Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
24 А мысль, неизреченная, все здесь. Она невозмутимо ждет. И мне кажется, что она го-
ворит:
«Вот как? Вот, оказывается, ЧЕГО ты хотел? Ну так этого-то у тебя как раз никогда и
не было (вспомни: ты просто морочил себя игрой слов, называл приключениями мишуру
странствий, любовь продажных девок, потасовки, побрякушки) и никогда не будет, ни у те-
бя, ни у кого другого».
Но почему? ПОЧЕМУ?
Суббота, полдень Самоучка не видел, как я вошел в читальный зал. Он сидел за последним столом в глу-
бине зала с самого края; перед ним лежала книга, но он ее не читал. Он с улыбкой погляды-
вал на своего соседа справа, неряху гимназиста, который часто приходит в библиотеку. Тот
некоторое время терпел взгляд Самоучки, потом вдруг, скорчив жуткую гримасу, показал
ему язык. Самоучка покраснел и, поспешно уткнув нос в книгу, углубился в чтение.
А я вернулся к моим вчерашним раздумьям. Они меня совсем извели: не в том дело,
что у меня не было приключений, – это мне все равно. Я хочу знать другое – МОГЛИ ЛИ
они быть вообще.
Вот ход моих рассуждений: для того, чтобы самое банальное происшествие преврати-
лось в приключение, достаточно его РАССКАЗАТЬ. Это-то и морочит людей; каждый чело-
век – всегда рассказчик историй, он живет в окружении историй, своих и чужих, и все, что с
ним происходит, видит сквозь их призму. Вот он и старается подогнать свою жизнь под рас-
сказ о ней.
Но приходится выбирать: или жить, или рассказывать. Вот, например, в Гамбурге я вел
довольно странный образ жизни с некой Эрной, которой я не доверял и которая меня боя-
лась. Но я был внутри этой жизни, я о ней не думал. И вот однажды вечером, в маленьком
кафе в Санкт-Паули, ей понадобилось выйти в уборную. А я остался один, патефон играл
«Blue sky»
11
. И я стал рассказывать себе самому все, что случилось со мной после того, как я
приехал в Гамбург. Я говорил себе: «На третий день вечером я вошел в дансинг под назва-
нием „Голубой грот“ и заметил высокую полупьяную женщину. Эту женщину я сейчас жду,
слушая „Blue sky“. С минуты на минуту она вернется, сядет со мной рядом и повиснет у ме-
ня на шее». И тут я вдруг почувствовал, что у меня приключение. Но Эрна вернулась, села
рядом со мной, повисла у меня на шее, и сам не знаю почему, я ее тут же возненавидел. А
теперь я знаю почему – надо было снова начинать жить, а чувство приключения исчезло.
Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят
и уходят – вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого
смысла, бесконечно и однообразно. Время от времени подбиваешь частичный итог, гово-
ришь себе: вот уже три года я путешествую, три года как я в Бувиле. И конца тоже нет –
женщину, друга или город не бросают одним махом. И потом все похоже – будь то Шанхай,
Москва или Алжир, через полтора десятка лет все они на одно лицо. Иногда – редко – вни-
каешь вдруг в свое положение: замечаешь, что тебя заарканила баба, что ты влип в грязную
историю. Но это короткий миг. А потом все опять идет по-прежнему, и ты снова складыва-
ешь часы и дни. Понедельник, вторник, среда. Апрель, май, июнь. 1924, 1925, 1926.
Это называется жить. Но когда ты рассказываешь свою жизнь, все меняется; только
никто этой перемены не замечает, и вот доказательство: люди недаром толкуют о правдивых
историях. Будто истории вообще могут быть правдивыми; события развертываются в одной
последовательности, рассказываем же мы их в обратной. Нам кажется, что мы начинаем с
начала. «Случилось это погожим осенним вечером 1922 года. Я работал письмоводителем у
нотариуса в Маромме». Но на самом деле начинаешь с конца. Конец здесь, он присутствует
здесь невидимкой, это он придает произнесенным словам торжественную значимость нача-
11
«Голубое небо» (англ.).