Хабаршы «Филология ғылымдары»



Pdf көрінісі
бет2/14
Дата06.03.2017
өлшемі1,15 Mb.
#7939
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14

 Алиева В.C.  
  
КОНЦЕПТ «ЖИВОТНОГО ИНСТИНКТА» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ 
УИЛЬЯМА ГОЛДИНГА 
(на примере притчи «Повелитель мух») 
  
Экзистенциализм  –  это  масштабная и  целостная  философская  концепция. 
Не  претендуя  на  её  завершённость,  представители  данного  направления  в 
Великобритании,  тем  не  менее,  считают  своей  основной  задачей  максимально 
аргументированное, 
фактически 
обоснованное 
вскрытие 
противоречий 
общества. 

 
16 
Экзистенциализм  генетически  связан  с  одноименной  философской  шко-
лой,  сложившейся  в  Германии  и  Франции  в  период  между  двумя  мировыми 
войнами.  Центральная  идея  философского  направления,  нашедшая  яркое 
отражение  в  творчестве  Уильяма  Голдинга,  Колина  Уилсона,  Айрис  Мёрдок  и 
некоторых  других  –  это  существование  человека  в  мире  без  Бога,  среди 
сплошной  иррациональности  и  царства  абсурда.  Герои  лучших  английских 
романов  чаще  всего  живут  и  действуют  в  состоянии  страха  и  тревоги, 
безответной любви и призрачной надежды, вне абстрактных моральных законов 
и  заблаговременно  предуготовленных  принципов.  Отсюда  и  характер  красок. 
Мир экзистенциалистов – по большей части сумрачный, дисгармоничный, овеян 
пафосом  драматизма.  Нередко  герои  чувствуют  себя  одиноко  и  бесприютно. 
Встречаются  мотивы  безысходности,  болезненной  муки,  из  которого  почти  не 
видно  просвета.  Тема
 
полного
 
и
 
неизбывного  одиночества  личности,  столь 
характерная для западно-европейской
 
экзистенциалистской литературы в целом 
и общем, звучит, к примеру, в целом ряде произведений У. Голдинга. 
Его  воинствующая  проза  продолжает  покорять  нас  острым  драматизмом, 
философской  глубиной,  причудливой  игрой  сложных  и  развёрнутых  метафор. 
Всерьёз и надолго заговорили о писателе вскоре после выхода в свет его первого 
романа «Повелитель мух» (1954 год). В течение последующих двух десятилетий 
им  были  созданы  романы  «Наследники»  (1955)  –  своеобразная  притча  о  путях 
рода людского, вкусившего от «древа цивилизации»; «Хапуга Мартин» (1956) – 
аллегорическая  история  мелкой,  тонущей  в  грехе  души  на  пороге  жизни  и 
смерти; «Свободное падение» (1959) – история-размышление автора о границах 
свободного  выбора;  «Шпиль»  (1964)  –  большая  и  развёрнутая  метафора  о  том, 
что  присуще  и  противно  природе  человека.  Несколько  позднее  написаны 
повесть  «Чрезвычайный  посол»,  «Зримая  тьма»,  «Бумажные  люди»,  «Ритуалы 
плавания»,  «Тесное  соседство»,  «Пожар  внизу»  и другие.  Лучшие  его  творения 
были  переведены  на  большинство  языков  мира.  В  1983  г.  писателю  была 
присуждена Нобелевская премия по литературе «за романы, которые с ясностью 
реалистического  повествовательного  искусства,  сочетающегося  с  многообра-
зием  и  универсальностью  мифа,  помогают  постигнуть  условия  человеческого 
существования в современном мире». 
Что  же  в  схематичной  форме  видит  писатель  в  своих  романах?  Прежде 
всего,  он  определяет  их  жанр,  который  однозначно  сводит  к  притче  (гораздо 
реже именует он их мифами). Художественный мир писателя тяжело восприим-
чив  с  психологической  точки  зрения.  Он  населён  людьми,  которыми  нередко 
управляет  слепая  воля  рока,  а  верх  берут,  как  правило,  злые  силы.  Почему  же 
Голдинг  так  разуверился  в  людях,  что  фактически  перестал  видеть  в  них 
человеческое начало и выделять только звериные инстинкты? Главной причиной 
тому  тот  самый  реальный  и  разительный  разлад  в  обществе,  произошедший  в 
результате краха основ западной цивилизации. 
Существенные перемены в мировоззрении У. Голдинга наступили в годы 
Второй  мировой  войны,  решительно  изменив  многие  прежние  представления 
писателя о мире и человеке в экзистенциальную сторону. Во время своей служ-
бы  на  флоте  он  впервые  столкнулся  со  зверством  фашиствующих  молодчиков. 
Впечатления  оказались  роковыми,  оставившими  неизгладимый  отпечаток  на 

 
17 
всём  дальнейшем  творчестве.  Массовое  озверение  людей  привело  его  к 
печальному  убеждению  в  исконной  болезни  всего  людского  рода,  в  печати 
проклятия, якобы лежащей на «лике человечества».  
Комментируя  замысел  главной  книги  своей  жизни  –  «Повелитель  мух»  – 
он писал: «… всякий, кто прошёл через годы разгула фашистского зверства и не 
осознал,  что  человек  творит  зло,  как  пчела  творит  мёд,  либо  слеп,  либо  лишён 
разума». Именно война заставила писателя взглянуть на человека как на «самое 
опасное  из  всех  животных»,  привела,  увы,  к  печальному  и  пессимистическому 
выводу,  что  «изгибы»  истории  восходят  к  коренным  изъянам  человеческой 
природы. 
Итак,  в  центре  внимания  оказалась  социальная  болезнь,  помноженная  на 
биологическую  извращённость  породы.  Это,  по  убеждению  У.  Голдинга,  та 
общественная  язва,  которая  разъедает  самую  душу  даже  внешне  честного  и 
порядочного  человека.  «Факты  жизни,  -  говорил  он  на  встрече  европейских 
писателей  в  Ленинграде  в  1963  году,  -  приводят  меня  к  убеждению,  что 
человечество  поражено  болезнью...  Это  и  занимает  все  мои  мысли.  Я  ищу  эту 
болезнь и нахожу ее в самом доступном для меня месте – в себе самом. Я узнаю 
в  этом  часть  нашей  общей  человеческой  натуры,  которую  мы  должны  понять, 
иначе  ее  невозможно  будет  держать  под  контролем.  Вот  поэтому  я  и  пишу  со 
всей страстностью, на какую только способен...».  
Примечательно,  что  Кьеркегор,  эти  болезни,  вспыхивающие  с  особой 
силой,  подмечал  в  тех  людях,  которые  действует,  находясь  «на  краю  бездны». 
Их  экзистенциально  мыслящий  философ  сравнивал  с  человеком,  живущим  на 
чердаке, который непременно должен когда-нибудь рухнуть. 
Эту  формулу  «болезненного  поведения»  личности  перенял  и  У.  Голдинг. 
Причём, в результате многолетних раздумий она вылилась у него в следующий 
исходный  принцип:  приверженность  экзистенциализму  в  первую  очередь 
заключается  в  отображении  одинокой  и  изолированной  личности  перед  лицом 
абсурдного, принципиально непознаваемого мира.  
Из  таких  собственных  категоричных  заявлений  и  творческого  заимство-
вания  понятны  литературно-эстетические  пристрастия  У.  Голдинга,  специфи-
ческие  критерии  поведения  его  героев.  И  можно  констатировать,  что  темы 
художественных  произведений  варьируются,  видоизменяются,  а  стержневой 
экзистенциальный мотив отчуждения и одиночества остаётся неизменным.  
По  прошествии  нескольких  лет  после  войны  У.  Голдинг  окончательно 
удостоверился в экзистенциальном мировидении. Это прежде всего  сказалось в 
том,  что  прежнее  оптимистическое  представление  о  целесообразности  и 
необратимости  исторического  процесса  трансформировалось  в  его  неверие. 
Точнее  сказать,  святая  вера  в  разум,  в  научный  прогресс,  в  общественное 
переустройство и вообще в изначальную доброту человеческой природы в свете 
опыта  прошедших  военных  лет  стали  теперь  казаться  английскому  писателю 
обыкновенными  призрачными  иллюзиями.  В  то  же  время  нельзя  не  заметить, 
что,  следуя  своей  излюбленной  экзистенциальной  логике,  мрачный  фон 
реальной  действительности,  по  Голдингу,  кроме  всего  вышеотмеченного, 
обезоруживал человека перед лицом любого ответного насилия по отношению к 
обществу  сильных  мира  сего.  «Человек  страдает  от  чудовищного  неведения 

 
18 
своей собственной природы. Истинность этого положения для меня несомненна. 
Я  целиком  посвятил  свое  творчество  решению  проблемы,  в  чем  существо 
человеческое» - вновь и вновь повторял писатель. 
Сегодня,  по  следам  принципиально  иных  эстетических  критериев,  с 
некоторыми  положениями  Уильяма  Голдинга  можно  спорить,  не  соглашаться, 
выдвигать противоположные версии, но почти все они имеют право на разумное 
существование,  потому  что,  по  словам  У.  Аллена,  «неизменно  продиктованы 
искренней тревогой за судьбу человека в «вывихнутом» мире».  
Если  бы  не  было  этой  тревоги,  которую,  правда,  У.  Голдинг  трактует 
исключительно  с  субъективистских  позиций,  то  видный  английский  критик 
Джон  Льюис,  как  и  У.  Аллен,  не  указал  нам  на  следующий  важный  факт: 
«…Нельзя  изменить  человеческую  природу,  «Люди  по  своей  природе 
эгоистичны», «Человек – хищный зверь», «Зло живёт в тайниках человеческого 
существа»…  Как  часто  эти  истины  прокламируются  как  непререкаемые… 
Конечный результат подобной концепции, согласно которой человек по природе 
своей хищный зверь, - пессимизм нашей современной культуры. Отсюда «Конец 
игры»  Беккета,  отсюда  театр  жестокости,  отсюда  культ  иррационального  и 
абсурда».  В  то  же  самое  время  Джон  Льюис  подчёркивает,  что,  поучая,  У. 
Голдинг  преследует  благие  цели  и  потому  даже  в  радикальных  кругах 
официальной печати Великобритании после выхода в свет романа «Повелитель 
мух» о Голдинге говорилось, писатель моралист в безнравственный век.  
Что  же  касается  критических  замечаний  в  адрес  названного  романа,  то 
здесь  также,  по  нашему  мнению,  всё  логично,  потому  что  «Повелитель  мух»  - 
первое  по  хронологии  и  вместе  с  тем  эпохальное  произведение  У.  Голдинга,  в 
котором в форме откровенного вызова человечеству нашли наиболее отчётливое 
отражение его многочисленные экзистенциальные идеи.  
В  полном  согласии  со  своей  идеологической  программой  этот  роман 
содержит  два  ярко  выраженных  плана:  непосредственно  событийный  и  аллего-
рический. Первый – это сама фабула: мрачная, исполненная драматизма история 
о  превращении  группы  благовоспитанных  английских  мальчиков-подростков  в 
племя  бессердечных  отпрысков  общества,  жаждущих  крови  дикарей.  В  борьбе 
за  выживание  в  них  постепенно  просыпается  зверь.  Но  более  важным  и 
актуальным  в  аспекте  воплощения  экзистенциального  авторского  мировидения 
представляется  второй  план.  Это  символический  подтекст  романа  –  напоми-
нание  о  годах  разгула  фашистского  варварства  и  —  шире  –  история,  по 
выражению  У.  Голдинга,  «пути  всякой  плоти»,  призванная  служить  грозным 
предупреждением о непрочности мировой современной цивилизации. 
Однако  писатель  не  получил  бы  такой  мировой  известности,  если  бы 
ограничивался  исключительно  социально-историческим  иносказанием.  «В 
человеке  больше  зла,  чем  можно  объяснить  одним  только  давлением 
социальных механизмов», - читаем мы в одной из английских рецензий на роман 
«Повелитель  мух».  Голдинг  и  сам  уточнял:  «То,  что  творили  нацисты,  они 
творили  потому,  что  такие-то  определённые,  заложенные  в  них  возможности, 
склонности, пороки – называйте это как хотите – оказались высвобожденными».  
О  содеянном  зле  в  этом  произведении  Голдинг  и  пишет  со  всей 
ответственностью, на самом высоком  уровне. Имя этому злу – атавизм, примат 

 
19 
животного инстинкта, звериное начало в человеке, постепенно одерживающее в 
нём  верх.  Правда,  Голдинг  уточняет,  что  человек,  по  философии  Платона,  не 
просто «животное общественное», но и добавляет от себя: существо моральное. 
Значит,  он  должен  подавлять  в  себе  животные  инстинкты,  изгонять  зло.  На 
активизацию  подобных  стремлений  и  рассчитано  чисто  английское  воспитание 
(«чисто»  употреблено  нами  в  том  смысле,  как  рафинированная  интеллигент-
ность заложена в старой и доброй английской семье). Но современная писателю 
реальность  противоречит  нравственным  нормам  и  принципам  джентльменства. 
По  Голдингу,  на  острове  подростки  быстро  «развоспитуются»,  слой  за  слоем 
сбрасывая  свой  цивилизационный  глянец.  Их  воспитанием  никто  и  никогда 
всерьёз  не  занимался.  «Плоды  злонравия»  не  заставили  себя  ждать:  в  романе 
мальчики «оголились» в прямом и переносимом смысле слова. 
Звериный  атавизм  –  промежуточный,  но  оставивший  в  наследство  совре-
менной  цивилизации  страшный  отпечаток.  Голдлинг  показал,  как  тёмное  и 
примитивное  сознание  неандертальца  овладевает  «Гомо  сапиенсом».  Отблеск 
древнего мира не успел выработать представления о высокой морали, и потому, 
по  убеждению  писателя,  который  и  сам  долгое  время  находился  среди 
звероподобных  фашистских  молодчиков,  животное  начало  стало  руководить 
многими его действиями, подавляя неокрепший разум. 
Эталон такого незрелого разума и явили собой английские герои-подрост-
ки. Ведь зверь, как доказывает всем творчеством Голдлинг, облика не имеет. Это 
есть  материализация  страха,  который  юные  действующие  лица  испытывают  от 
ощущения своей беззащитности и потерянности на острове. «Охотники» по ходу 
повествования  укрепляются  в  сознании  собственной  силы,  а  «зверь»  в  свою 
очередь  увеличивается  в  размерах,  становится  всесильным,  как  вездесущим 
становится  набирающее  силу  зло  в  критической  ситуации.  Животный инстинкт 
выходит в фабуле романа «из вод» и даже «падает с неба» (труп парашютиста).  
Однако,  как  нам  кажется,  с  хрестоматийной  фабулой  тоже  не  всё  так 
«хрестоматийно»,  как  представлено  даже  в  современной  критике.  Мы  считаем, 
что все предыдущие воззрения о том, что в романе «Повелитель мух», равно как 
и  в  подавляющем  количестве  других  произведений  У.  Голдинга,  напоказ 
выставляется  исключительно  звериное  без  какой-либо  борьбы  с  силами  добра, 
не совсем точно. Скорее всего, это только незначительная часть правды, вернее, 
то, что психологи или философы называют частной правдой, не охватывающей 
предмет  истины  в  её  законченном  виде.  Нам  представляется,  что  У.  Голдинг  в 
своих  лучших  творениях  близок,  скажем,  философии  Паскаля  с  его  известным 
изречением  «человек  –  ни  ангел,  ни  зверь».  Проблему  оправдания  существо-
вания и ответственности человека за содеянное зло на земле писатель ищет под 
своим  собственным  углом  зрения.  В  ответе,  как  видим  из  содержания  романа 
«Повелитель  мух»,  превалирует  негативное  отношение  к  человеческим  слабос-
тям,  которые  гипертрофируются,  возводятся  в  ранг  максимализма,  но  тем  и 
примечательны,  что  составляют  «здоровую  конкуренцию»  многим  другим 
идейным течениям в мировой литературе.  
  
 
 

 
20 
Литература: 
 
1. 
 Лауреаты  Нобелевской  премии.  Энциклопедия:  Т.  1,  А-Л.  /  Перевод  с 
английского. М.: 1992, с. 363-364 
2. 
 Golding  W.  Fable  //  Golding  W.  The  Hot  Gates  and  other  occasional  pieces. 
London: LTD, 1965, р. 85—102 
3. 
 Golding W. The Hot Gates. London: LTD, 1984, p. 82, 86 
4. 
 Голдинг  У.  Выступление  на  встрече  писателей  Европы  в  Ленинграде  // 
Иностранная литература, 1963, № 11, с. 225 
5. 
 Аллен У. Традиция и мечта. М.: Прогресс, 1970, с. 215 
6. 
 John Lewis. Is man a beast of pray? // Daily Worker. 29 of August, 1964 
7. 
 Biles, Jack: Talk. Conversation with William Golding. N.Y., 1970, p. 105 
 
 
 
 Бейсенова Ж.С. 
 
АСПЕКТНОСТЬ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО ЗАИМСТВОВАНИЯ 
 
В  терминоведческой  литературе  рассматриваются  лишь  некоторые 
аспекты  терминологического  заимствования.  Так,  обычно  не  остаётся  без 
внимания вопрос о калькировании иноязычных лексем, а также о заимствовании 
иноязычных слов в качестве единиц уровня "лексиса" при заданном поле единиц 
уровня  "логоса"  (М.Н. Володина,  А. Жумабекова).  Отмечаются  и  случаи 
заимствования целых "терминологий" с обоими их уровнями, то есть с системой 
понятий и с иноязычными способами их наименования, но в основном в форме 
констатации  результатов  стихийных  заимствований  подобного  рода.  Как 
известно,  любая  научная  дисциплина  постепенно  вырабатывает  свои  основные 
положения,  понятия  и  средства  их  наименования,  и  терминоведческая  работа 
заключается не только в создании терминологии отрасли, но и в её экспликации
в  выявлении  и  доведении  до  уровня,  делающего  эту  терминологию  доступной 
для  освоения  людьми,  желающими  приобрести  соответствующие  профес-
сиональные знания. 
Упорядоченные  терминологии  представляют  собой  ядро  таких  экспли-
цированных знаний. 
Упорядоченная  терминосистема  ориентирована,  во-первых,  на  выявление 
сущности  понятий  отрасли  и,  во-вторых,  на  важнейшие  прикладные  задачи, 
постоянно  решаемые  рассматриваемой  отраслью.  Поэтому,  когда  возникает 
новый  прикладной  аспект,  то  даже  упорядоченные  терминологии  приходится 
рассматривать под особым углом зрения, изменять акценты и в определениях, и 
в классификации важнейших понятий. 
Такая  ситуация  складывается  в  современном  терминоведении,  когда 
ставится цель использования его понятий для решения новых прикладных задач, 
сознательного  управления  процессами  терминологического  заимствования.  В 
постсоветском  пространстве  наблюдается  тенденция  отгорожения  от  русского 
языка  и  стремление  заговорить  во  всех  профессиональных  отраслях  на 

 
21 
национальном  языке.  Результатом  решения  названных  задач  может  явиться 
систематизированная  совокупность  общих  принципов.  Названным  методоло-
гическим  требованиям  в  наибольшей  мере  отвечает  системология  [1,  c.  37]. 
Вслед  за  Г.П.  Мельниковым,  постулируем  следующие  принципы  и  условия 
терминологического заимствования:  
 эксплицируемость заимствуемой терминологии; 
 предшествование  терминологического  заимствования  заимствованию 
конкретных терминологий; 
 предшествование  эксплицированности  терминоведения  экспликации 
иных форм терминологического опыта; 
 заимствование "логоса" терминологии; 
 разработка "лексиса" заимствованной терминологии;  
 заимствование  терминологий  в  осложнённых  условиях  и  следствия 
терминологического заимствования; 
 заимствование неэксплицированной терминологии; 
 заимствование недоэксплицированной терминологии. 
Важную  роль  при  образовании  профессионально  терминированных 
наименований  играет  калькирование.  Особенность  калькирования  –  возмож-
ность  соединения  в  одном  термине  интернационального  и  национального. 
Кальки  приспособляются  к  специальной  лексике  национального  языка,  имеют 
внутреннюю  форму  для  носителей  русского  и  казахского  языка  и  близки  к 
терминам  семантического  образования,  например:  зонтик  цен  –  поддержание 
цен,  установленных  фирмой-лидером,  товарным  монополистом;  закон  синих 
небес  –  законы  в  США,  направленные  на  борьбу  с  мошенничеством  на  рынке 
ценных бумаг. 
Нередко  одна  семантическая  калька  влечет  за  собой  появление  новых 
наименований,  лексически  и  семантически  связанных  между  собой,  например, 
наименование  медведи  обозначает  биржевых  игроков,  играющих  на понижение 
цен  товаров,  курсов  ценных  бумаг,  валюты.  Семантически  соотносятся  с  ним 
наименования:  час  медведя  –  устойчивое  понижение  курсовой  стоимости 
биржевого  товара;  налет  медведей  –  активная  продажа  определенного  вида 
ценных бумаг или товаров с целью достичь понижения их цен и затем выгодно 
их  приобрести;  давление  на  медведей  –  меры,  принимаемые  центральным 
банком  для  оказания  давления  на  спекулянтов  валютного  рынка,  играющих  на 
понижение  цен  без  покрытия,  страхования  рисков;  защищенный  медведь  – 
продавец,  имеющий  акции  в  наличии  и  играющий  на  понижение;  колл-спрэд 
медведей – комбинация, сочетание приобретения опциона на покупку с меньшей 
внутренней  стоимостью  и  продажи  опциона на  покупку  с  большей  стоимостью 
(СЭС). 
В этих наименованиях калька медведи выступает эксплицитно чаще всего 
в  роли  зависимого  компонента.  Помимо  этого,  в  этих  наименованиях  наблю-
дается процесс деривационного плана, установление устойчивых семантических 
связей  и  зависимостей  между  составными  компонентами,  что  свидетельствует 
об их вхождении в систему отраслевых терминологий. 
Однако  на  современной  ступени  научного  и  технического  прогресса  всё 
большую  актуальность  приобретают  проблемы  сознательного  управления 

 
22 
процессами  заимствования  "терминологий"  и  "номенклатур"  отраслей  теми 
государствами, в которых отрасль должна быть развита, с учётом опыта других 
стран, за очень короткое время. 
В  этих  условиях  нереально  надеяться  на  то,  что  в  заимствующей  стране 
соотвествующая  "терминология"  сложится  стихийно  и  самостоятельно  или  же 
хотя и на основе заимствований, но всё равно стихийно. 
Ветеринарная медицинская терминосистема русского и казахского языков 
состоит  из  двух  пластов  –  исконно  национальной  и  интернациональной. 
Огромное  число  терминов  представлены  заимствованиями  греко-латинского 
происхождения.  Стремление  ветеринарной  медицины  к  точности  обозначения 
понятий,  к  нейтрализации  семантического  влияния  исходных  общеупотре-
бительных лексем является одной из причин чрезвычайной активности термино-
логических заимствований из иностранных языков.  
В  русской  и  казахской  ветеринарной  медицинской  терминосистеме 
одновременно присваиваются наименования на латинском, русском и казахском 
языках. Латинские названия оказываются эквивалентными друг другу по своему 
звучанию  и  своеобразным  элементам.  Русский  и  казахский  эквиваленты 
представляют  собой  транслитерированные  латинские  наименование  без 
окончания  –is.  Развитие  терминологии  на  разных  языках  наряду  с  общими 
явлениями имеет неповторимую специфику в каждом языке, т.к. у литературных 
языков  и  соответственно  терминологий,  разные  исторические  судьбы.  Одни 
языки имеют древние письменные памятники и древние письменные традиции, 
другие – устные памятники. 
В  казахский  язык  греко-латинские  заимствования  пришли  посредством 
русского языка. Как отмечают историки, первый период заимствования русских 
слов  заканчивается  в  XVII  столетии.  Казахская  степь  еще  не  видела  пересе-
ленцев,  непосредственная  связь  была  очень  слабой,  поэтому  заимствование  из 
русского  языка  было  незначительным,  во-первых,  в  силу  разносистемности 
языков,  во-вторых,  этому  мешало  различие  религий.  В  словаре  тюркских 
наречий  В.В. Радлова  отражена  прежде  всего  информация  об  оригинальной 
лексике. Второй период заимствования датируется временем с XVII-по XIX вв., 
третий – с XIX в. по сей день. 
В  процессе  перехода  в  русский  и  казахский  языки  латинские  интерна-
циональные  термины  подверглись  в  той  или  иной  степени  фономорфоло-
гическим  изменениям,  что  всегда  неизбежно  при  заимствовании  слов.  В  то  же 
время они стали органической частью национального языка. При сопоставлении 
русских  и  казахских  ветеринарных  терминов  с  их  латино-греческими  прототи-
пами, можно выявить четыре типа соответствий. 
К  первому  типу  относятся  термины,  заимствованные  “полностью”,  без 
каких-либо изменений, сохранившие как свой фонетический облик, так и грам-
матическую  принадлежность  к  иному  роду,  к  какому  принадлежало  слово  – 
этимон. Основу этой группы составляют латинские и греческие слова ж. рода на 

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет