условиях Дагестана первой трети XIX в. завезенный туда суфизм

 
78 
ожесточенного столкновения двух противоположных реформаторских 
идей.» 
Мы привели два отрывка из названной статьи. В первом речь идет исклю-
чительно о суфизме. Если в нём заменить слово «суфизм» на слово «ма-
сонство», опустить конкретные имена и географические детали, то всё 
сказанное вполне можно принять за образчик масонской литературы, опи-
сывающей роль масонских систем посвящения и общественных деятелей-
масонов в политической жизни какого-либо из государств Запада, живу-
щего на основе Библии: всё, как и в масонстве, “элитарно”, “интеллекту-
ально”, для “избранных”, но не для простых людей и т.п., и в результате 
утверждения толпо-”элитарности” «высокая, сложная и во многом гума-
нистическая идея» исторически обязательно обращается в свою устойчи-
вую противоположность.
Однако в первом отрывке есть и некоторые особенности, которые связы-
вают его со вторым отрывком в аспектах политики. Так В.Дегоев пишет в 
первом отрывке о суфизме как об учении «с виду отвлеченном и безобид-
ном». Это подразумевает, что суфизм с виду — одно, а по существу — 
совсем другое: то есть не отвлеченное от жизни учение, и далеко не без-
обидное, по отношению к тем внутриобщественным силам, которые про-
тивостоят ему в жизни. Ответ же на вопрос: Какие силы, почему и как 
противостоят суфизму? — по существу есть ответ на скрытые во втором 
отрывке вопросы:
· В каком именно смысле «война Шамиля с русскими
1
явилась выражени-
ем ожесточенного столкновения двух противоположных реформаторских 
идей»?
· И в чем существо этих взаимно исключающих реформаторских идей в 
их жизненном выражении на протяжении всей прослеживаемой глобаль-
ной истории? 
Но чтобы ответить на эти вопросы, необходимо понять прежде всего суть 
суфизма, что, как видно из ранее приведенных цитат, невозможно на ос-
нове публикаций о нём непричастных к суфизму “энциклопедистов”, ис-
ториков и журналистов. Следует обратиться к писаниям самих суфиев.
1
По какой причине и с какой целью В.Дегоевым употреблено выра-
жение «война Шамиля с русскими», а не война чеченцев с русскими или 
война Шамиля и Николая I, от которой и у чеченцев и у русских чубы 
трещали? 

 
79 
Что писали в России о суфизме до 1917 г. и сохранилось после него, — 
лежит в библиотеках и недоступно большинству читателей без того, чтобы 
приложить героические усилия для доступа и поиска в фондах.
В бытность СССР из суфийской литературы достаточно массовыми тира-
жами издавались только различные сборники историй о мулле (молле, 
ходже) Насреддине и сказки “Тысячи и одной ночи” (некоторые из них 
были экранизированы, благодаря чему стали практически общеизвестны). 
В то время они не могли не подвергнуться “литературно-художественной” 
обработке, дабы устранить из сюжетов то, что было в явном конфликте с 
марксизмом и ханжескими нормами морали “интеллигенции” (“делателей 
культуры”), не всегда приемлющей простонародную культуру мышления и 
речи, а также и тематику и детали некоторых повествований, далеких от 
приукрашивания реальной жизни. При этом составители сборников и 
авторы предисловий и комментариев к ним не сосредоточивали внимание 
читателей на роли суфиев в создании и редактировании этого множества 
историй, хотя многие из них и знали об этом: всё выдавалось исключи-
тельно за плод народного ума, мудрости, художественного творчества и 
юмора. О суфийском воздействии на происхождение этого пласта культу-
ры народов мусульманского Востока недвусмысленно сказано только в 
произведениях самих суфиев, изданных на русском языке преимущест-
венно после 1991 г.
Таким образом получается, что народность историй о мулле
1
Насреддине 
и сказок “Тысячи и одной ночи”, которые действительно на протяжении 
жизни многих поколений являются и частью информационного обеспече-
ния деятельности суфиев, отрицает высказанное В.Дегоевым утверждение 
о суфизме как об «интеллектуально элитарном течением в исламе, рассчи-
танном на избранных»: что-нибудь одно — либо народность, либо “эли-
тарность” для избранных. И даже если реально в истории имела место не 
общенародность суфизма, то, как минимум, на протяжении веков в народе 
оказывалась широкая поддержка деятельности относительно малочислен-
ной группы “профессиональных” суфиев, которых В.Дегоев отождествил с 
“интеллектуальной элитой”, по неизвестным причинам подверженной в 
течение столетий непреходящей “моде на суфизм”. 
1
 То есть о вероучителе, а не о простом крестьянине или ремеслен-
нике. Причем характерно отметить, что отношение к МУЛЛЕ Насред-
дину народного творчества отличается от множества русских анек-
дотов из серии «про ПОПА», «про “жеребячью породу”», и о причинах 
этого следует задуматься крестителям Руси наших дней. 

 
80 
Но не приходится говорить о народном происхождении основополагаю-
щей масонской легенды о мастере, принявшем участие в строительстве 
храма Соломона и убитом своими завистниками, которая известна на 
Западе только в “элитарных” кругах общества и среди посвященных в 
регулярное легитимное масонство. Не входит она и в народный цикл ска-
зок “Тысячи и одной ночи”, хотя библейский Соломон (Сулейман) почи-
таем и в мусульманском мире как один из праведных мусульман. 
То есть, в отличие от масонства, противопоставившего себя простонаро-
дью иерархией “элитарных” посвящений, в случае исторически реального 
суфизма имеет место нечто совсем иное — объединяющее представителей 
внешне различных социальных групп в этом явлении общественной жизни 
преимущественно мусульманских стран и отрицающее тем самым “эли-
тарную замкнутость” и самопревознесение “элиты” над простонародьем, 
способной иногда к проявить покровительственную снисходительность 
самодовольного барина к простому рабочему человеку. 
Чтобы показать, о чем идет речь, обратимся к суфийской литературе: Ид-
рис Шах “Сказки дервишей” (Москва, “Гранд”, 1996, пер. с англ.): 

жүктеу/скачать 1,32 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: