Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
32 тихо поскрипывает мебель и половицы паркета. Перед тем как уйти, хозяева потушили ка-
мин в столовой. Отец нагнал двух женщин, и семейство безмолвно двинулось в путь. Куда
они шли? По воскресеньям бувильцы посещают величественное городское кладбище или
наносят визит родственникам, а тот, кто свободен от всех обязательств, прогуливается по
молу. Я был свободен – я зашагал дальше по улице Брессан, которая выходит на мол.
Небо было бледно-голубым: где-то дымок, где-то перистое облачко, иногда солнце
скрывала набежавшая тучка. Издали мне виден был белый цементный парапет, ограждаю-
щий мол, сквозь просветы в нем сверкало море. Семейство свернуло направо, на улицу Каз-
начея Илера, которая уходит вверх по Зеленому Холму. Я видел, как вся троица медленно
преодолевает высоту – три черные точки на поблескивающем фоне асфальта. Я свернул
налево и влился в толпу, прогуливающуюся вдоль моря.
Толпа была более разношерстной, чем утром. Казалось, все эти люди уже не в силах
соблюдать безупречную социальную иерархию, которой они так гордились до обеда. Теперь
бок о бок шли коммерсанты и чиновники; они мирились с тем, что с ними рядом идут, ино-
гда даже наталкиваются на них и оттесняют, мелкие служащие невзрачного вида. В теплой
массе толпы растворились аристократизм, принадлежность к избранному обществу, к про-
фессиональным группам. Остались просто люди, они больше не представительствовали.
Лужа света вдали – это море при отливе. Несколько отмелей дырявили его светлую
поверхность, не выступая над уровнем воды. На песке лежали рыбачьи лодки неподалеку от
осклизлых каменных глыб, сваленных как попало к подножию мола, чтобы защитить его от
волн, – в зазорах между ними вскипала вода. У входа во внешний порт на выбеленном солн-
цем небе вырисовывалась тень землечерпалки. Каждый вечер до полуночи она воет и сто-
нет. Но в воскресенье рабочие прогуливаются по земле, а на ее борту остается только сто-
рож – и она затихает.
Солнце было светлым и прозрачным – ни дать ни взять белое вино. Его свет едва ка-
сался человеческих тел, лишая их тени и объема – лица и руки казались бледно-золотистыми
пятнами. И чудилось, будто все эти люди в пальто тихо плывут в нескольких сантиметрах
над землей. По временам ветерок нагонял на нас колышущиеся, как вода, тени, лица на
мгновение гасли, приобретали оттенок мела.
Было воскресенье; стиснутая между парапетом и загородными шале, толпа струилась
мелкими волнами, растекаясь тысячью ручейков позади большого здания отеля Трансатлан-
тической кампании. Сколько детей! Дети в колясках, дети на руках, их ведут за руку, или
они по двое, по трое чопорно вышагивают впереди своих родителей. Всего несколько часов
назад, когда воскресное утро было еще совсем юным, я видел на этих лицах чуть ли не по-
бедное выражение. Теперь же, освещенные солнцем, они выражали только размягченное
спокойствие и своего рода целеустремленность.
Жесты сведены к минимуму – издалека еще приподнимались шляпы, но в движениях
не было утренней широты и радостного возбуждения. Подняв голову, глядя вдаль, отдаваясь
на волю ветра, который раздувал их пальто и толкал в грудь, все они шли, слегка откинув-
шись назад. Время от времени прорывался короткий, тут же заглушаемый смех, крик мате-
ри: «Жанно, Жанно, что ты делаешь!» И потом – тишина. Легкий запах светлого табака – его
курят мелкие чиновники. «Саламбо», «Айша» – воскресные сигареты. На некоторых лицах,
более расслабленных, я как будто уловил налет грусти; но нет, эти люди не были ни веселы,
ни грустны – они отдыхали. Их широко открытые, остановившиеся глаза безучастно отра-
жали море и небо. Скоро они разойдутся по домам, в кругу семьи за обеденным столом вы-
пьют по чашке чаю. А сейчас они хотят расходовать себя как можно меньше, хотят, экономя
жесты, слова, мысли, плыть по течению. В их распоряжении всего один день, чтобы стереть
морщины, гусиные лапки, горькие складки – плоды рабочей недели. Всего один день. Они
чувствовали, как минуты утекают у них между пальцами. Успеют ли они набраться молодо-
сти, которой хватило бы, чтобы завтра начать сначала? Они дышали полной грудью – ведь
морской воздух бодрит; их дыхание, равномерное и глубокое, как у спящих, одно только и
свидетельствовало о том, что они живы. Я шел крадучись, я не знал, что мне делать с моим