Автор возложил вину не только на подражателей Жуковского, но и на самый жанр
элегии, посчитав, что в нем нельзя выразить значительное гражданское и возвышенное
содержание. Он бросил клич о возвращении к оде – жанру, предназначенному для
демонстрации высоких мыслей и чувств. В этой связи он резко отозвался о поэтической
стилистике романтической поэзии, имея в виду Жуковского и Батюшкова. Однако
возвратиться к устаревшему, ушедшему в историю, жанру оды было уже нельзя. Что же
касается поэтической стилистики Жуковского и Батюшкова, то она отвечала духу времени –
психологически точно и полно выражать внутренний мир личности. Кюхельбекер, верно
подметив особенности современной поэзии, оказался не в силах предложить новые идеи,
которые помогли бы преодолеть критикуемые им недостатки. Он звал назад, а не вперед. Это
сразу понял Пушкин, который несколько раз обращался к статье Кюхельбекера (в письмах, в
романе «Евгений Онегин»), отвергая принципы старой оды и выступая в защиту
поэтического
новаторства
«школы
гармонической
точности».
Решить
задачу
художественного воплощения исторического и современного характера, как и
национального своеобразия литературы, декабристам-романтикам было не суждено и не по
плечу. Тут надобен был гений Пушкина.
Гражданское, или социальное, течение русского романтизма, во-первых, обнажило
стоявшие перед русской литературой насущные проблемы и, во-вторых, в меру
талантливости принадлежащих к нему авторов содействовало самосознанию личности,
выдвинув на первый план ее общественные интересы. Декабристы-романтики заострили
проблемы народности, поэтических традиций, судьбы высоких жанров и стилей. Усваивая
уроки «школы гармонической точности» и полемизируя с ней, они часто вопреки
собственным убеждениям, содействовали смешению жанров и стилей, преодолению
жанрового мышления, сильно тяготевшего над их литературно-эстетическими вкусами.
Достарыңызбен бөлісу: