Жан-Поль Сартр «Тошнота»
100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
9
Утром подморозило ручейки.
Я сижу у калорифера, вяло переваривая пищу. Я знаю заранее – сегодняшний день по-
терян. Ничего путного мне не сделать, разве когда стемнеет. И все из-за солнца: оно подер-
нуло позолотой грязную белую мглу, висящую над стройкой, оно струится в мою комнату,
желтоватое, бледное, ложась на мой стол четырьмя тусклыми, обманчивыми бликами.
На моей трубке мазок золотистого лака, вначале он привлекает взор своей иллюзорной
праздничностью, но вот ты глядишь на трубку, и лак плавится, и не остается ничего, кроме
куска дерева, и на нем большое блеклое пятно. И так со всем, решительно со всем, даже с
моими руками. Когда бывает такое солнце, лучше всего лечь спать. Но этой ночью я спал
как убитый – сна у меня ни в
одном глазу.
Мне так нравилось вчерашнее небо – стиснутое, черное от дождя, которое прижима-
лось к стеклам, словно смешное и трогательное лицо. А
нынче солнце не смешное, куда
там… На все, что я люблю: на ржавое железо стройки, на подгнившие доски забора – падает
скупой и трезвый свет, точь-в-точь взгляд, которым после бессонной ночи оцениваешь ре-
шения, с подъемом принятые накануне, страницы, написанные на одном дыхании, без пома-
рок. Четыре кафе на бульваре Виктора Нуара, которые ночью искрятся огнями по соседству
друг с другом, – ночью они не просто кафе, это аквариумы, корабли, звезды, а не то огром-
ные белые глазницы – утратили свое двусмысленное очарование.
Отличный день, чтобы критически оценить самого себя: холодные лучи, которые
солнце бросает на все живое, словно подвергая его беспощадному суду, в меня проникают
через глаза: мое нутро освещено обесценивающим светом. Я знаю, мне хватит четверти ча-
са, чтобы дойти до крайней степени отвращения к самому себе. Дудки. Мне это ни к чему.
Не стану я также перечитывать то, что написал накануне о пребывании Рольбона в Санкт-
Петербурге. Я сижу,
уронив руки, или пишу какие-то жалкие слова, зеваю и жду,
чтобы
настал вечер. Когда стемнеет, я вместе со всеми окружающими предметами вырвусь из этой
мути.
Принимал Рольбон или нет участие в убийстве Павла I? На сегодня это главный во-
прос: я уперся в него и, пока его не решу, не могу двинуться дальше.
Если верить Черкову, маркиза купил граф Пален. Большая часть заговорщиков, утвер-
ждает Черков, хотела только низложить царя и заточить в тюрьму. (Кажется, Александр и в
самом деле был сторонником такого решения.) Но Пален стремился покончить с Павлом раз
и навсегда.
Маркизу Рольбону поручено было, переговорив с
каждым из заговорщиков по
отдельности, склонить их всех к убийству.
«Он каждому из них нанес визит и с необыкновенной выразительностью представил в
лицах сцену, которая должна разыграться. Таким образом он пробудил, а может быть уси-
лил, в них жажду убийства».
Но Черкову я не доверяю. Это не трезвый свидетель, а полусумасшедший знахарь-
садист: он всегда все сводит к демонизму. Я совершенно не представляю маркиза де Роль-
бона в этой мелодраматической роли. Он в лицах изобразил сцену убийства? Полноте! Мар-
киз – человек холодный, ему не свойственно увлекать, он не живописует, он внушает, и этот
способ воздействия, бесцветный и невыразительный, может найти отклик только у людей
его пошиба – рассудочных интриганов, политиков.
«Адемар де Рольбон, – писала мадам де Шарьер, – рассказывая, не рисовал картин, не
жестикулировал, не разнообразил интонации. Он говорил, полузакрыв глаза так, что сквозь
сомкнутые ресницы едва просвечивал ободок его серых зрачков. Всего несколько лет назад
я решилась наконец признаться самой себе, что он наводит на меня невыносимую скуку. Его
разговоры напоминают сочинения аббата Мабли».
И этот человек своим мимическим даром способен был… Хотя в таком случае как ему
удавалось соблазнять женщин? К тому же Сегюр описывает забавный случай, который ка-
жется мне правдоподобным:
«В 1787 году неподалеку от Мулена на постоялом дворе
умирал старик, друг Дидро,
воспитанный на сочинениях философов. Окрестные священники выбились из сил: старик не