История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы


письмо», «Храни меня, мой талисман…»



Pdf көрінісі
бет96/194
Дата12.09.2022
өлшемі2,98 Mb.
#38918
түріЛитература
1   ...   92   93   94   95   96   97   98   99   ...   194
Байланысты:
часть пер

письмо», «Храни меня, мой талисман…». И талисман, и письма становятся знаками, 
символами безвозвратной любви. 
В стихотворении «Храни меня, мой талисман…» драматизм строится на том, что 
взаимная любовь лирического героя и его возлюбленной разрушилась («Священный, 
сладостный обман, Души волшебное светило… Оно сокрылось, изменило…»), но знаком 
любви женщины стал талисман, в который перелилась могучая сила ее и его любви. 
Действие этой силы охранительно вне зависимости от благоприятных и неблагоприятных 
обстоятельств. Талисман – застывшая, спящая взаимная любовь, данная взамен любви 
живой: 
Пускай же ввек сердечных ран 
Не растравит воспоминанье. 
Прощай, надежда; спи, желанье. 
Храни меня, мой талисман. 
Талисман хранит не только жизнь героя, но и его сердечный покой. Он стоит на страже 
угасшей бывшей любви, не допуская ее вспышки или возвращения даже в виде 
воспоминанья. Что прошло, то невозвратимо, но и при исчезнувшей надежде на взаимность 
ценность данной любви и любви вообще не отменяется, обогащая героя неповторимым в его 
жизни и не передаваемым индивидуальным опытом. 
Сюжет стихотворения «Сожженное письмо» прост: лирический герой прощается с 
письмом, свидетельством любви, потому что так повелела его возлюбленная. Но прощание с 
письмом – это и прощание с еще не угасшей, хотя и уже невозможной любовью, от которой 
остается лишь «пепел милый». Лирический герой обещает хранить его «на горестной груди» 
в память о своей не утихшей любви, без которой судьба его «уныла»: 
…Грудь моя стеснилась. Пепел милый, 
Отрада бедная в судьбе моей унылой, 
Останься век со мной на горестной груди… 
Он приносит свою любовь, знаменуемую письмом, в жертву любимой женщине
сознавая, что расстается с ней навсегда, мечтая навечно сохранить свою любовь. Письмо 
было связующим звеном в цепи их отношений, которые теперь уничтожаются совсем. 
Стихотворение, написанное торжественным александрийским стихом с регулярной 
цезурой, воспроизводит трагически-скорбную минуту прощания и построено как монолог от 
лица лирического «я». 
Почти все стихотворения, связанные с Югом и написанные в Михайловском
проникнуты элегической грустью по прошедшей и завершившейся поре творчества, 
промчавшейся словно «сон воображенья». В них подводится итог романтическим темам и 
намечается их переосмысление. Так, в одном из самых романтических стихотворений 


«Буря»  по-новому повернута тема романтического идеала. 
Воображение поэта рисует два образа – грозной бушующей «бури» и «девы». Образ 
«бури» – воплощение активности природы, ее самостоятельной игры, не гармонирующей с 
душевным состоянием героя, в то время как образ «девы на скале» – символ внутренней 
сосредоточенности, довлеющего себе покоя, пронизанный духовностью лирического «я». 
Авторское сознание проступает в споре двух «голосов»: один отстаивает прекрасное как 
проявление внешней активности и утверждает в качестве такового бурю; другой, признавая 
красоту бури, настаивает на исключительной красоте скульптурного образа, застывшего, 
законченного, неподвижного, но хранящего движенья вид и погруженного в себя. После 
романтического Юга Пушкин склонен предпочесть равновесие, покой, гармонию внутренней 
глубины внешней мятежной гармонии буйной природы и бушующих стихий («… дева на 
скале Прекрасней волн, небес и бури»). 
Пересмотр романтических тем и мотивов, а также явное намерение завершить и 
замкнуть период южной ссылки программными стихотворениями, особенно очевиден в 
первых произведениях, написанных в Михайловском. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   92   93   94   95   96   97   98   99   ...   194




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет