
еще один, и мы заказали выпивку и закуску на восьмерых.
– Лин, Летти, это мой друг Викрам Патель, – представила индийца Карла, дождавшись
относительной тишины. – По-моему, только вы двое незнакомы с ним. Недели две назад
Викрам вернулся из Дании, где довольно долго отдыхал.
Мы с Летти поздоровались с Викрамом, но мои мысли были заняты Карлой и Маурицио.
Он сидел рядом с Карлой, напротив меня, положив руку на спинку ее стула и наклонившись к
ней, так что их головы почти соприкасались, когда они говорили.
Красавцы пробуждают в некрасивых мужчинах недоброе чувство – это не ненависть, но
нечто большее, чем просто неприязнь. Конечно, это чувство неразумно и ничем не оправдано,
но возникает всегда, прячась в тени, отбрасываемой завистью. А когда ты влюбляешься в жен-
щину, оно выползает из тени и заявляет о себе в твоем взгляде. Я смотрел на Маурицио, и
со дна души у меня поднималась эта муть. Ровные белые зубы итальянца, его гладкое смуглое
лицо и густые черные волосы восстановили меня против него гораздо быстрее и эффективнее,
чем это могли бы сделать какие-либо неприятные черты его характера.
А Карла была прекрасна. Ее волосы, собранные в овальный пучок на затылке, сверкали,
как вода, перекатывающаяся через черные речные камни, зеленые глаза светились воодушев-
лением и радостью жизни. На ней был модный индийский костюм шальвар-камиз – доходив-
шее до колен платье поверх брюк свободного покроя из того же шелка оливкового цвета.
Очнувшись от своих грез, я услышал голос нашего нового друга Викрама:
– Я потрясающе провел там время, йаар. В Дании все очень уныло и флегматично, люди
очень неестественные. Они так, блин, владеют собой, прямо невозможно поверить. Я пошел
в сауну в Копенгагене. Это охрененно большое помещение, где моются смешанным соста-
вом: мужчины вместе с женщинами и все расхаживают в чем мать родила. Совсем, абсолютно
голые, йаар. И никто на это не реагирует. Даже глазом не моргнет! Индийские парни такого
не вынесли бы. Они бы завелись, это точно.
– А ты завелся, Викрамчик? – вкрадчиво спросила Летти.
– Издеваешься, да? Я был единственный во всей сауне, кто обернулся полотенцем,
потому что только у меня одного встал.
– Я не понимаю, что он сказал, – объявила Улла, когда смех утих.
Это была просто констатация факта – она не жаловалась и не просила объяснить.
– Слушайте, я ходил туда три недели ежедневно, йаар, – продолжал Викрам. – Я думал,
что если проведу там достаточно много времени, то привыкну, как эти супертерпеливые дат-
чане.
– К чему привыкнешь? – спросила Улла.
Викрам запнулся, обалдело посмотрел на нее и повернулся к Летти:
– И никакого толку. Все было бесполезно. Три недели прошло, а мне по-прежнему при-
ходилось обматываться полотенцем. Сколько бы я туда ни ходил, стоило мне увидеть, как эти
фиговины прыгают вверх и вниз и мотаются из стороны в стороны, и все во мне так и напря-
галось. Что тут можно сказать? Я индиец, и такие места не для меня.
– То же самое испытывают индийские женщины, – заметил Маурицио. – Даже когда зани-
маешься с ними любовью, невозможно до конца раздеться.
– Ну, это не совсем так, – отозвался Викрам. – С кем проблема, так это с мужчинами.
Индийские женщины готовы к переменам, а молоденькие пташки из более-менее зажиточных
семей так просто бредят этим, йаар. Они все образованные, хотят коротко стричься, носить
короткие платья и иметь короткие любовные приключения. Они-то с радостью хватаются за
все новое, но их удерживают мужчины. Средний индийский мужчина так же примитивен в
сексуальном отношении, как четырнадцатилетний мальчуган.


Г. Д. Робертс. «Шантарам»
66
– Ты будешь мне рассказывать об индийских мужчинах! – пробурчала Летти.
Рассуждения Викрама уже какое-то время слушала вместе со всеми подошедшая к нам
Кавита Сингх. С ее модной короткой прической, в джинсах и белой футболке с эмблемой Нью-
Йоркского университета, Кавита служила живым примером современных индийских женщин,
о которых он говорил. Она выглядела классно.
– Ты такой чудд
41
, Вик, – бросила она, садясь справа от меня. – Митингуешь тут, а сам
ничуть не лучше остальных мужчин. Стоит только посмотреть, как ты третируешь свою сест-
ренку, йаар, если она осмелится надеть джинсы и облегающий свитер.
– Слушай, я же сам купил ей этот свитер в Лондоне в прошлом году! – возмутился
Викрам.
– И после этого довел ее до слез, когда она надела его на джазовый ятра
42
, на
?
– Но я же не думал, что она захочет носить его, выходя из дому, – вяло возразил он под
общий хохот и сам рассмеялся громче всех.
Викрам Патель не выделялся из общей массы ни своим ростом, ни сложением, но во всем
остальном был далеко незаурядным человеком. Его густые вьющиеся черные волосы обрам-
ляли красивое и умное лицо. Живые и яркие светло-карие глаза над орлиным носом и безуко-
ризненно подстриженными усами а-ля Сапата
43
смотрели твердо и уверенно. Все детали его
ковбойского костюма – сапоги, штаны, рубашка и кожаный жилет – были черными. За его спи-
ной на кожаном ремешке, обвязанном вокруг горла, свисала плоская черная испанская шляпа-
фламенко. Галстук-шнурок с орнаментальным зажимом, пояс из долларовых монет и лента на
шляпе сверкали серебром. Он выглядел точь-в-точь как герой итальянского вестерна – откуда
он и перенял свой стиль. Викрам был одержим фильмами Серджо Леоне
44
«Однажды на Диком
Западе» и «Хороший, плохой, злой». После того как я познакомился с ним ближе и видел,
как он сумел завоевать сердце любимой женщины, после того как он плечом к плечу со мной
дрался с бандитами, охотившимися на меня, я убедился, что он и сам не уступает ни одному
из обожаемых им экранных героев.
А в ту первую встречу в «Леопольде» меня поразило, насколько полно им владеет его ков-
бойский идеал и с какой непринужденностью Викрам следует ему в своем стиле. «У Викрама
что на уме, то и в костюме», – сказала однажды Карла. Это была дружеская шутка, и все так
ее и восприняли, но к ней примешивалась и капелька презрения. Я не рассмеялся шутке вме-
сте с остальными. Меня привлекают люди, умеющие, как Викрам, продемонстрировать свою
страсть с блеском, их откровенность находит отклик в моем сердце.
– Нет, в самом деле, – продолжал гнуть свое Викрам. – В Копенгагене есть заведение,
которое называется «телефонный клуб». Там стоят столики, как в кафе, йаар, и у каждого свой
номер, написанный светящимися цифрами. Если ты видишь, например, за двенадцатым столи-
ком какую-нибудь привлекательную девчонку, первый класс, то можешь набрать по телефону
номер двенадцать и поговорить с ней. Охрененная штука, блин. Человек снимает трубку и не
знает, с кем разговаривает. Иногда проходит целый час, а ты никак не можешь угадать, кто тебе
звонит, потому что все говорят одновременно. И наконец ты называешь номер своего столика.
Я завел там отличное знакомство, можете мне поверить. Но если устроить такой клуб здесь,
то разговор не продлится и пяти минут. Наши парни не сумеют поддержать его. Они слиш-
ком неотесанные, йаар. Начнут сквернословить, молоть всякий похабный вздор, все равно что
хвастливые пацаны. Это все, что я могу сказать. В Копенгагене люди намного флегматичнее,
а нам, в Индии, еще долго надо стараться, чтобы достигнуть такой флегматичности.
41
Здесь: болтун, пустобрех (хинди).
42


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   35




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет