Жанысбекова эльмира тулегеновна
жүктеу/скачать 2,96 Mb. Pdf көрінісі
|
Disser
| Выводы по 2 разделу
В итоге проведенного компаративного исследования с применением разных техник анализа (сравнительно-типологического, герменевтического, психоаналитического методов и метода мифокритики) можно констатировать, 98 что в поэтике и прагматике современного неомифологического образа кентавра преобладают универсальные характеристики. Во всех трех проанализированных произведениях О. Боекеева, А. Алтая и А. Кима намечены базовые элементы этого образа – восхождение к античному прототипу и его деконструкция, адаптация к национальному материалу и современному периоду, антитеза природного и социального (противопоставление в пользу природного), стремление увидеть за современностью – эпохальность, спроецировать мировой ход истории на свою региональную историю, трагичность образа и эсхатологичность мотивов, некое жанровое мессианство, пророчество, притчеобразность, переходы как в прошлое, так и будущее, проблема соотношения индивидуального и коллективного, своего/чужого, определенные биографические мотивы. Реальный и мифологический план во всех произведениях переплетается, отражая биполярность мышления, раскрывающего универсальную человеческую природу, борьбу разума и чувств, зла и добра, реальности и фантазии. Миф в этом плане выполняет функцию метарассказа – нейтрализатора оппозиций. Авторы, таким образом, используют прием интертекстуальности мифологических образов и структур, вводя их в ткань реалистического повествования, трансформируя его в стиле неомифологической поэтики. Образы-кентавры и вообще явление химеризации образов в казахстанской литературе особенно тяготеют к актуализации местной азиатской (кочевой и общевосточной) тематики, помещая на первый план позитивность цельной личности, важность естественных, природных составляющих характера персонажей. Можно отметить и преобладание пейзажных зарисовок в произведениях казахстанских писателей. Однако чем современнее и «прозападнее» автор (А. Ким), тем сильнее он трансформирует изначальную структуру и семантику образа-прототипа античного прототипа. Мифологическое сознание производит первичное осмысление мира, как некоего организованного целого, задает ориентиры восприятия мира и поведения, обеспечивая тем самым психическую устойчивость человеческого сознания не только во время нестабильных ситуаций, а на всем протяжении существования человеческой культуры [218, p. 8]. Таким образом, включенные в исторический процесс древние мифологические и фольклорные схемы творчески переосмысляются. Использование сюжетов и образов античной и казахской мифологии, многочисленные ассоциации, аллюзии и парафразы, связанные с фольклорно-мифологической базой, влияют на своеобразие жанровой структуры произведений, создают многозначные подтексты повествований. В проанализированных произведениях миф выполняет несколько функций: структурирующую, моделирующую, поэтическую и философскую. Посредством мифологической или литературно-мифологической образности А. Алтай, А. Ким, О. Бокеев обращаются к вечным вопросам бытия, ответы на которые связаны с особенностями авторских этических концепций, с 99 индивидуальным подходом к постановке социальных и нравственно- философских вопросов. Для мифологического персонажа не существует моральных границ, современный же герой погружен в конфликтные этические ситуации, совершает выбор между добром и злом. Основной конфликт анализируемых произведений заключается в столкновении двух типов культур – «цивилизационной» и «природной». Последняя основывается на фольклорно-мифологических представлениях. К проблеме социальной и личностной самоидентификации добавляется вопрос о внутренней сущности человека. И обращение к фольклорно-мифологическим элементам важно для раскрытия иррационального начала в современном человеке. По сути, ту же самую химеричность образов исследуют в своих произведениях «Синий волк» и «Белка» Б. Джилкибаев и А. Ким. Однако полюса негативного и позитивного в этих текстах меняются местами. Противопоставление архетипических/тотемных образов в их произведениях экстраполируются на авторскую рецепцию Востока и Запада, цивилизации кочевников и цивилизации земледельцев. Для русского этоноса, например, волк – архетип, а для тюрков – тотем. В воприятии тюркского сообщества собака - тотем руского народа, в для русских собака - только архетип. Особое неприятие Б. Джилкибаева вызывает неудавшийся, по его мнению, образ-конгломерат советского «плавильного котла» народов, искусственно соединившего и невилировавшего национальную спецфику как казахов, так и русских. Собако- волки и волко-собаки – люди-оборотни («человек советский» – вот кто подвергается суровой писательской критике). Тема мифологического оборотничества - центральная в новелле Б. Джилкибаева «Синий волк» и всего его романа в целом. Однако это не то сказочное оборотничество, когда человек, превратившись в волка, становится могучим и неуязвимым, а, напротив, это трикстерство, когда волк хочет скрыть свою волчью натуру, а собака – собачью. И такое оборотничество нивелирует в человеке человеческое, так как только утверждение своих ценностей, отстаивание своих убеждений делает человека человеком. Отрицательно к подобному «химеризму» зверя и человека, оборотничеству, трикстерству, относится и А. Ким в романе-сказке «Белка», так как плотское, звериное, недочеловеское в человеке он презирает всем сердцем. Его культурный герой стремится освободиться от звериного начала, взращивая в себе задатки истинного человека, восходящего к образу Христа. В аспекте концепций К. Леви-Строса и А.М. Пятигорского мотив превращения, центральный в кимовской «Белке», и выражает стремление автора к мифологической нейтрализации оппозиции человек/зверь, природа/цивилизация, когда построение галлюцинаторного повествования снимает антитетичность мышления и высказываний, опережая реальность.Объединяет все выше проанализированные произведения еще и 100 сюжет инициации, реализованный как в аспекте личной судьбы персонажа (И. Одегов «Пуруша»), так и спроецированный на судьбу казахского этноса (Б. Джилкибаев) и глобальное философское осмысление эволюции человества в целом (О. Бокеев, А. Алтай, А. Ким). Мотив инициации казахстанского неомифологиского героя помещается в широкий сравнительный культурный контекст – универсальных для этноса и цивилизации образов и мотивов (тенгрианства и христинаства, древнегреческих и индийских мифологических образов и сюжетов). |