Хабаршы «Филология ғылымдары»

 
34 
описательным.  Однако  поздний  период,  когда  огромное  количество  поляков 
оказалось  в  Казахстане,  отличается  совсем  иными  обстоятельствами  и 
представлениями поляков о казахских (киргизских) степях. 
История  появления  поляков  в  Казахстане  начинается  с  30-х  годов  19-го 
столетия,  когда  царское  российское  правительство  начало  ссылать  в 
казахстанские степи своих политических противников из Польши, попавшей под 
протекторат  России.  В  Казахстане  появились  десятки  ссыльных  поляков, 
внесших  весомый  вклад  в  этнографию,  культуру  Казахстана,  в  развитие 
географических, геологических и прочих наук.  
Первым  в  мировой  литературе  произведением  на  казахскую  тематику 
стала  поэма  «Киргиз»  (так  раньше  называли  и  казахов,  и  киргизов)  польского 
романтика  Густава  Зелиньски  [2],  сосланного  в  «киргизские  степи»  за  связь  с 
тайной  польской  патриотической  организацией  «Месть  народа».  В  этой  поэме 
содержатся  бесценные  этнографические  наблюдения  за  жизнью  и  экзотичес-
кими  для  европейцев  обычаями  казахского  народа  в  XIX  веке.  Поэт  описывает 
первозданный край, «где не было дорог, только трава клонилась там, где конь ее 
на скаку задевал», край, в котором живут свободные и гордые люди, в согласии 
с природой и своими вековыми законами, в числе которых был и традиционный 
закон гостеприимства. 
Адольф Янушкевич, участвовавший в восстании поляков 1830 года, попал 
в  плен  и  оказался  вначале  в  Сибири, а  затем  в  ссылке  в  Казахстане.  В  течение 
18-ти лет Янушкевич, выучившийся казахскому языку, собирал казахские песни, 
легенды и поверья, а затем издал их в Париже в 1861 году в книге «Дневники и 
письма  из  путешествий  по  киргизским  степям»  [3]  -  эта  книга  долго  пользо-
валась популярностью в России.  
Интересные  этнографические  заметки  о  жизни  казахов  первой  половины 
XIX  века  оставили  также  Кароль  Любич  Хоецки,  Ян  Виткевич  и  другие.  Ян 
Виткевич,  сосланный  в  Казахстан  чуть  ли  не  в  15-летнем  возрасте,  овладел 
несколькими  восточными  языками,  на  казахском  говорил,  как  казах,  читал  на 
память  Коран,  имел  глубокие  познания  в  казахской  этнографии  и  географии,  и 
вообще настолько вжился в казахскую среду, что получил прозвище «Батыр».  
Одним  из  первых  в  живописи  изобразил  жизнь  и  быт  казахов  поляк 
Бронислав  Залесски.  Альбом  офортов  «Жизнь  киргизских  степей»,  изданный  в 
Париже  в  1865  году,  стал  настоящим  открытием  для  европейцев,  они  узнали  о 
жизни  и  обычаях  казахского  народа.  Автором  картин-офортов  был  художник 
Бронислав  Залесски,  польский  патриот,  которого  в  дисциплинарном  порядке 
отправили  на  военную  службу  в  Оренбург  за  участие  в  одном  из  заговоров.  За 
десять  лет  службы  Залесски  множество  раз  отравлялся  вглубь  Казахстана  с 
экспедициями,  не  расставаясь  с  тетрадью  для  эскизов.  По  Мангышлаку  он 
путешествовал вместе со ссыльным украинским поэтом и художником Тарасом 
Шевченко. Очарованный природой казахских степей, простотой жизни казахов, 
Залесски  запечатлел  увиденное  в  живописных  и  литературных  произведениях, 
которые  некоторое  время  спустя  будут  опубликованы  и  признаны  чем-то 
исключительным.  Это  и  стало  первой  публикацией,  познакомившей  Западную 
Европу  с  пейзажами  и  жизнью  казахского  народа.  Б.  Залесски  оставил  также 
ценные  заметки  о  правовой  стороне  жизни  казахского  народа,  описал  систему 

 
35 
наказаний  за  преступления,  в  которой  отражалось  общественное  неравенство 
того времени, с болью писал о бесправном положении казахской женщины. 
Огромна  заслуга  в  сохранении  казахского  фольклора  Александра 
Затаевича, родившегося в 1869 году в семье польского ссыльного, музыкального 
критика  в  Варшаве,  в  20-х  годах  XX  века  оказавшегося  в  Казахстане. 
А. Затаевич собирал песни степных акынов, которые из поколения в поколение 
передавали  не  только  народную  мудрость,  но  и  богатые  этнографические, 
исторические  сведения.  «Тысяча  песен  казахского  народа»  -  бесценный  труд, 
оставленный  потомкам  Александром  Затаевичем,  и  этой  коллекции  до  сих  пор 
нет равных. «В этой работе, - писал Затаевич, - нельзя было сделать ни шагу без 
внутренней гармонии с интимными струнами души народа, и благодаря этому я, 
случайный пришелец, навсегда полюбил благородный и талантливый казахский 
народ» [4].  
Следующая  волна  переселенцев  из  Польши  обозначилась  с  началом 
первой  мировой  войны  и  была  связана  с  эвакуацией  в  Казахстан  гражданского 
населения  России,  в  том  числе  из  пределов  Царства  Польского,  входившего 
тогда  в  состав  России.  Затем  –  волна  ссыльных  поляков  накануне  и  во  время 
Великой Отечественной войны. 
В  настоящее  время  в  Казахстане  живут  более  тысячи  потомков  польских 
переселенцев  и  ссыльных,  которые  в  дружной  семье  казахстанских  народов 
обрели возможность прекрасно жить и сохранять свой язык и культуру. 
Польские политические ссыльные появились в Казахстане еще в XIX в. (в 
1926 г. было зарегистрировано проживание 1807 поляков). Массовая депортация 
поляков в Казахстан и Украины и Белоруссии началась в 1936 г. и продолжилась 
в  1937  г.;  очередная  волна  депортации  и  переселения  была  осуществлена  в 
начале Второй мировой воины (в эти годы было депортировано почти 200 тыс. 
поляков  (Дымов  2004:529-530).  Общая  динамика  численности  польской 
диаспоры  Казахстана  за  30  последних  переписных  лет  выглядит  следующим 
образом:  61445  (1970  г.),  61136  (1979  г.),  59354  (1989  г.),  47297  (1999  г.)  чел. 
Основная  часть  польской  диаспоры  (73,7%)  по-прежнему  населяет  северные 
области Казахстана. 
Согласно переписи населения СССР 1989 г., из 59956 поляков, проживав-
ших  в  Казахстане,  12,1%  заявили,  что  они  считают  родным  языком  язык  своей 
национальности,  однако  о  владении  поляками  родным  языком  сведений  нет; 
0,03%  поляков  признали  родным  казахский  язык,  владеют  им  0,4%;  76,4% 
считают родным русский язык, а владеют им 20% поляков.  
Степень  двуязычия  поляков  Казахстана  переписью  1999  г.  определена 
следующим  образом:  37064  чел.  (78,4%)  являются  монолингвами,  10233  чел. 
(21,6%) – билингвами.  
Национально-культурное  объединение:  в  Казахстане  функционируют  15 
областных  обществ  поляков,  объединенных  в  Союз  поляков  Казахстана, 
который  представляет  интересы  польского  населения  в  Ассамблее  народов 
Казахстана  и  правительственных  учреждениях.  Союз  поляков  Казахстана 
зарегистрирован  в  1994  г.  В  Казахстане  работают  22  воскресные  школы  для 
детей  и  взрослых,  где  изучают  польский  язык  и  культура.  В  Казахском 
университете мировых языков и международных отношений им. Абылай хана и 

 
36 
Кокшетауском  государственном  университете  им.  Ш.  Валиханова  имеется 
специальность  «Польский  язык  и  литература».  В  Казахстане  широко  известен 
польский  народный  ансамбль  «Степовэ  квяты»  (г.  Кокшетау),  детский 
танцевальный ансамбль (г. Алматы) и др. [5, с. 198-200].  
В  1936  г.  в  ходе  сталинских  репрессий  на  Украине  были  ликвидированы 
польские  национальные  районы  и  принято  решение  о  переселении  польских  и 
немецких  хозяйств  из  пограничных  областей  СССР  в  Казахстан,  для  чего  была 
создана специальная комиссия по высылке. Контингент переселяемых составил 
15  тысяч  польских  и  немецких  хозяйств  из  Винницкой  и  Киевской  областей 
Украины,  где  преимущественно  проживали  поляки.  Общая  численность 
высланных только с Украины составила около 70 тысяч человек.  
Второй  период  депортаций  пришелся  на  1939  год.  В  целом,  по  разным 
оценкам, из западного региона СССР в казахстанские степи было выслано около 
190  тысяч  человек.  Основанием  для  применения  репрессивных  мер  служили 
подозрение  в  «неблагонадежности»  или  наличие  родственников  в  Польше, 
стандартным было обвинение в сотрудничестве с польской разведкой. Высылае-
мым разрешалось брать с собой лишь одежду, белье, обувь, постельные принад-
лежности,  часть  посуды  (ножи,  вилки,  ложки,  чайники,  ведра),  продовольствие 
на  месяц,  хозяйственный  бытовой  инструмент  —  всего  не  более  500  кг.  на 
семью.  На  сборы  отводилось  не  больше  двух  часов.  Операции  по  высылке 
обычно  проводились  на  рассвете,  чтобы  избежать  «ненужной  шумихи  и 
паники».  Железнодорожные  станции  оцеплялись  конвойными  войсками, 
которые сопровождали эшелоны из 55 вагонов по 25-30 человек в каждом.  
Следует  отметить,  что  во  многих  случаях  жизнь  поляков,  прибывших  в 
Казахстан,  зависела  от  принимавших  их  местных  жителей.  Несмотря  на 
жестокое отношение властей, простые казахи относились к высланным полякам 
без  всякой  ненависти,  делились  с  ними  последним.  Так,  заместитель  заведую-
щего  сельхозотделом  ЦК  ВКП(б)  Ицков  с  тревогой  сообщал  секретарю  ЦК 
Андрееву о том, что в одном из колхозов Кустанайской области Казахской ССР 
«ссыльным  устроили  такую  радушную  встречу,  что  отдали  им  дневной  удой 
молока  с  фермы,  так  что  даже  дети  колхозников  в  детплощадке  остались  без 
молока».  В  местах  прибытия  поляков  были  образованы  населенные  пункты  и 
села.  Так,  в  1936  г.  было  образовано  село  Озерное  Тайыншинского  района 
Северо-Казахстанской  области.  В  1941 г.  рядом  с  селом  в  результате  осадков  и 
стока  вод  образовалось  озеро,  в  котором  появилось  много  рыбы.  Рыба  была 
единственным продуктом питания и в войну спасла людей  от голода. Во время 
войны  в  Казахстан  прибывало  эвакуированное  население,  высылали  целые 
народы,  а  из  Казахстана  на  фронт  мобилизовали  людские  ресурсы.  Именно  в 
Казахстане  в  годы  II  Мировой  войны  была  сформирована  армия  генерала 
Владислава  Андерса,  впоследствии  национального  героя  Польши,  принимав-
шего участие в освобождении от гитлеровцев сначала Италии, а затем Бельгии и 
Голландии.  
В  суровое  военное  лихолетье  поляки  сохраняли  свою  духовность  и 
культуру.  В  Казахстане  известный  польский  поэт-футурист  Александр  Ват 
написал  свое  знаменитое  стихотворение  «Ивы  в  Алма-Ате»  и  другие  произве-
дения. Поэт Ян Гуща написал в Казахстане поэтический цикл, опубликованный 

 
37 
позднее  Ярославом  Ивашкевичем  и  Земовитом  Федецким  в  журнале 
«Твурчость».  Как  известно,  до  1989  г.  об  арестах  и  высылках  поляков  писать 
запрещалось,  но  в  стихах  Я.  Гущи  и  не  было  этого  слова  —  были  казахские 
пейзажи, беседы с  казахами у костра, выражение  общей боли и страданий двух 
народов...  
Послевоенное положение поляков, как и спецпереселенцев многих других 
национальностей, определялось постановлением СНК СССР от 8 января 1945 г. 
«О  правовом  положении  спецпереселенцев»,  которое  ограничивало  не  только 
свободу передвижения, но и возможности получения образования, работы и т.д. 
Только  в  1956  г.  поляки  были  сняты  с  учета  спецпоселения.  К  этому  времени 
поляки  уже  заняли  определенное  место  в  сложившейся  хозяйственно-
производственной  системе  в  местах  их  компактного  расселения.  В  60-х  годах 
ХХ  века  они  сыграли  большую  роль  в  освоении  целины.  Например,  в 
Кокчетавской  области  среди  руководителей  районного  звена  (председателей 
колхозов,  работников  местных  органов  власти  и  т.д.)  значительную  часть 
составляли поляки. Будучи носителями традиционной польской культуры, они и 
стали основой современной польской диаспоры в Казахстане.  
Ныне,  по  данным  статистических  органов,  в  Казахстане  проживает  около 
50  тысяч  поляков.  При  этом  исследователи  полагают,  что  казахстанских 
поляков,  записанных  в  советские  годы  украинцами  или  русскими,  гораздо 
больше  —  около  100  тысяч.  Судьба  разбросала  их  по  разным  уголкам  страны. 
Самые  большие  компактные  поселения  поляков  расположены  в  Северо-
Казахстанской, Акмолинской, Карагандинской и Алматинской областях. Вместе 
с  казахским  народом  им  пришлось  пережить  тяжелые  времена  репрессий  и 
национального  угнетения.  Несмотря  на  суровые  жизненные  испытания,  боль-
шинство  поляков  сохранило  национальные  традиции,  сумело  передать  новому 
поколению  любовь  к  родной  песне,  танцам,  культуре.  Казахстанские  поляки 
принимают  активное  участие  в  общественно-политической  жизни  Казахстана, 
среди них  есть известные юристы,  ученые и  бизнесмены. Они поддерживают и 
укрепляют связи со своей исторической родиной. Председателем Союза поляков 
Казахстана  избран  известный  общественный  деятель  профессор  Ян  Зинкевич, 
который  многое  сделал  для  сохранения  национальных  традиций  и  культуры 
поляков  в  Казахстане.  Во  многом  благодаря  его  усилиям  ныне  в  стране 
действует  пять  польских  обществ,  которые  занимаются  вопросами  националь-
ного  и  культурного  возрождения.  В  Северном  Казахстане  уже  несколько  лет 
ведется спутниковое вещание телеканала «Полония». По договоренности между 
Министерствами 
образования 
наших 
стран, 
в 
Казахстане 
работают 
преподаватели  из  Польши.  Ежегодно  дети  и  студенты,  активно  изучающие 
польский  язык,  едут  отдыхать  в  Польшу.  Около  600  студентов  из  Казахстана 
обучаются в высших учебных заведениях на своей исторической родине.  
Визит великого поляка – Папы Иоанна Павла II в Казахстан в 2001 г. дал 
мощный  импульс  укреплению  католической  Церкви.  Сегодня  в  столице  и 
других  городах  Казахстана  построены  костелы  и  соборы,  а  в  Астане  регулярно 
проводятся  съезды  католиков  стран  Азии.  Предмет  их  общей  памяти  и  молитв 
—  находящиеся  на  польской  земле  могилы  советских  солдат-казахов,  которые 
погибли  в  борьбе  с  фашизмом,  и  могилы  солдат  армии  генерала  Андерса  и 

 
38 
многих  поляков  из  числа  репрессированных,  покоящихся  в  казахской  земле. 
Сегодня  Казахстан  проводит  открытую  политику  по  отношению  к  националь-
ным  меньшинствам,  которая  учитывает  интересы  всех  национальных  групп  с 
полным  соблюдением  их  прав  в  соответствии  с  международными  стандартами. 
Эти  принципы  содержатся  в  базовых  двусторонних  документах,  подписанных 
между  Казахстаном  и  Польшей.  Как  известно,  в  январе  2001  года  Польша 
объявила  о  репатриации  поляков.  Однако  мы  не  ожидаем  массового  выезда 
поляков  из  Казахстана.  По  мнению  председателя  общества  «Полония» 
В.Стельмаховского,  процесс  репатриации  этнических  поляков  из  Казахстана  в 
последние  годы  сократился  до  минимума,  чему  способствовало  повышение 
уровня жизни в Казахстане, и даже наметился процесс реэмиграции.  
Резюмируя  вышесказанное,  отметим,  что  казахско-польские  языковые 
связи  сложились  с  XIII  по  ХХI  вв.  Мы  выделяем  пять  периодов  развития 
казахско-польских  отношений,  разграничивающихся  с  учетом  следующей 
хронологии: 
- первый период связан с экспедицией папских послов Б. Полонуса и Дж. 
дель  Карпини. К  нему  относится  приблизительно  XIII  вв.  Папские  послы  были 
направлены  в  неизвестные  края,  расположенные  к  востоку  от  Европы,  с 
дипломатической  миссией  к  монгольскому  хану  Батыю.  Монах  Бенедикт  оста-
вил  ценные  этнографические  описания  жизни  казахов  того  времени.  «Рапорт 
Бенедикта Поляка, составленный в Кельне и содержащий сокращенное описание 
его поездки к монгольскому хану, был опубликован только в 1839 году. Он был 
издан  в  Париже  вместе  с  картой  конного  маршрута,  в  серии,  посвященной 
великим первопроходческим европейским экспедициям…» [1, с. 14]. 
-  второй  период  насчитывает  три  столетия  –  с  XVI  по  XVIII  вв.  Это  был 
период расцвета казахско-русских и русско-польских отношений. 
-  к  третьему  периоду  относятся  30-е  гг.  XIX  века  –  первый  этап  депор-
тации поляков в Казахстан. В это время были сосланы многие польские поэты и 
писатели,  так  называемые  польские  романтики,  музыканты,  политические 
деятели.  
-  к  четвертому  периоду  относится  второй  этап  депортации  поляков  в 
казахские степи – 30-40-е гг. ХХ века. Данная эпоха связана с массовой депор-
тацией  народов  СССР  в  Казахстан.  Среди  депортированных  были  поляки, 
ингуши, чечены, турки-месхетинцы, татары, греки, корейцы, балкары, карачаев-
цы  и  мн.  др.  Общая  численность  представителей  разных  этносов,  депортиро-
ванных в Казахстан в период с 1930-1940 гг., составляла 1,2 млн. чел.» [6, c. 82]. 
- пятый период – конец XX-начало XXI вв., связанный с распадом СССР и 
образованием  новых  независимых  государств.  В  это  время  многие  поляки 
Казахстана  возвращаются  на  историческую  родину,  а  также  наблюдаются 
активные  казахско-польские  отношения  в  сфере  международного  делового 
сотрудничества,  бизнеса,  образования  и  науки,  различных  дипломатических 
миссий.  
Указанные  периоды  различаются  интенсивностью  языковых  контактов  и 
составом заимствованной лексики.  
 
 

 
39 
Литература: 
 
1.  Бадовски Р. Польские певцы Казахстана. – Пельплин, 2004. – С. 13. 
2.  Зелиньски Г. Киргиз - Познань 1864 С.102 
3.  Янушкевич  А.  Дневники  и  письма  из  путешествий  по  киргизским  степям  / 
Перевод Стекловой – Алматы 2002 С.278 
4.  Затаевич А. Тысяча песен казахского народа // Издательство «Дайк-пресс» - 
Алматы 2004 
5.  Языки народов Казахстана. Социолингвистический справочник/ Сулейменова 
Э.Д, Н.Ж. Шаймерденова, Д.К. Аканова. - Астана: Издательство «Арман-ПВ», 
2007.- С. 198. 
6.  Полян П. Не по своей воле… История и география принудительных миграций 
в СССР. – М.: Мемориал, 2001. – С. 82 / В кн.: Алтынбекова О.Б. Этноязыковые 
процессы в Казахстане. – Алматы: Экономика, 2006. – С. 104. 
 
 
 
 Мирзоева Л.Э.  
  
ПЛЯСКА СМЕРТИ 
 (к проблеме мировосприятия средневекового социума западной Европы) 
 
Из жителей могил 
Любой на свете хоть немного жил, 
И так же всякий, кто на свет рожден, 
В свой срок покинуть мир сей принужден. 
Д. Чосер  
 
Восприятие такого банального для всех, и такого  «эксклюзивно» нового 
для  каждого  события,  как  смерть,  в  средние  века  в  Европе  имело  свои  отличи-
тельные  особенности. Для того чтобы глубже разобраться в этих особенностях, 
необходимо  принять  в  расчет  самобытность  мировосприятия  средневекового 
человека,  определившую  его  психологический  путь  от  обычных  жизненных 
представлений к индивидуальной эсхатологической доктрине. 
«Современному городу едва ли ведомы непроглядная темень, впечатляю-
щее  воздействие  одинокого  огонька  или  одиночного  далекого  крика»  [3,  с.  14]. 
Так  Йохан  Хейзинга  вводит  читателя  в  атмосферу  средневекового  города, 
полного  и  ночной  темноты,  и  дневной  пестроты,  и  разнообразных,  порой  даже 
абсурдных контрастов. 
А.  Гуревич  в  своем  труде  «Категории  средневековой  культуры  пишет: 
«Средние века… при мысли о них перед нашим умственным взором вырастают 
стены  рыцарских  замков  и  громады  готических  соборов,  вспоминаются  кресто-
вые  походы  и  усобицы,  костры  инквизиции  и  феодальные  турниры  –  весь 
хрестоматийный набор признаков эпохи. Но это признаки внешние…» [1, с. 5]. 
Мировосприятие  средневекового  человека  совмещало  в  себе  одновре-
менно  полярно  противоположные  понятия  –  суеверия  и  веру  в  единого  Бога, 

 
40 
неимоверную  жестокость  и  удивительное  добродушие,  наивную  и  гротескную 
оценку  сущего  и  безграничную  чарующую  фантазию.  Монотеистическая 
религия  глубоко  внедрилась  в  неискушенные  умы  людей,  дав  прочные  ростки 
своих  незыблемых  догм.  Эти  догмы  в  Средневековье  понимались  не  только 
буквально,  но  часто  и  извращенно,  что  приводило  к  одинаково  печальным 
результатам. 
Эпоха страстей, жестокостей и грандиозных трагедий, любви, подвигов и 
благородных  жертв  создавала  всю  пестроту  мироощущений  средневекового 
человека;  действительность  воспринималась  им  то  слишком  красочно  (с 
преобладанием  багровых  тонов),  то  слишком  мрачно  (в  беспросветно-черных 
оттенках). И все эти впечатления сменялись по нескольку раз каждый день. «Из-
за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что затрагивало ум и чувства, 
каждодневная  жизнь  возбуждала  и  разжигала  страсти,  проявлявшиеся  то  в 
неожиданных  взрывах  грубой  необузданности  и  зверской  жестокости,  то  в 
порывах  душевной  отзывчивости…»  [3,  с.14].  Патристика,  схоластика, 
убежденный провиденциализм являлись основными имманентными сущностями 
мировосприятия  средневекового  человека,  которые  весьма  своеобразно, 
самобытно  экстериоризировались  в  колоритный  образ  жизни,  действия  и 
поведение последнего. 
Своеобразна, как мы уже  отмечали, перцепция средневекового человека 
факта  смерти,  на  которую,  естественно,  имело  решающее  влияние  его 
восприятие индивидуальной эсхатологической доктрины. 
Мотив  «Ничто  не  вечно  на  земле»  пронизывает  и  ум,  и  дух 
средневекового человека: 
«Где Вавилонское царство вселенское, где сильных мира 
Многоотличие, где днесь величие Дария, Кира? 
Камень покатится, слава истратится: не уцелели 
Витязи взбранные; роком избранные – ныне истлели… 
 (монах аббатства Клюни Бернард Морландский – 1140 г. [3, с.166]. 
Мотив леденящих душу подробностей тления человеческого тела: 
Я ровни в женах николи не знала, 
По смерти же вот каковою стала. 
Куда свежо и дивно было тело, 
Куда прекрасно – ныне же истлело [3, с. 170]. 
Видимо,  именно  это  неприятие  судьбы  тела  после  смерти  и  создало 
легенды  о  нетленности  святых,  источающих  упоительный  аромат.  Верно 
замечает Хейзинга, что телесное вознесение девы Марии придало ей особенный 
дух величия в глазах верующих, ибо оно избавило ее тело от тления. 
Все равны перед ней… Равны перед той, которую не избежал никто…  
В  Средневековье  этот  мотив  был  воплощен  в  так  называемой  Пляске 
смерти, но лейтмотивом ее явилась французская легенда XII века «О трех живых 
и трех мертвых». Содержание этой легенды сводится к тому, что трое богатых и 
красивых  юношей  встречают  трех  ужасных  мертвецов,  которые  тоже  когда-то, 
при жизни были богатыми и красивыми. Смысл легенды – всех ждет один и тот 
же печальный удел. 

 
41 
Итак,  сюжет  Пляски  смерти  художники  изображали  на  картинах  и  на 
гравюрах, а актеры исполняли на театральных подмостках. На закате Средневе-
ковья, в 1424 году, на стенах галереи Кладбища Невинноубиенных младенцев в 
Париже появилось изображение «Макабрического танца», иначе Пляски смерти, 
которое,  по  словам  Хейзинга,  было  «популярнейшим  образчиком  изображения 
смерти  из  всех,  которое  знало  Средневековье»  [3,  с.  174].  И  «Нигде  эта 
смахивающая  на  обезьяну  Смерть  не  могла  быть  более  к  месту:  осклабленная, 
передвигающаяся  неверными  шажками  старенького  учителя  танцев  и  увлекаю-
щая за собой Папу, императора, рыцаря, паденщика, монаха, малое дитя, шута, а 
за ними – все прочие сословия и ремесла) [3, с. 174] 
Сюжеты  Пляски  смерти  создало  затравленное  неутомимо  предрекае-
мыми  проповедниками  ужасами  после  смерти  мировосприятие  средневекового 
человека,  которому  и  при  жизни  уже  были  омерзительны  признаки  телесного 
умирания. 
Однако как же все это мирилось с образом жизни людей Средневековья, 
который  сам  по  себе  очень  напоминал  настоящее  триумфальное  шествие, 
этакую жуткую Пляску Беззубой с косой?.. 
Об этом жутком карнавале безумного смертельного танца и пойдет далее 
речь. Древнеримское «хлеба и зрелищ» оказывается очень живучим, и в средние 
века  являет  собой  нечто  обыкновенное,  обыденное  и,  одновременно  праздни-
чное.  На  казни  ходили  семейно,  детям  заранее  готовились  «обновки»,  а  после 
зрелища  –  самый  пасмурный  зимний  день  казался  ярким  и  ласковым…  Это, 
конечно, гипербола, но, как говорится, с львиной долей в ней правды. Хейзинга 
пишет:  «Жестокое  возбуждение  и  грубое  участие,  вызываемое  зрелищем 
эшафота,  были  важной  составной  частью  духовной  пищей  народа»  [3,  с.  15]. 
Изобретениям  изуверств  не  было  конца,  и  все  они  служили  не  только  для 
эмоциональной «разрядки» черни (теократические  столпы были довольно смет-
ливы),  но  носили  некий  нравоучительный  характер,  являя  собой  именно  ту 
кричаще  –  наглядную  форму,  которая  могла  быть  доступна  для  «усвоения» 
толпой простецов.  
  
Трагическая  история  гибели  Ордена  тамплиеров  и  ее  мистические 
последствия очень ярко описаны Дрюоном в его знаменитой серии «Проклятые 
короли», в романе «Железный король».
1
 
Внук  Людовика  Святого  монарх  Филипп  IV  Красивый  сделал  все  воз-
можное, чтобы Орден, который превзошел королевское могущество и богатство, 
и  которому  король  задолжал  достаточно  большие  денежные  суммы,  больше  не 
существовал.  Таинственная  судьба  ордена  покрыта  мраком  до  сих  пор.  Как  ни 
старался Филипп, но он не смог уничтожить всю могущественную организацию 
–  большинство  ее  членов  успели  бежать  из  Франции.  С  ними  исчезла  из-под 
зоркого взора алчного короля львиная доля их несметных сокровищ. 
Дрюон очень красочно, со всем герменевтическим пониманием колорита 
мировосприятия  средневекового  социума,  описывает  сцену  казни  знаменитого 
магистра ордена Жака де Молэ и приора Нормандии Жоффруа де Шарнэ. Прямо 
                                                
1
  Романы,  на  примере  которых  мы  рассматриваем  поднятую  в  статье  проблему,  исключая 
естественные  элементы
 
художественного  вымысла,  признаны  соответствующими  исторической 
достоверности
 

 
42 
напротив  королевской  галереи  происходит  настоящая  «пляска  смерти»,  в 
которой участвуют не только приговоренные к аутодафе, но и толпа во главе со 
своим  королем.  Для  зрителей  это  настоящее  празднество,  «народное  гулянье, 
ярмарочное  веселье,  театральное  зрелище…(…)  Да  и  впрямь  все  здесь 
напоминало  празднество.  Рядом  с  почтенными  горожанами,  которые  привели 
посмотреть на тамплиеров всех своих чад и домочадцев, толкались нищие, сюда 
сбежались  разрумяненные  и  насурмленные  непотребные  девки…»  [2,  с.  89] 
Когда королем был дан знак к началу казни, «из тысячей грудей вырвался вздох 
– вздох облегчения и ужаса, вздох удовлетворения, страха и тоски, вздох почти 
сладострастного  отвращения»  [2,  с.  91].  Но  самая  неистовая  «пляска»  началась 
потом, в разгар казни. Это была «пляска» жаркого пламени и приора Нормандии 
в  нем.  «Пламя  плясало  вокруг.(…)  Когда  завеса  его  рассеялась,  Жоффруа  де 
Шарнэ был уже весь охвачен огнем, он вопил, он задыхался, он рвался прочь от 
рокового  столба…»  [2,  с.  93].  Толпа  бесновалась  и  ревела  в  «пляске»  ужаса  и 
коллективного  безумия,  подручные  палача  суетились  вокруг  костра,  который 
постепенно  добрался  и  до  Великого  магистра.  Настал  его  черед  «пляски 
смерти»,  в  процессе  которой  он  успевает  проклясть  всех  своих  мучителей  и 
палачей.  Исторически  известно,  как  мстительная  «пляска»  проклятия  претво-
рила в жизнь последние слова Великого магистра тамплиеров Жака де Молэ… 
Когда  Маргарита  и  Бланка  Бургундские  были  разоблачены  в  измене 
своим  мужьям  –  Людовику  Наваррскому  и  принцу  Карлу,  их  любовников, 
королевских  конюших  братьев  д`  Оне  ожидали  ужасные  пытки  и  мучительная 
казнь. Для толпы же – это было очередное ярмарочное празднество. «Горожане, 
крестьяне  и  солдаты  начали  стекаться  сюда  с  зари,  и  людской  поток  все  не 
иссякал. Владельцы домов, выходивших фасадом  на площадь, за немалую цену 
сдали окна, к которым прильнули, тесня друг друга, зеваки…» [2, с. 195] В толпе 
слышались «веселые шуточки, (…) кто-то пустил по рукам кувшин с вином» [2, 
с.  196].  В  процессе  казни,  детальные  описания  которой  мы  из  этических 
соображений  не  можем  привести  здесь  полностью,  толпа  впадала  то  «в 
ярмарочное веселье»  [2, с. 196], то  «в истерическое возбуждение» [2, с. 197]. В 
совокупности  все  это  напоминало  безумный  бесовский  кошмар,  эдакий  «пляс» 
перед  лицом  смерти,  пока  «бесформенное  кровавое  месиво»  [2,  с.197]  не  было 
вздернуто на виселицу на радость слетевшемуся воронью. 
Дрюон описывает, как невозмутимо спокойно горожане возвращаются к 
своим  будничным  делам.  И  объясняет  этот  достаточно  жутковатый  факт  для 
современного читателя настоящим герменевтическим анализом мировосприятия 
средневекового  социума:  «Ибо в те времена, когда большинство  детей  умирало 
во  младенчестве,  а  половина  женщин  –  родами,  когда  эпидемии  уничтожали 
поголовно  все  взрослое  население,  когда  редкая  рана  заживала  и  когда  не 
зарубцовывался  окончательно  ни  один  шрам,  когда  церковь  поучала  свою 
паству  непрестанно  думать  о  смерти,  когда  на  надгробных  памятниках  изобра-
жались  трупы,  пожираемые  червями,  когда  каждый,  как  на  добычу  червей, 
смотрел  на  свою  бренную  плоть,  мысль  о  смерти  была  самой  привычной, 
будничной, естественной; зрелище человека, испускающего дух, не было тогда, 
как  для  нас,  трагическим  напоминанием  об  общем  уделе  всего  живого»  [2,  с. 
198]. 

 
43 
Когда  пришло  время  взойти  на  эшафот  самому  правителю  королевства 
Ангеррану  де  Мариньи  («Узница  Шато-гайара»),  то  свою  земную  жизнь,  по 
иронии  судьбы,  ему  предстояло  закончить  на  виселице,  выстроенной  когда-то 
по  его же собственному приказу [2, с. 481]. Весь путь к месту казни его сопро-
вождал  все  нарастающий  в  предвкушении  зрелища  вой  толпы.  Настоящую 
«пляску  смерти»  наблюдают  праздные  зрители,  когда  «в  течение  нескольких 
минут  видно  было,  как  извивается  его  тело.(…)  а  руки  и  ноги  судорожно 
задергались»… [2, с. 482]. 
2
 
В романе Умберто Эко «Имя розы» также предстают удручающие сцены 
вполне  реальной  «пляски  смерти».  Конфликт  личности  и  власти  с  наибольшей 
силой  дают  о  себе  знать,  когда  противники  или  лжеистолкователи  набивших 
оскомину  религиозных  догм  становятся  лжепророками,  за  которыми  следуют 
невежественные, обманутые толпы народа. Конечный удел подобных «лидеров» 
очень печален. Инквизиция не терпит соперников. 
Так,  некий  проповедник  Герард  Сегалелли  встал  во  главе  движения, 
члены  которого  убежденно  провозглашали  нищенский  образ  жизни и  отрицали 
папский  диктат.  Постепенно  движение  превратилось  в  многочисленное 
разбойничье  сборище,  которое  стало  требовать  нищенства  и  от  других, 
насильственным образом им в этом помогая. В конце концов «Герард пошел на 
костер как нераскаянный еретик» [5, с. 311]. 
Смутная  эпоха  Средневековья,  в  которую  так  процветало  лжеапостоль-
ство…  Эти,  по-своему  трактующие  Писание,  талантливые  ораторы  своего 
времени  вступали  в  открытый  конфликт  с  апостолами  Церкви,  подвергая  кри-
тике  незыблемые,  догматические  законы  их  обскурантистской  власти.  Не  было 
конца создаваемым ими сектам (полубраться, спиритуалы, минориты и др). 
Очень  часто  лжеапостолы,  одурманивая  массы,  организовывали  целые 
движения,  которые  из  инсургентных  нередко  превращались  в  разбойничьи. 
Когда же движение, в конце концов, истреблялось властью, то казнь зачинщиков 
и  участников  превращалась  в  настоящий  «триумф  смерти»,  а  имевшие  даже 
касательно  отношение  к  этой  смуте  еще  не  пойманные  лица  преследовались 
инквизицией  всю  оставшуюся  жизнь.  Назидательное  искоренение  участников 
этих движений, а также их лидеров приобретало массовый характер, напоминая 
жуткую «пляску смерти»… 
Вот,  что  рассказывает  об  участи  Дольчина  и  его  женщины  оказавшийся 
перед  судом  инквизиции  спустя  несколько  десятков  лет  один  из  бывших 
участников  одного  из  таких  движений  Ремигий:  «Маргариту  изрезали  в  куски 
перед глазами Дольчина…(…) Когда остатки ее трупа догорели, они взялись за 
Дольчина,  и  вырвали  ему  нос  и  детородные  члены  раскаленными  на  угольях 
щипцами…» «Когда  его начали пытать, он кричал от боли, (…)кровь лилась из 
всех  его  членов,  а  его  перетаскивали  с  угла  на  угол  по  городу  и  терзали  его 
постепенно…» [5, с. 550]. 
Казнь  полубрата  Михаила,  который  в  своих  проповедях  обличал 
обскурантистскую  церковную  власть,  также  напоминала  жуткий  танец  смерти. 
Михаил  напрасно  во  все  горло  доказывал  своим  судьям,  что  писец  прибавил  к 
его показаниям «множество облыжных клевет». «Однако инквизиторы все равно 
                                                
2
 По этическим соображениям мы не приводим натуралистическое описание казни полностью 

 
44 
прочитали  Михайловы  показания  в  таком  виде,  в  каком  они  были  у  них 
переписаны…»  [5,  с.  326].  «Инквизиторы  действуют  вне  рамок  открытого 
законодательства,  и  не  обязаны  соблюдать  нормы  уголовного  права.  Они 
наделены  чрезвычайными  полномочиями  и  проводят  процессы  без  слушания 
адвокатов» [5, с. 524]. 
Михаилу,  по  обычаю  «расстрижения  иерея»  отрезали  волосы  и 
подушечки пальцев. Он шел к месту казни сквозь толпу черни, которая, словно 
бесноватая, пребывала в жутком «плясе смерти». Она жаждала вида крови того, 
кто  посмел  отречься  от  папы  и  провозгласить  бедный  образ  жизни,  подобный 
Христовой…  Последним  словом  мученика  было  «Верую».  Когда  веревки 
прогорели,  Михаил  перестал  дергаться  в  «смертельном  плясе»,  и  «рухнул  на 
землю» [5, с. 334]. Он был уже мертв. 
Почтенная  Инквизиция  сурово  карала  не  только  еретиков,  но  и,  как 
известно,  подозреваемых  в  колдовстве.  Так  гибнет  в  огне  бывший  соратник 
Дольчино Сальватор, а вместе с ним и невинная девушка. Интересны аргументы 
инквизитора  Бернарда  Ги:  «Я  видывал  много  злодеек,  которые  в  самые  темные 
часы ночи, совместно с другими, такого же пошиба, использовали черных котов 
для  прегнусного  ведовства,  которое  потом  уж  не  могли  отрицать:  скакали  на 
закорках  некоторых  тварей,  переносились,  под  защитой  ночного  мрака,  на 
огромные  пространства,  уволакивая  за  собою  и  пленников,  обращенных  в 
похотливых  инкубов»  [5,  с.  463-464].  Попавшие  в  лапы  инквизиции  пропадали 
«в плясе» запутанного абсурда, заканчивавшегося аутодафе: «Девчонка пропала, 
- говорит один из разумных героев романа Вильгельм Баскервильский, - горелое 
мясо» [5, с. 466]. 
Итак,  символический  макабрический  танец,  «Пляска  смерти»,  изобра-
жавшаяся в средние века актерами на подмостках и художниками на фронтонах 
церквей  и  кладбищенских  галереях,  по  сути  дела,  являлась  действительным 
отражением  реального  «смертельного  пляса»  самой  средневековой  жизни. 
Действительность порождала искусство, искусство отражало жизнь. 
  
Литература: 
 
 
1.  Гуревич А. «Категории средневековой культуры, изд. «Искусство», М.: 1972, 
319 с. 
2.  Дрюон  М.,  «Железный  король»,  «Узница  Шато-Гайара»,  Из  серии 
«Проклятые короли», М.: «Художественная литература», 1981, 493 с. 
3.  Хейзинга  Йохан,  «Осень  Средневековья:  исследование  форм  жизненного 
уклада  и  форм  мышления  в  XIV  и  XV  веках  во  Франции  и  Нидерландах»,  М.: 
Айрис Пресс, 2004, 544с. 
4.  Чосер Д. «Кентерберийские рассказы», Библиотека всемирной литературы, 
изд. «Художественная литература», Москва, 1973, 490с., с. 102. 
5.  Эко Умберто, «Имя розы», Санкт - Петербург, SYMPOSIUM, 2008, 735 с. 
  
  
 

жүктеу/скачать 1,15 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: