Ғылыми журнал 1996 жылдың қарашасынан бастап екі айда бір рет шығады
жүктеу/скачать 4,29 Mb. Pdf көрінісі
|
- Бұл бет үшін навигация:
- This article deals with the scientific comprehension of specific characters of folklore tradition.
- А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Нарбекова Ж.С. Специфика фольклорного творчества
- This article deals with the contemporary researches about interrelations between myths and folk tales.
- А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Дуйсебаева Г.А. Отношение понятий “народные сказки” и “мифы”
- А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010
75 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010
магистр-преподаватель МКТУ им. А.Ясави
долгие годы фольклористы, изучая разнообразный текстовый материал, пытались определить роль и значение традиции в устном народном творчестве. Надо признать, что многочисленные труды, посвященные этому вопросу, внесли заметный вклад в научное осмысление специфики фольклорной традиции. Несмотря на то, что сегодня этот процесс продолжается, неизменным остается мнение о традиции, как явлении многогранном, постоянно нуждающемся в научной конкретизации с учетом объекта исследования. Поэтому, какого бы научного вопроса не коснулся исследователь, он непременно должен оговорить, какой смысл вкладывается им в столь значительное для фольклора понятие как традиция. Наша задача заключается в том, чтобы, в целом охарактеризовав особенности фольклорной традиции, акцентировать свое внимание лишь на тех из них, которые важно учитывать при изучении сказочной циклизации. Прежде всего необходимо отказаться от безнадежно устаревшего представления, что традиция в фольклоре – это непременно нечто консервативное, косное, а потому тормозящее любое новаторство. Представить себе традицию таким образом – значит лишить ее всякого позитивного и, в первую очередь, творческого потенциала. И даже расхожее мнение о том, что традиция – это передача произведений фольклора из уст в уста, из поколения в поколение далеко не отражает сути этого явления. На наш взгляд, определяющим в процессе изучения фольклорной традиции относительно любого исследовательского аспекта (циклизации, в частности) является ее коллективная природа. В этой связи важно понять, что традиция – это ни что иное как коллективная память, которая гарантирует духовно- культурную связь поколений. Проводя подобные аналогии (традиция- память), мы вовсе не имеем в виду лишь один коммуникативный акт, благодаря которому накопленное и сохраненное передается по инерции. Память в фольклоре - это прежде всего длительное бытование накопленного художественного опыта в пределах какой-либо социокультурной общности людей. При этом память, хранящая традицию фиксирует и то новое, что появляется в процессе многократного воспроизведения этой традиции. Иначе говоря, традиция характеризуется преемственностью творческих актов, благодаря которым трансмиссируются, т.е. передаются сюжеты, образы, стиль фольклорных произведений. Этим во многом и объясняется специфика фольклорного творчества. Традиционная преемственность творческих актов и отмечаемое нами
76 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Нарбекова Ж.С. Специфика фольклорного творчества
трансмиссирование стимулирует вариативное пополнение сюжета и произведения в целом. Важнейшей особенностью последнего в фольклоре является его поливариативная организация. Лишь совокупность вариантов одного сюжета дает право исследователю говорить о наличии самостоятельного произведения или «текста», целостность которого обусловлена в первую очередь общностью традиции в узком и в широком смыслах. Понимать традицию в широком смысле - значит рассматривать ее как предназначенный для дальнейшего трансмиссирования (т.е. традиция- память). В узком же смысле слова под традицией следует иметь в виду совокупность тех поэтических средств, которые трансмиссировались в ограниченный отрезок времени и материализовались в определенном количестве произведений.
Несмотря на разницу в толковании «узкой» и «широкой» традиции, они неотделимы друг от друга, они суть фольклорного творчества. И в том и в другом случаях традиция предстаёт трансмиссионером накопленного и непременно передаваемого. Указанное свойство традиции, её
приоритетность во всех сферах фольклора «осознают» сами исполнители «текстов», или, условно говоря, трансмиссионеры традиции. Слушатель, являясь потенциальным исполнителем, «замечает и запоминает только то, что создано в общем стиле, к усвоению чего он подготовлен; но этот стиль есть общий и в том смысле, что он не исчерпывается мыслью отдельного лица. Услышанное другим при повторении почти неизбежно изменяется не только по форме, но и по содержанию, ибо и сам первый певец, при жизненности народной поэзии, не может повторить песни именно так, как спел первый раз. Таким образом, песня на протяжении своей жизни является не одним произведением, а рядом вариантов, коего концы могут быть до неузнаваемости далеки друг от друга, а промежуточные ступени незаметно между собой сливаются». Как видно, А.А.Потебня, чьи слова приведены выше, очень точно определил дуалистическую природу традиции, которая обнаруживает диалектическое единство устойчивости (т.е. памяти) и подвижности (т.е. творчества). Внутреннее функционирование данных крайностей (устойчивость и подвижность, память и творчество) точно охарактеризовал В.П.Аникин: «…изменение способствует выработке устойчивости, а устойчивость делает возможным изменение в нужном направлении». Другими словами, происходит взаимная координация отмечаемого дуализма традиции, согласно которой память регулирует творчество. Традиционная преемственность творческих актов в фольклоре настолько закономерна, что способна объяснить многие особенности поэтики произведений, жанров и т.д. Скажем, с этой точки зрения можно рассматривать близость некоторых сюжетов, образов, стилистических приемов в разновременных и даже разнолокальных произведениях. В этой связи некоторые фольклористы – типологи как, например К.В.Чистов, вводят
77 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Нарбекова Ж.С. Специфика фольклорного творчества
в научный обиход понятие стабилизатора речевого поведения исполнителя. К.В.Чистов утверждает, что традиционный текст содержит в своей повествовательной ткани неизменные поэтические элементы, которые в процессе воспроизведения содержания сохраняются и служат основными ориентирами для нового трансмиссионера. Такими ориентирами исследователь считает «сюжет, сюжетную контаминацию, персонажей, их функции, этикет исполнения текста, принадлежащего к определенному жанру; формулы, фиксирующие определённые моменты повествования (темы, мотивы, сюжетные переходы)». Иначе говоря, речевые стабилизаторы поведения исполнителя представляют собой совокупность таких элементов текста, которые подвержены максимальному сохранению и, в силу этого, способны координировать процесс воспроизведения исполнителями услышанного произведения. Таким образом, ориентируясь на речевые стабилизаторы традиции, сказитель остается в пределах услышанного, переданного ему для очередного воспроизведения. В этом, по мнению исследователя, заключается собственно «механизм стабилизации», который « обеспечивает единство устойчивости и подвижности традиции, а также обусловливает тот или иной тип запоминания и воспроизведения». Все вышесказанное о традиционной преемственности творческих актов, о первостепенной роли традиции в фольклоре убеждают, что традиция есть нечто большее, чем просто форма бытования фольклора. Она прежде всего тот движущий фактор, который осуществляет творческую передачу услышанного от одного трансмиссионера к другому. В этой связи осмысление специфики фольклорной традиции невозможно без выяснения функций сказителя, который совсем не случайно назван нами трансмиссионером традиции. Рассматривать соотношение «традиция – творец» - значит отделять объективное от субъективного, закономерное от случайного и т.д. ЛИТЕРАТУРА
1. Аникин В.П. Теория фольклора. – М.: изд-во МГУ, 1996. С-87. 2.
Чистов К.В. Народные традиции и фольклор. – Л.: Наука, 1986. - С-143.
78 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010
магистр-преподаватель МКТУ им. А. Ясави
Многие исследователи находили различные, иногда и исключающие друг другу, варианты взаимоотношений между мифом и сказкой, например, В.Я.Пропп считал, что сказки уходят корнями к «древнейшим мифам», а некоторые этнологи полагали, что это два разных жанра, существующие бок о бок, но мало соприкасающиеся. Современные изыскания в этой области, охарактеризованные сменой отношения к фольклору, в котором разглядели сакральное знание, что миф и сказка «преобразуют одну и ту же субстанцию, но делают это каждый по-своему»[1]. Было много споров об отношении этих понятий, «народных сказок» и «мифов», но даже если бы их и не было, этот вопрос требует некоторых замечаний, относительно любого изучения истоков. Одно время доминировал взгляд, что все эти образы были заимствованы из «природных мифов». Олимпийцы были персонификациями солнца, рассвета, ночи и т.д. и все сказки о них были вначале «мифами» (лучше сказать аллегориями) значительных элементарных явлений природы. Затем эпос, героическая легенда, сага привязали эти сказки к реальным местам и очеловечили их, присвоив их атрибуты древним героям, которые хотя и сильнее, чем люди, но все же уже люди. А затем эти легенды, теряя значения, превратились в народные сказки, записанные сказки, волшебные сказки – детские сказки.
Это должно казаться правдой, но вывернутой почти наизнанку. Чем ближе так называемый «природный миф» или аллегория явления природы к предполагаемому архетипу, тем не менее она интересна и тем меньше, конечно, в ней способности мифа осветить что-либо в мире. Давайте предположим на мгновение, как считает эта теория, что в действительности не существует ничего, что было бы похоже на «богов» из мифологии – никаких личностей, только астрономические или метеорологические объекты. Тогда эти объекты природы могут быть выстроены в ряд по их персональному значению и славе только талантом личности, человека. Личность может быть заимствована только у человека. Боги могут получить свой колорит и красоту у великолепия природы, но именно человек наделил их этим, абстрагируя от солнца, луны и облака; личность они получили от человека, тень или сияние божественности, присущее им, они получили через человека из невидимого мира Сверхъестественного. Нет принципиального различия между низшей и высшей мифологиями. Народы из этих мифов живут, если они вообще живут, той же самой жизнью
79 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Дуйсебаева Г.А. Отношение понятий “народные сказки” и “мифы”
какой в смертном мире живут короли и крестьяне. Давайте рассмотрим то, что выглядит как чистый случай Олимпийского мифа: скандинавский бог Тор. Его имя на древнескандинавском означает «гром», а имя его молота – Мьолнир – нетрудно интерпретировать как «молния». Однако Тор (как говорят о нем наши сказки ) обладает примечательным характером, или личностью, которые нельзя найти ни у грома, ни у молнии, даже если некоторые детали, как мы уже говорили, можно соотнести с природными явлениями: его рыжую бороду, громкий голос и дикий нрав, его неловкую и сокрушительную силу. Тем не менее напрашивается вопрос, впрочем, не особо принципиальный, если задуматься: что было первичным – аллегория персонифицированного грома в горах, разбивающего скалы и деревья, или истории о вспыльчивом, недалеком рыжебородом фермере, обладавшим недюженной силой - личности очень похожей на северных фермеров. По отношению к такому описанию человек по имени Тор может считаться «приуменьшенным», а бог Тор – «преувеличенным». Разумнее предположить, что фермер исчез в тот самый момент, когда Гром приобрел голос и лицо, что каждый раз когда рассказчик видел фермера в гневе, слышались отдаленные раскаты грома в холмах. Конечно, Тора мы должны считать членом мифической высшей аристократии: он один из правителей мира. И все же, сказка, рассказанная о нем в «Старшей Эдде», конечно же, именно волшебная сказка. Она стара, так же как и все древнескандинавские поэмы. Но нет никаких причин предполагать, что эта сказка «не примитивна», во всяком случае, по качеству: то есть из-за того, что она принадлежит к числу народных и не особо значима. Если бы можно было вернуться назад во времени, то можно обнаружить, что волшебная сказка менялась в деталях или уступала дорогу другим сказкам. Но «волшебная сказка» будет существовать всегда, пока в ней будет существовать какой- нибудь Тор. Когда волшебная сказка кончится, останется только гром, которого еще не слышало человеческое ухо.
Несмотря на то, что связь сказок о животных с тотемными мифами не оспаривается, практически никем из исследователей: «Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения. Многочисленные тотемические мифы и особенно мифологические анекдоты о трикстерах широко отразились в сказках о животных». Почему-то часть работ, посвященных этой теме,
отказывает некоторым сказкам в «божественном» происхождении. Причем, не антиклерикальным и не социальным пародиям, а, например, вполне трикстерскому, «лисьему» циклу. А.Н. Веселовский, на которого в своих исследованиях ссылается Э.В.Померанцева и В.А.Бахтина, пишет: «Я не могу себя уверить, чтобы все проделки нашей Лисы Патрикеевны когда-либо имели место в облаках, а не в курятнике». Может быть, сама Лиса и не была замечена в делах достойных бога или, на худой конец, культурного героя, но многие ее приключения живо перекликаются и с историей Ваджункаги (трикстер племени виннебаго), и с проделками
80 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Дуйсебаева Г.А. Отношение понятий “народные сказки” и “мифы”
других трикстеров. То что лисица не добыла ни огня, ни пищи для человечества, не повод не видеть за ее верткой рыжей шубкой насмешливую улыбку трюкача. Ведь трикстер, по сути своей, фигура вне-, или даже, довременная. Приняв участие в создании мира, посмеявшись над незадачливыми представителями рода человеческого, подставив себя под насмешки и выступив в роли благодетеля, трикстер ушел, не уходя. На земле остались его «меньшие братья», в которых его природа неизменна. Издревле лисица считалась у славян символом хитрости, коварства, т.е. имела главные качества трюкача. Нередко ее проделки настолько безупречно переворачивают действительный мир, отраженный в сказке, что смело можно говорить о создании «теневой реальности», помогающей высмеять осознать человеческую глупость, недалекость. Если рассматривать сказки о лисе не как отдельные истории, а в совокупности, может получиться целый цикл рассказов о трикстере, в котором он и обманывает, и попадает впросак, выступает и отрицательным, и положительным героем.
Безусловно, значение образа
трюкача в фольклорных произведениях, лежит куда глубже банальной сюжетной линии. Ведь сказки – это не просто народная фантазия, или бытовая переработка мифов, это еще и своеобразное отражение реальности, точнее, отношения к ней. Абсурдность многих сюжетных линий не случайна; так же, как и гротеск, фантастика, о которых пишет В.А.Бахтина: «странное поведение людей и животных (мужик делится с медведем урожаем, лиса выступает в роли плачеи, волк печет оладьи и т.д.). Их функции заключаются не только в поэтической переработке реальности, но и в выявлении, а точнее в демонстрации, причинно-следственных связей, некоего алгоритма действий, который в той или иной мере присущ жизни. Роль трюкача в этом процессе двояка, так же, как и его природа: природа культурного героя и плута, - демиург - трикстер «сочетает в одном лице пафос упорядочивания формирующегося социума и космоса и выражение его дезорганизации и еще не упорядоченного состояния». Создавая мир, привнося в него какие-то ценности, трикстер, тем не менее, оставляет лазейку для себя и для тех, кто отважиться шагнуть за ним. Когда человечество забывает трюкача, оно обрастает предрассудками, «чувствует себя полностью зависимым от окружающей среды и утрачивает всякую способность к наблюдению» [2].
Но, сколь бы ни было уверено человечество или отдельные его представители в прочности своих позиций трикстер, обернувшись хитрой девой, коварным рыжим зверьком, шутом или баснословным сказочником, - рано или поздно вступит в свои права. «Однако если сознание попадает в критическую ситуацию, скоро становится ясно, что
81 А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 Дуйсебаева Г.А. Отношение понятий “народные сказки” и “мифы”
тень не исчезла бесследно, но лишь ждет своего часа, чтобы снова заявить о себе в виде проекции на другого. Если этот трюк оказывается удачным, то между ними немедленно создается мир первобытной тьмы, в котором и случается все, что характерно для Трикстера – даже на высоком уровне цивилизации» [3].
И все же понятия «народные сказки» и «мифы» действительно стали перепутанными, взаимосвязанными, или, может быть, они давным- давно были разделены и с тех пор медленно, через лабиринт ошибок, вслепую, беспорядочно движутся назад к объединению. Важная роль сказки в росте человеческой души не исчерпывается прямым поучением, этого может и не быть. Но сказки дают юным читателям на редкость яркий, широкий, многозначный образ мифа. Не надо торопиться объяснять миф, надо показывать его в самых неожиданных и причудливых поворотах.
ЛИТЕРАТУРА 1.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. - Санкт-Петербург, Издательство СПбГУ, 1986.-364с. 2.
3.
82 1-сурет А.Я с а у и у н и в е р с и т е т і н і њ х а б а р ш ы с ы, №1, 2010 жүктеу/скачать 4,29 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|