Исследование имеет своим предметом одну из самых темных областей человеческого сознания, которой раньше занимались главным образом



Pdf көрінісі
бет20/21
Дата11.02.2017
өлшемі1,37 Mb.
#3903
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21
ИАЭ, VI, 588). Вместе  с  тем  Лосев  высоко 
оценивал многие частные положения кантовской философии (см. Гл. VI, ч. 4, Гл. XI, ч. 4. 
наст, изд.), называя ее в целом «гениальной» (ИАЭ, VI, 589). 
[6]
 
Понятие 
«мифологической 
апперцепции» 
разработано X.Штейнталем, 
последователем  И.Гербарта,  называвшего  себя  в  спорах  с  И.Г.Фихте  и  Ф.В.Шеллингом 
«кантианцем 1828 года».  При  такой  апперцепции  ощущение  природных  явлений 
непосредственно связывается с ходячими представлениями, и поэтому природные явления 
постигаются  здесь  как  глубоко  отличные  от  своих  действительных  реальных  свойств 

(Einleitung in die Psychologie und Sprachwissenschaft. I871. § 219). Лосев называет этот вид 
апперцепции «иллюзорным», вероятно, вслед за В.Вундтом (Миф и религия. Спб., 1910. 
С. 33).  Здесь,  по-видимому,  содержится  и  скрытая  полемика  с  Г.Г.Шпетом,  который 
предложил  в  это  время  теорию  этнической  психологии,  основанную  на  концепции 
Штейнталя  и  Лацаруса  (Введение  в  этническую  психологию.  М., 1927 
/Шпет Г.Г. 
Сочинения. М., 1989). 
[7]
  Неточная  цитата:  Достоевский Ф.М.  Братья  Карамазовы  /Полн.  собр.  соч.:  В 30 т. 
Т. 14, Л., 1976. С. 41. 
[8]
 О.Конт (1798–1857) в своей теории трех фазисов умственного развития человечества 
относил  мифологию  к  первой,  низшей  стадии – «теологической»,  за  которой  по 
восходящей линии следуют «метафизическая» и собственно «научная» стадии, причем все 
три  стадии,  по  Конту,  органически  связаны  и  являются  разными  формами  единого 
исторического  процесса  познания  мира  человеком  (Конт О.  Курс  положительной 
философии.  Спб., I899. С. 4–5).  Мифологическое  познание  имеет  у  Конта  свои 
особенности в сравнении с другими стадиями, но эти особенности не выходят за пределы 
познавательной способности человека, т.е. мифология не противопоставляется здесь, как у 
Лосева  (см.  ниже  по  тексту),  науке,  но  так  или  иначе  вписывается  в  нее.  Спенсер  в 
«Основаниях  социологии» (см.  прим. 4)  также  придает  мифологическому  пласту 
первобытного  сознания  значение  первичного  импульса  научного  отношения  к  миру. 
Тайлор  (Первобытная  культура. 1871) подробно  обосновывает  эволюционную  теорию 
познавательной  способности  человека,  характеризуя  мифологический  этап  в  истории 
познания с помощью прижившегося в науке понятия анимизма
[9]
  Имеется  в  виду  декартовский  принцип «Cogito ergo sum» – «Мыслю,  следовательно, 
существую» (Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 428). 
[10]
 Аналогичную критику Декарта в более развернутом виде см. у Вл. Соловьева (Указ. 
соч. Т. 1. С. 777–785). 
[11]
 И.Г.Фихте в «Наукоучении» (1794) признает трансцендентальный акт самосознания 
(я  еcмь  я)  безусловным  началом  всякого  познания,  из  которого  затем  выводятся  все 
другие,  частные  принципы  познания.  Плотин  на  основе  платоновского  «Парменида» 
разработал  учение  о  Едином  как  охвате  всего  существующего  в  его  субъект-объектном 
тождестве  в  одной  неделимой  точке,  которая  предшествует  всякому  познанию,  всякому 
имени  и  вообще  бытию  (трактаты III, IV). О  соотношении  диалектики  раннего  Фихте  и 
Плотина, совпадающей в своем логическом рисунке (три стадии прохождения Я у Фихте и 
три  субстанции  у  Плотина),  но  резко  различающейся  в  трактовке  абсолютного  начала 
бытия (абсолютное Я и Единое), см. более подробно в ДХФ, 192–194. 
[12]
  Упоминание  секты  дыромоляев  (или  «дырников»)  служит,  видимо,  у  Лосева 
ассоциативной отсылкой к Вл. Соловьеву и к его критике различных вариантов «нового» 
евангелия,  в  частности – толстовства («<…> религия  дыромоляев  скоро  испытала 
«эволюцию»  и  подверглась  «трансформации».  И  в  новом  своем  виде  она  сохранила 
прежнюю  слабость  религиозной  мысли  и  узость  философских  интересов,  прежний 
приземистый  реализм,  но  утратила  прежнюю  правдивость:  своя  изба  получила  теперь 
название  «царства  Божия  на  земле»,  а  дыра  стала  называться  «новым  евангелием» 
/Соловьев Вл.  Указ.  соч.  Т. 2.  С. 636–637).  Ср.  Гл. XIV,  ч. 3.  Критическое  отношение  к 
религиозным  исканиям  Л.Н.Толстого  сохранилось  у  Лосева  вплоть  до  последних  работ 
(см.: В поисках смысла. С. 222). 
[13]
 Пс. 92, 1. 
[14]
 А я по грехам своим ~ А за что? – Этот фрагмент построен как имитация внутренней 
речи,  поданной  изнутри  православного  мифологического  сознания, – прием,  широко 
используемый Лосевым а данном сочинении и основанный на заявленной теоретической 
установке  о  необходимости  изучать  мифологическое  сознание  изнутри  него  самого 
(Предисловие  наст,  изд.).  Вместе  с  тем  здесь  содержится  и  позитивно-философское 
положение, разделяемое Лосевым, о невозможности прийти к окончательным выводам в 

вопросе  о  движении  земли  исходя  из  новейших  физических  теорий  (ср.  авторское 
примечание к Гл. XIV, ч. 3 наст, изд.). 
[15]
 Лосевскую интерпретацию теории относительности и формулы Лоренца, имеющую 
прямые аналогии с идеями П.Флоренского можно найти в работе АКСН. 
[16]
  Вероятно,  имеется  в  виду V съезд  русских  физиков.  См.  отчет  об  этом  съезде 
Б.Гессена и В.Егоршина в журн. «Под знаменем марксизма» (1929. № 1. С. 134–142) и их 
дискуссию по этому поводу с А.Тимирязевым, «отлучающим» теорию относительности от 
марксизма  (Под  знаменем  марксизма. 1929. № 2–3.  С. 188–199),  где,  в  частности,  со 
ссылкой на съезд говорится, что только опыт может решить вопрос о правильности теории 
относительности (там же. С. 197). 
[17]
 Леви-Брюль приводит обряд танангла в качестве иллюстрации к своему рассуждению 
о том, что если мифологическое сознание предполагает наличие в предметах каких-либо 
определенных  свойств,  то  никакой  реальный  опыт  не  в  состоянии  переубедить  в  этом 
первобытное  мышление,  которое  характеризуется,  согласно  Леви-Брюлю,  пралогизмом, 
т.е. безразличием к противоречиям (Первобытное мышление… С. 39). 
[18]
  Отрицая  антитетизм  в  теории  мифологии  Э.Кассирера,  Лосев  принимает  его 
положения  о  мифическом  чувстве,  о  культе  и,  главное,  о  символической  природе  мифа 
(ДХФ, 152). 
[19]
  Понимание  мифологии  как  своего  рода  абстрактного  философствования, 
строительства  умозаключений,  спекуляций  ума  и  т.д.  развивалось  П.Вирцем (Wirz P. 
Anthropologische und ethnologische Ergebnisse der Central Neu-Guinea Expedition 1921–1922. 
«Nova Guinea». XVI. S. 59). 
[20]
  Cм.  специальную  главу  у  Л.Леви-Брюля  «Миф – комплекс  представлений  и  чувств, 
относящихся к сверхъестественному» (Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 
1937.С. 218–285).  См.  также  о  «мифологии  в  теснейшем  смысле»  как  о  мире  образов, 
относящихся  к  сфере  «сверхъестественного,  поставленного  за  пределами  чувственного 
мира»  у  Н.Кареева:  Кареев Н.И.  Мифологические  этюды 
//Филологические  записки, 
1873. III. С. 65–66. 
[21]
 Неточная цитата: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1937. Т. 2. С. 185–187. 
[22]
 Выражение – одна из основных категорий Лосева не только в теории мифологии, но 
и  в  общефилософской  и  религиозной  позиции  в  целом,  связанной  с  доктриной 
православного  энергетизма  (см.  прим.  к  с. 50  ФИ),  т.е.  с  учением  о  разных  формах 
энергийного  выражения  сущности  в  их  иерархизированной  цельности,  когда  сущность 
явлена в эйдосе, эйдос – в мифе, миф – в символе, символ – в личности, а личность – в 
энергии  сущности  (ДХФ, 29). Диалектика  выражения  связана  с  толкованием  в 
православии  взаимоотношений  между  тремя  лицами  Божества  и  между  Богом  и  тварью 
(ОАСМ, 844–886). Особое значение имеет выражение в лосевской философии языка (ФИ, 
143–144).  Область  выражения  непосредственно  связана  у  Лосева  с  эстетикой,  которая 
часто  толкуется  (например,  у  К.Фосслера  и  Б.Кроче)  именно  как  наука  о  выражении, 
отсюда – название  фундаментального  восьмитомного  труда  Лосева  «История  античной 
эстетики» (а не «философии»), так как, по Лосеву, «<…> принципиально не может быть 
у греков философии, которая не была бы эстетикой» (ОАСМ, 84). 
[23]
  См.  ОАСМ, 21–24. ДХФ, 228–233, АКСН, 163–165, а  также  ФИ,  80, 92–94. Понятие 
символа  осталось  в  основе  своей  неизменным  и  в  поздних  работах  Лосева.  (ПС), 
претерпев лишь поверхностные изменения. 
[24]
 Стихотворение А.В.Кольцова «Лес (Посвящено памяти А.С.Пушкина)». 
[25]
  «Голубой  Цветок»  у  Новалиса – символ  идеальной  жизни  как  поэзии  и  любви  на 
сказочном  острове  Атлантида  в  противовес  рассудочной  и  прозаической  жизни  в 
современной  ему  Германии;  введен  в  романе  «Генрих  фон  Офтердинген»,  построенном 
как внутренняя полемика с гетевским «Вильгельмом Мейстером». Об отношении Лосева к 
Новалису и Гете см.: ДХФ, 194–198; 188–192. 
[26]
 Откр. 12,1. 

[27]
  С  момента  постановки  в  Большом  театре  в 1913-1914 гг.  тетралогии  Р.Вагнера 
«Кольцо Нибелунга» его творчество стало объектом особого внимания Лосева, видевшего 
в Вагнере музыкальное выражение разделяемой им тогда известной философской идеи о 
внутренней  трагичности  и  гибели  индивидуалистической  культуры  нового  времени  (см. 
прим. 5, 64). 
[28]
  Имеется  в  виду  действующее  лицо  пьесы  Л.Андреева  «Жизнь  Человека».  См.; 
Андреев Л.Н. Полн. собр. соч.: В 8 т. СПб., 1913. Т. 1. С. 172. 
[29]
 Плотин. О числах. (Enn. VI, 6, 6, 2). 
[30]
 Правильнее было бы: «деревянное», как на с. 452. 
[31]
  Ср.  высказывание  А.Н.Афанасьева: «миф  есть  древнейшая  поэзия» (Поэтические 
воззрения  славян  С. 15),  а  также  работы:  Крушевский Н.  Заговоры  как  вид  народной 
поэзии.  Варшава, 1876: Введенский А.  Художественное  творчество  как  принцип 
объяснения мифов. М., 1901. 
[32]
  Это  понимание  художественной  (поэтической)  формы  связано,  видимо,  с  теорией 
Вяч. Иванова  о  линиях  восхождения  и  нисхождения  в – соответственно – зачатии  и 
рождении  художественного  произведения  и  об  их  синтезе  в  акте  художественного 
воплощения  (выражения).  См.:  Границы  искусства 
/Иванов Вяч.  Борозды  и  межи.  М., 
1916.  С. 187–229.  В  другой  работе  Лосев  интерпретирует  это  учение  Вяч. Иванова 
следующим образом: «Это (художественная форма. – Л.Г.) не просто извне видимая вещь, 
но  она  переполнена  внутренними  энергиями,  вращающимися  в  самих  себе,  и 
прикосновение к ней переполняет также и душу этими энергиями, и эти энергии и в душе 
как бы вращаются в круге» (ДХФ, 175). 
[33]
 О соотношении мифа и слова см. прим. 88. 
[34]
 Вероятно, имеется в виду школа Э.Б.Тайлора (1832–1917), основанная на его теории 
анимизма и специально выделенная как «анимистическая» теория мифа у Вундта (Миф и 
религия…С. 6–20). См.  также  прим. 8. Следует  отметить,  что  Лосев  оспаривает  все 
выделенные  Вундтом  теории  мифологии  (теорию  вырождения  мифа,  теорию  его 
прогресса,  натуралистическую,  рационалистическую  и  др.),  частично  солидаризуясь  при 
этом лишь с «символистическим», по Вундту, толкованием мифа. 
[35]
  Внутренним  оппонентом  здесь,  вероятно,  является  прежде  всего  Ф.В.Шеллинг,  к 
теории  мифологии  которого  у  Лосева  сложное  отношение.  С  одной  стороны,  Шеллинг 
ценится  им  необычайно  высоко  и  признается  как  одна  дз  трех  важнейших  фигур  в 
философской  теории  мифа  (наряду  с  Проклом  и  Кассирером – см.  ДХФ, 150–151), с 
другой  же,  признавая  всю  собственно  философскую – категориально-мыслительную -- 
структуру теории мифа по Шеллингу, Лосев отрицает эту сторону учения Шеллинга как 
«результат  романтического  превознесения  искусства  до  степени  некой  божественной 
данности» (ИАЭ, VI, 612), что происходит в романтизме, по мнению Лосева, за счет его 
ориентации  на  протестантство  и  языческий  платонизм,  неприемлемые  для  православной 
позиции Лосева (ДХФ, 208–209). 
[36]
  «Вкус  есть  способность  судить  о  предмете  или  о  способе  его  представления  на 
основании  удовольствия  или  неудовольствия,  свободного  от  всякого  интереса.  Предмет 
такого удовольствия называется прекрасным» (Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1966. Т. 5. С. 212.) 
[37]
  В  предшествующей  работе  Лосев,  основываясь  на  схеме  Гегеля,  дает  следующую 
формулу  отличия  религии  от  искусства: «тождество  объекта  и  субъекта  в  объекте  есть 
искусство», а «тождество субъекта и объекта в субъекте есть религия» (ДХФ, 179). 
[38]
 В кн.: «в мире». 
[39]
 Стоглавый Собор (Стоглав) – состоящий из ста глав сборник, в котором содержатся 
Постановления  Собора 1551 года,  созванного  в  целях  упорядочения  и  регламентации 
разных сторон государственной и церковной жизни. Собор был открыт царем Иваном IV 
(Грозным),  который  предложил  около 70 вопросов  Собору;  ответы  на  них  и  составляют 
содержание  Стоглава.  Среди  основных  тем  Собора – улучшение  различных  сторон 

мирского  быта  (меры  против  брадобрития,  волшебства,  скоморошества,  языческих 
народных увеселений и т.д.). 
[40]
 Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. 
/Собр.соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1976. С. 90, 135. 
[41]
  Ср.  у  Г.Пауля: «Само  содержание  представления <…> не  переносимо.  Все,  что  мы 
знаем,  по  нашему  мнению,  о  содержании  представления  другого  индивида,  покоится 
только  на  выводах  из  нашего  собственного  содержания…» (Paul H. Prinzipien des 
Sprachgeschichte. 4 Aufl. Lpz., 1909. S. 15), a также у сочувственно ссылающегося на Пауля 
Г.Г.Шпета: «<…> психическая  энергия  одного  индивида  не  может  действовать 
непосредственно  на  психическую  другого  индивида» (Шпет Г.Г.  Сочинения.  М., 1989. 
С. 517). 
[42]
  Миква – «скопление  воды»;  термин  из  раввинской  литературы.  В  религиозно-
обиходном  значении – бассейн  в  синагоге,  приспособленный  для  ритуального  купания 
(омовения,  очищения).  Мистическое  значение  миква  приобрела  в  средние  века  при 
усилении каббалистического движения. Обрезание служит символом союза между Богом 
и Израилем, вступления в лоно еврейской религии.) 
[43]
 Интеллигенция – активный лосевский термин, восходящий к Платону и, видимо, к 
Фихте  (Первое  введение  в  наукоучение.  ґґЏђҐ§ 5–6),  означающий  для-себя-бытие,  т.е. 
сферу  самосознания  и  самоощущения  в  противоположность  просто  бытию, 
нуждающемуся  в  том,  чтобы  кто-то  другой,  извне,  его  переживал  и  формулировал. 
Подробный анализ этого понятия – см. Гл. XII, ч. 5 наст. изд.; ФИ, 83–88; а также ДХФ, 
18–27, 149–150. 
[44]
 В кн.: «по тому». 
[45]
  Понятие  личности  принадлежит  к  фундаментальным  категориям  лосевской 
религиозно-философской  позиции  в  целом  и  обладает,  с  одной  стороны,  традиционным 
(христианским),  с  другой  стороны,  специфическим  (не  вписывающимся  в  философский 
персонализм начала XX века) значением. Кроме становления этой категории в патристике 
(проанализировано  в  ИАЭ, VIII, в  печати)  и  в  православной  доктрине  в  ее 
«кульминационной»,  по  Лосеву,  форме  у  паламитов  в XIV веке  (см.  ОАСМ, 849–883), 
Лосев  видит  аналог  своему  пониманию  личности  в  неоплатоническом  учении  об  уме. 
Философские  и  собственно  психологические  толкования  личности  в  большинстве  своем 
отрицаются Лосевым, как недостаточные или прямо неверные, включая и раннюю стадию 
персонализма  (ДХФ, 153–155). Некоторое  сродство  можно  увидеть  в  персонализме 
Н.А.Бердяева,  которого  Лосев  лично  знал  и  высоко  ценил.  Шестов  был  Лосеву  чужд  не 
только  по  той  причине,  что  он  был,  с  точки  зрения  Лосева,  далек  от  академически 
дисциплинированной отчетливости в выражении своих взглядов (что можно встретить и у 
Бердяева),  но  прежде  всего  потому,  что  в  теории  Шестова  истина  (первосущность) 
считается  невоплотимой,  боящейся  воплощения, «как  все  живое  боится  смерти» 
(Шестов Л. Сократ и бл. Августин 
//Мысль и слово. Философский ежегодник. М., 1918–
1921.  С. 96–108);  в  то  время  как  для  Лосева  принципиальным  является  тезис  о 
возможности  полного  воплощения  истины,  точнее – полного  энергийного  выражения 
первосущности,  и  именно  личность  есть,  по  Лосеву, «наибольшая  выраженность» 
сущности  в  инобытии  (ДХФ, 31). Впоследствии  Лосев  применил  категорию  личности  в 
качестве основного критерия для разделения истории культуры на этапы в зависимости от 
той  или  иной  степени  напряженности  в  переживании  личностного  чувства  и  от  его 
соотношения с Абсолютной Личностью Бога. См. также прим. 61, 64, 97. 
[46]
  Ср.  позднюю,  более  положительную  характеристику  Лосева  В.В.Розанова, 
заканчивающуюся  словами: «Это,  конечно,  очень  интересное  явление,  которое 
заслуживает  того,  чтобы  его  изучить» (В  поисках  смысла.  С. 224–225).  В  некоторых 
фрагментах ДМ, написанных в форме несобственно-прямой речи (см. прим. 14), ощутимо 
стилистическое влияние Розанова. В целом же религиозно-философские позиции Лосева и 
Розанова имели больше принципиальных расхождений, чем единичных точек сходства, в 
частности,  это  различие  касается  отношения  к  Вл. Соловьеву,  с  которым  Розанов 

полемизировал  по  самым  существенным  вопросам  религии  и  философии,  и  к 
Достоевскому,  в  котором  Розанов  видел  некоторые  языческие,  нехристианские  черты 
(Розанов В.В.  Красота  в  природе  и  ее  смысл.  Отдельный  оттиск  из  журнала  «Русское 
обозрение». М., 1895; Темный лик. Метафизика христианства. СПб., 1911 и др.). См.также 
прим. 119. 
[47]
  Имеется  в  виду  Психологическое  общество  при  Московском  университете  под 
руководством  Л.М.Лопатина  и  Г.И.Челпанова,  которое  Лосев  посещал  в  студенческие 
годы  и  позже,  выступая  там  с  докладами.  Возможно,  Лосев  вспоминает  здесь  доклад 
Шестова «Memento mori» и возражения на этот доклад Бердяева. 
[48]
 Неточная цитата: Достоевский Ф.М. Полн. собр.соч. Т. 14. С. 42. 
[49]
 Неточная цитата: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч., М.,1951. Т. 4. С. 89–90. 
[50]
 Андреев Л.Н. Повести и рассказы: В 2 т. М., 1971. С. 46, 47–48. 
[51]
 Имеется в виду начало первой мировой войны. О «чувстве надвигающейся мировой 
катастрофы» у Лосева в десятые годы см.: В поисках смысла. С. 210. 
[52]
 Почти полное отождествление религии и мифологии – устойчивая традиция не только 
популярной  атеистической  литературы,  но  и  богословской  ветви  мифологических 
исследований того времени (см. прим. 1).  Эта тема стояла в центре многих дискуссий, в 
частности – по  поводу  книги  Леви-Брюля  «Первобытное  мышление» (1922), где  оно 
характеризовалось как «пралогическое» (лишенное противоречий, безразличное к ним) в 
отличие  от  современного  логического  (или  концептуального,  т.е.  оперирующего 
понятиями)  мышления  культурных  народов.  Так  как  мифология  была  здесь 
противопоставлена  зрелой  религии,  то  концепция  пралогизма  встретила  настойчивую 
критику со стороны богословской ветви этнографии (Э.Леруа, В.Шмидт). Проведена была 
дискуссия  о  Леви-Брюле  во  Французском  Обществе  Философии;  против  Леви-Брюля 
высказывались в печати Ф.Боас и Б.Малиновский, поддержал Леви-Брюля Кассирер (что 
закономерно связано с его концепцией антитетичности мифологического мышления – см. 
прим. 18).  Противоречивым  было  отношение  к  пралогизму  и  среди  марксистов. 
Поддерживали  Леви-Брюля  Богданов,  Бухарин,  Марр  (последний  считал,  что  концепция 
пралогического  мышления  удачно  иллюстрирует  его  яфетическую  теорию  языка), 
оспаривали – Каутский,  Месин  и  др.  Причина  разногласий  была  связана  с  тем,  что,  с 
одной  стороны,  теория  пралогизма  соответствовала  эволюционной  социально-
экономической доктрине (отнесение мифологического мышления к низшей стадии было в 
этом  плане  логичным),  но,  с  другой  стороны,  тезис  о  различии  между  мифологией  и 
зрелой  религией  (за  что  критиковали  Леви-Брюля  в  богословской  этнографии)  не 
согласовывался с фундаментальным тезисом атеистической этнографии о мифологии как 
«зачаточной  ступени  религии».  Лосев  в  целом  относился  к  теории  Леви-Брюля 
отрицательно  (см.  прим. 2, 3, 17), но  воспользовался  развернувшимися  спорами,  чтобы 
подробнее рассмотреть диалектику соотношений между религией и мифологией, которая 
в свое время затрагивалась в концепциях «вырождения» и «прогресса» мифологического 
мышления (см. прим. 34). 
[53]
  Ср.  аналогичное  место  у  Вл. Соловьева,  где  среди  вопросов  о  сущности  религии 
специально выделяется вопрос о «подлинном бытии человека как существенного члена во 
всеедином,  т.е.  о  вечности  человека» (Указ.  соч.  Т. 1.  С. 594).  Вопрос  о  вечном 
существовании,  или  бессмертии,  человека  Лосев  относил  к  числу  главных  проблем 
философии Вл. Соловьева и русской философии в целом (см. РФ. № 3. С. 41).) 
[54]
  О  физиологическом  аспекте  молитвенной  практики  и  различиях  в  этом  отношении 
между  католичеством  и  византийской  религиозной  духовностью  см.  ОАСМ, 867–872; о 
мистической физиологии – 854 и др. Cм. также о понятии экстаза, ФИ, прим. к с. 141. 
[55]
 В кн.: «в мир». 
[56]
  Ср.  эпитеты  и  определения,  которые  через  год  после  написания  этой  книги 
прозвучали  в  адрес  самого  Лосева  как  автора  ДМ  на XVI съезде  ВКП(б)  и  в  печати: 
«идеалист-реакционер», «философ-мракобес» (см. вступительную статью – с. 7 наст, изд.); 

«откровенно  поповский  реакционный  идеализм» (Резолюция  Института  красной 
профессуры. 
//Правда, 1931, 26 янв.); «явно безумен», «остается повеситься», «очевидно, 
малограмотен» – М.Горький  (со  ссылкой  на  «Дополнения  к  «Диалектике  мифа») 
/Собр. 
соч.: В 30 т. Т. 26. «О борьбе с природой». С. 189–190. 
[57]
 Старознаменный догматик «Всемирную славу» – особый тип церковного распева на 
воскресной  вечерней  службе. «Знаменный» – от  «знамен», «крюков»,  знаков,  которыми 
велась  запись  музыки;  был  распространен  в XI–XIII вв.  

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет