Первую думу – «Курбский» (1821) поэт опубликовал с подзаголовком «элегия», и лишь
начиная с «Артемона Матвеева» появляется новое жанровое определение – дума. Сходство с
элегией видели в произведениях Рылеева многие его современники. Так, Белинский писал,
что «дума есть тризна историческому событию или просто песня исторического содержания.
Дума почти то же, что эпическая элегия»55. Критик П.А. Плетнев определил новый жанр как
«лирический рассказ какого-нибудь события»56. Исторические события осмыслены в думах
Рылеева в лирическом ключе: поэт сосредоточен на выражении внутреннего состояния
исторической личности, как правило, в какой-либо кульминационный момент жизни.
Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание в нравственный урок,
который следует из этого жизнеописания. В думе соединены два начала – эпическое и
лирическое, агиографическое и агитационное. Из них главное – лирическое, агитационное, а
жизнеописание (агиография) играет подчиненную роль.
Почти все думы, как отметил Пушкин, строятся по одному плану: сначала дается
пейзаж, местный или исторический, который подготавливает появление героя; затем с
помощью портрета выводится герой и тут же произносит речь; из нее становится известной
предыстория героя и нынешнее его душевное состояние; далее следует урок-обобщение. Так
как композиция почти всех дум одинакова, то Пушкин назвал Рылеева «планщиком»57, имея
в виду рациональность и слабость художественного изобретения. По мнению Пушкина, все
думы происходят от немецкого слова dumm (глупый).
В задачу Рылеева входило дать широкую панораму исторической жизни и создать
монументальные образы исторических героев, но поэт решал ее в субъективно-
психологическом, лирическом плане. Цель его – возбудить высоким героическим примером
патриотизм и вольнолюбие современников. Достоверное изображение истории и жизни
героев отходило при этом на второй план.
Для того чтобы рассказать о жизни героя, Рылеев обращался к возвышенному языку
гражданской поэзии XVIII – начала XIX в., а для передачи чувств героя – к поэтической
стилистике Жуковского (см., например, в думе «Наталья Долгорукая»: «Судьба
отраду мне
дала В моем изгнании
унылом…», «И в
душу, сжатую тоской, Невольно проливала
сладость»).
Психологическое состояние героев, особенно в портрете, почти всегда одинаково:
герой изображен не иначе, как
с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Герои
Рылеева чаще всего сидят, и даже когда их приводят на казнь, они тут же садятся.
Обстановка, в которой находится герой, – подземелье или темница.
Поскольку в думах поэт изображал исторических личностей, то перед ним встала
проблема воплощения национально-исторического характера – одна из центральных и в
романтизме, и в литературе того времени вообще. Субъективно Рылеев вовсе не собирался
покушаться на точность исторических фактов и «подправлять» дух истории. Больше того, он
стремился к соблюдению исторической правды и опирался на «Историю государства
Российского» Карамзина. Для исторической убедительности он привлек историка П.М.
Строева, который написал большинство предисловий-комментариев к думам. И все-таки это
не спасло Рылеева от слишком вольного взгляда на историю, от своеобразного, хотя и
ненамеренного, романтически-декабристского антиисторизма.
Достарыңызбен бөлісу: