(Дважды краснознаменного Балтийского флота). Так и вижу:
начинается смена, мы заходим в здание первого отряда и, как только
вожатые скрываются из виду, привычным движением достаем из
чемоданов и рюкзаков пачки папирос (я — сигареты «Бородино») и
закидываем их на крышу корпуса, потому что знаем, что скоро будут
шмонать, а без курева жизни уже не представляем.
Лирическое отступление про то, что курение было не
единственной пагубной зависимостью школьников. Когда я работал
воспитателем в
лагере Грузового автокомбината №23, то наблюдал
следующую драматическую сцену: начинается смена, и в лагерь,
сопровождаемые вожатыми (они же — водители автокомбината),
входят дети 14–15 лет. Их подводят к пустому котловану (он же
бассейн) глубиной от 2 до 5 метров и предлагают немедленно его
почистить. Немало подивившись такой срочности, пионеры кидают
свои рюкзаки на землю и спускаются в грязный котлован. Вожатые
тут же быстро достают лестницы обратно и бросаются к детским
рюкзакам.
Под матерные крики со дна бассейна у
пионеров в тот день было
изъято 120 бутылок водки. Дети поняли, что отдых не задался с самого
начала. А вожатые, напротив, воспринимали отъем алкоголя не
только как воспитательную акцию, но и как трофей.
Суровые реалии пионерского лета 1982 года.
Брак
Шли годы. Постепенно я стал курить по две пачки, а с 40 до 50 лет — и
по три пачки в день. Я не курил, только когда спал, но курил в
постели, курил дома и на работе (в школе в том числе). В кино я мог
встать и выйти покурить прямо во время сеанса, вернуться и
досмотреть фильм. Друзьями я воспринимался как курящее животное,
а один художник-стеклодув отлил мой образ в виде стеклянной
статуэтки — я там с усами, бородой и, конечно, с
сигаретой между
пальцев. А что, круто!
Впрочем, не я один был заядлым курильщиком, курили все вокруг,
хотя и не так фанатично. Существовали ритуалы (например, девочки
не курили на ходу) и стройная, отработанная этика — как стрелять
сигаретку. Тот, кто стреляет, ни в коем случае не должен был лезть в
пачку своими пальцами, чтоб не задеть другие сигареты, но и тот, чья
эта пачка, не мог вытащить сигарету сам. Поэтому курильщики умели
так щелкнуть по дну пачки, что сигарета как бы сама выскакивала,
причем именно на длину фильтра. А если сигарета у
тебя последняя,
ты имел законное право никому ее не отдавать. Впрочем, если
стреляющий был человек «с понятиями», то последнюю он и просить
бы не стал.
За эти годы я не курил два раза. Первый — когда теща подарила
мне антиникотиновую жвачку. Я 15 минут жевал, затем выбросил
сразу всю упаковку и закурил. Я не боялся даже онкологии, считая,
что уж как-нибудь протяну до смерти на обезболивающих. До тех пор,
пока однажды знакомый врач не рассказал о таком заболевании, как
эмфизема легких, при которой человек захлебывается собственными
легкими и никакие обез
боливающие тут не работают. А курильщики
— первые, кто находится в группе риска по эмфиземе. Я так
испугался, что не курил час и 40 минут. Это и был второй раз отказа от
курения, начиная с 14 лет. Но по прошествии этого времени я закурил
с новой силой, потому что разнервничался из-за нависшей надо мной
угрозы мучительной смерти.
Когда я уезжал в Израиль на ПМЖ, брат (который так и курит всю
жизнь и не курил только два года в армии) дал мне с собой 10 блоков
сигарет
«Столичные».
Они
считались
хорошими,
дорогими,
качественными. И вот, работаю я в поле — в кибуце SASA на Голанах,
закуриваю свои «Столичные» и вижу, что местные «крестьяне»
подтягиваются на дымок с
вопросом: «Что за трава?» Тогда такая
реакция стала для меня загадкой. Но позже, когда «Столичные»
кончились и я перешел на самые дешевые израильские сигареты
«Ноблес», то понял, что единственное, чем НЕ пахли советские
сигареты, так это табаком. Они могли отдавать конским навозом,
огородным лопухом и дикой полынью, но табаком там и не пахло.
Потому-то «Столичные» показались кибуцникам чем угодно, но
только не сигаретами.
В Израиле я стал курить скромнее по сугубо экономическим
причинам. Но как только стал зарабатывать, первое, что сделал, —
перешел на «Парламент».
Не помню себя не курящим. Я никогда не путешествовал, если
лететь до места надо было больше четырех часов — максимум
времени, которое я мог продержаться
без сигарет. Законным делом
было покурить до и после полета, после сытного обеда, за чтением,
просмотром фильма… Я не представлял, как буду пить кофе,
разговаривать, засыпать и просыпаться — не мог и не собирался
делать все это без сигарет. Я любил сигареты и любил себя с
сигаретой.
Помню, был в Риме ранней весной, там уже нельзя было курить в
ресторанах, поэтому официанту приходилось надевать пальто,
выносить мой столик на тротуар, я тоже одевался и ел на улице —
чтобы курить. Сидел под дождем как полный дебил и видел, как люди
в ресторане спокойно едят в тепле и уюте, да еще и под музыку. А мой
ресторанный
счет
всегда
начинался
с
двух
евро
«за
спецобслуживание».
Все это не прошло даром — 10 лет назад у
меня обнаружили
ишемическую болезнь сердца, последовала операция. Во время
операции я курить не мог, зато с полным основанием курил до нее
(волнуюсь!) и с особым кайфом — после…
Достарыңызбен бөлісу: