«Евгений Онегин» был начат поэтом в южной ссылке и закончен Болдинской осенью.
Но на этом работа над романом не прекратилась. В 1831 г. поэт переделал последнюю,
восьмую главу и сочинил письмо Онегина к Татьяне.
В течение семи лет план романа менялся, менялись его герои. Поскольку Пушкин
печатал главы романа отдельными книжками, то и читатели могли следить за переменами в
жизни и в мироощущении главных персонажей. Сам Пушкин тоже не оставался неизменным.
Поэт запечатлел в «Евгении Онегине» и собственный духовный рост, и развитие своих
героев. Пушкин смотрел на них глазами современника и глазами человека, для которого они
стали уже историческими типами. В «Евгении Онегине» предстала реально движущаяся
история русского общества, но она явилась в авторском освещении, пропущенная сквозь
сердце автора. В связи с этим Пушкин разрешил себе широту и непринужденность авторских
оценок по отношению к героям, их судьбам, к историческим, литературным и иным
событиям. Он даже рассказал читателям, как он пишет роман, какие трудности возникают у
него, как он справлялся с ними, что думает об оде и элегии, о старом слоге, о заимствовании
иностранных слов и о многом другом. Словом, он делает себя полноправным героем романа,
только не романной фабулы, где есть всего две пары героев, а романного сюжета,
населенного значительно большим числом лиц. Все эти юмористические, исторические,
литературные, житейские, лирические и полемические места столь тесно и неразрывно
входят в сюжет романа, что их никак нельзя считать обычными «лирическими
отступлениями», уводящими в сторону от сюжета или тормозящими и поясняющими его
развертывание. Все они составляют особый сюжет – «сюжет автора», равноправный
«сюжету героев». Сдержанность, сжатость, экономия художественных средств, обычная для
Пушкина, здесь, в известной мере, нарушена. Она сохранена на уровне фабулы, но на уровне
романного сюжета не только не выставлена напоказ, но и решительно отвергнута. Это
противоречие – скупость эпической, повествовательной фабулы и щедрость лирического
сюжета, а также лирического освещения эпохи – демонстрирует исключительное чувство
меры, вкуса и художественного такта, обеспечивающее гармонию всей «воздушной
громады», по словам А.А. Ахматовой, «Евгения Онегина».
То же противоречие сразу же встало перед исследователями романа, которые пытались
выяснить, что же главное в нем – эпика или лирика – и в каком соотношении они
существуют в «Евгении Онегине». Е.Г. Эткинд, споря с В.С. Непомнящим, следующим
образом излагал его точку зрения: «Роман же как таковой… никакой не роман, а большое
лирическое стихотворение. Говорить о «лирических отступлениях» нет смысла, потому что
«лиризм диктует всю художественную логику романа, а «отступления» – лишь наиболее
очевидные проявления, опорные точки насквозь лирической структуры произведения»…
«Отступлениями» являются эпизоды, содержащие «сюжет героев»; это – отступления от
«сюжета автора», точнее, «инобытие этого сюжета»…»163. По мнению Е.Г. Эткинда, В.С.
Непомнящий произвольно поменял местами «лирические отступления» и романный сюжет:
до В.С. Непомнящего авторские лирические рассуждения считали «лирическими
отступлениями», В.С. Непомнящий же предложил фабульный сюжет (взаимоотношения
героев романа) считать «лирическим отступлением», а авторские рассуждения – истинным
«сюжетом» романа. В таком случае «Евгений Онегин» – лирическое произведение
(«большое
лирическое
стихотворение»164)
с
сюжетно-повествовательными
163
Эткинд Е.Г. Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции. М., 1999. С. 466.
164 Словом стихотворение Пушкин называл независимо от жанра всякое произведение, написанное
(сотворенное) стихами. Так, поэма «Кавказский пленник» –
«стихотворение мое». В статье «О поэзии
классической и романтической», касаясь «рода классического», он писал: «К сему роду должны отнестись те
Достарыңызбен бөлісу: