к женщине, охваченной, подобно поэту, любовным, но не разделенным порывом.
Романтическая элегия слита в
стихотворении с антологической благодаря
«романтической» ситуации и теме воспоминания, типичной для романтической лирики.
Однако сквозь «романтическую» ситуацию проступает легкий очерк античной идиллии –
таврический пейзаж с его «сладостным» шумом моря, чутким сном миртов и кипарисов,
«ночною тенью на хижинах» и «полуденными волнами». Земной мир внутренне гармоничен
и вписан в мировую гармонию: пространство раздвигается ввысь, вертикально («летучая
гряда облаков», «луч») и вдаль, горизонтально («равнины», «скалы», залив, долины, море).
Над всем этим светит звезда, составляющая центр пейзажной картины, который стягивает в
фокус все явления и чувства. Лирический герой, ощущая величественную гармонию
природы, не может слиться с ней, поскольку на его любовь нет ответа и в
его душе нет
гармонии. На всю эту «мирную страну» он смотрит с печалью, сознавая свою неполную
причастность ей.
Тот же синтез романтической и антологической элегий (его можно обозначить как
«романтизация» антологической лирики) демонстрирует первый опыт (1820) антологической
лирики на Юге – стихотворение «Муза» («В младенчестве моем меня она любила…»). В нем
отчетливо проявились стиль А. Шенье, «мудрого и вдохновенного подражателя»
древнегреческой поэзии, и влияние антологической лирики Батюшкова (по признанию
Пушкина, строки «Музы» «отзываются стихами Батюшкова»).
Достарыңызбен бөлісу: