ГЛАВА 26
По части поцелуев у меня опыт небольшой. Целовалась с Локком, а до
него ни с кем. Но целовать Кардана — совсем другое дело; это все равно
что бежать по лезвию бритвы, когда адреналин ударяет в голову; все равно
что заплыть далеко в море и понять, что возврата нет, нет ничего, кроме
холодной черной воды, смыкающейся у тебя над головой.
Жестокие губы Кардана оказываются неожиданно мягкими. Но сам он
какое-то время остается неподвижным, как стул. Глаза закрыты, ресницы
касаются моей щеки. Я содрогаюсь — наверное, так корчится мертвец,
когда на его могилу наступают. Потом его руки поднимаются и трепетно
скользят по моим ладоням. Если бы я в таких вещах не разбиралась, то
назвала бы это движение благоговейным, но я разбираюсь. Скользят
медленно, потому что он сдерживает себя. Он этого не хочет. Он не хочет
этого хотеть.
На вкус — кислое вино.
Наступает момент, когда он сдается и привлекает меня к себе,
несмотря на кинжал. Он целует меня крепко, с каким-то исступленным
отчаянием, погрузив пальцы в мои волосы. Наши уста сливаются, языки
переплелись. Это как борьба. Только мы боремся за то, чтобы проникнуть
внутрь друг друга, влезть в чужую кожу.
И в этот момент меня охватывает ужас. Что за безумная мысль —
наслаждаться его отвращением? Но что еще хуже, гораздо хуже — мне
нравится это. Мне все нравится в этом поцелуе — знакомый зуд страха,
осознание того, что я наказываю его, подтверждение, что он меня хочет.
Кинжал в руке становится ненужным. Бросаю его на стол, краем глаза
отметив, что острие втыкается в дерево. При этом звуке Кардан пугается и
отстраняется от меня. Губы у него розовые, глаза темные. Он видит клинок
и разражается испуганным лающим смехом.
Этого достаточно, чтобы я отступила. Мне хочется посмеяться над
ним, указать на его слабость, не проявляя своей, но я не доверяю своему
лицу — на нем написано слишком много.
— Ты это себе воображал? — спрашиваю я и чувствую облегчение,
потому что вопрос звучит достаточно резко.
— Нет, — отвечает он бесцветным голосом.
— Скажи мне, — требую я.
Принц как-то печально качает головой.
— Не скажу, разве что ты действительно соберешься заколоть меня. И
даже тогда, наверное, не скажу.
Я иду к столу Дайна, чтобы нас разделяло какое-то расстояние.
Кажется, меня распирает изнутри, а комната внезапно словно стала
меньше. Своим ответом он чуть не заставил меня расхохотаться.
— Хочу сделать предложение, — говорит Кардан. — Я не собираюсь
возлагать корону на голову Балекина, чтобы потерять свою. Проси что
хочешь для себя, для Двора теней, но потребуй что-нибудь и для меня.
Пусть даст мне земли подальше отсюда. Скажи, что вдали от него я буду
вести восхитительно безответственную жизнь, и ему не придется даже
вспоминать обо мне. Может произвести на свет какое-нибудь отродье,
назначить его наследником и передать корону Верховного Короля. Скорее
всего, его ублюдок перережет папочке горло, согласно новой семейной
традиции. Мне все равно.
С удивлением приходится признать, что ему удалось продумать
достаточно приемлемую сделку, хотя он и провел ночь пьяным и
привязанным к стулу.
— Поднимайся, — говорю я ему.
— Значит, не боишься, что я убегу? — спрашивает он, вытягивая ноги.
От его остроносых башмаков отражается свет, и я подумываю, не отобрать
ли их, потому что их можно использовать как оружие. Потом вспоминаю,
насколько плохо он владеет мечом.
— После нашего поцелуя я так околдована тобой, что едва держусь, —
отвечаю я со всем сарказмом, на который способна. — Моя единственная
забота — сделать все, чтобы ты был счастлив. Конечно, я потребую для
тебя всего, что угодно, если ты меня снова поцелуешь. Давай беги.
Стрелять тебе в спину я точно не стану.
Кардан хлопает ресницами.
— Ты лжешь прямо в глаза, и это несколько обескураживает.
— Тогда позволь сказать правду. Ты потому никуда не собираешься
бежать, что бежать тебе некуда.
Иду к двери, открываю и заглядываю в соседнюю комнату. Бомба
лежит на койке в спальне. Таракан смотрит на меня, подняв брови. Призрак
дремлет в кресле, но сразу просыпается, когда я вхожу. Чувствую, что вся
горю, но надеюсь, что по мне не видно.
— Допросила маленького принца? — спрашивает Таракан.
Киваю.
— Кажется, теперь я знаю, что делать.
Призрак бросает на Кардана пристальный взгляд.
— Так мы продаем? Покупаем? Или выпотрошим?
— Я собираюсь прогуляться, подышать свежим воздухом, — отвечаю
я.
Таракан вздыхает.
— Мне просто надо привести мысли в порядок, — добавляю я. —
Потом все объясню.
— Объяснишь? — Призраку хочется знать, он сверлит меня взглядом.
Кажется, он думает о том, что обещания слишком легко слетают с моих губ.
Я разбрасываю их, как заколдованное золото, которое во всех кассах города
неизбежно снова превратится в пригоршни сухих листьев.
— Я говорила с Мадоком, и он предложил мне все, что захочу, в обмен
на Кардана. Золото, магию, славу, что угодно. Первая часть сделки
заключена, а я даже не сказала ему, что знаю, где находится потерянный
принц.
При упоминании о Мадоке Призрак кривит губы, но молчит.
— Так за чем задержка? — спрашивает Таракан. — Мне все эти вещи
нравятся.
— Как раз сейчас я обдумываю детали. А вы должны сказать мне, чего
хотите. Только точно — сколько золота, чего еще. И запишите.
Таракан кряхтит, но, похоже, не собирается возражать. Своей
когтистой рукой делает Кардану знак, приглашая вернуться к столу. Я
убеждаюсь, что все острые предметы лежат там, где я их оставила, и
направляюсь к двери. У порога оглядываюсь и вижу, что Кардан проворно
собирает карты со стола, но не сводит с меня мерцающих черных глаз.
Иду к Озеру масок и сажусь на один из черных валунов у кромки
воды. Заходящее солнце заливает небо огнем, пламенеет на верхушках
деревьев.
Довольно долго просто сижу и наблюдаю, как волны плещутся о берег.
Дышу глубоко, чтобы мысли улеглись и в голове прояснилось. Надо мной
птицы щебетаньем созывают друг друга, устраиваются на ночевку; я
замечаю, как в дуплах деревьев зажигаются мерцающие огни —
просыпаются феи.
Если только я смогу что-нибудь сделать, Балекин не станет Верховным
Королем. Он жесток и ненавидит смертных. Из него получится ужасный
властитель.
Сейчас
существуют
правила,
которые
регулируют
взаимодействие с миром смертных, но эти правила можно изменить. Что,
если отменят обязательные сделки и людей начнут просто воровать?
Забирать кого угодно и когда угодно? Некогда так и было; кое-где и сейчас
так делают. Верховный Король способен изменить оба мира к худшему, он
может благоволить Невидимым Дворам, может на тысячи лет посеять
раздор и ужас.
Что случится, если я передам Кардана Мадоку?
Он посадит Оука на трон и станет править как регент, склонный к
тирании и жестокости. Начнет войну против Дворов, которые откажутся
присягнуть трону. Воспитает Оука на кровопролитиях, и тот превратится в
подобие Мадока или, возможно, в подобие Дайна, более скрытного, но
такого же жестокого. И все равно Мадок будет лучше Балекина. Он
заключит честную сделку со мной и с Двором теней — хотя бы ради меня.
А я, что буду делать я?
Например, исчезну вместе с Виви.
Или выторгую себе рыцарство. Останусь и буду защищать Оука,
попробую оградить его от влияния Мадока. Конечно, у меня мало
возможностей для этого.
Что случится, если я удалю Мадока из этой схемы? Тогда Двор теней
не получит золота, торговаться будет не с кем. Придется как-то добывать
корону и возлагать ее на голову Оука. И что потом? Мадок все равно станет
регентом. Я не сумею остановить его. И Оук будет слушаться его. Мальчик
станет марионеткой, жить ему придется в условиях постоянной опасности.
Если только каким-то способом не короновать его и увезти из
Волшебной страны. Он станет Верховным Королем в изгнании. А когда
вырастет и будет готов, может вернуться в ореоле власти, символом
которой является корона Зеленого вереска. До возвращения Оука Мадок
сумеет справиться с Волшебной страной, но у него не будет возможности
воспитать мальчика таким же кровожадным и воинственным. Не будет
абсолютной власти, которую он получит в качестве регента при Верховном
Короле. А если бы Оук получил поддержку мира людей, то можно
надеяться, по возвращении в Волшебную страну сохранил бы доброе
отношение к тому месту, где вырос, и к тем людям, с которыми там
встретился.
Десять лет. Если мы удалим Оука из Волшебной страны на десять лет,
то он вырастет такой личностью, какой и должен быть.
Конечно, к тому времени может получиться и так, что ему придется
отвоевывать трон. Кто-нибудь — вероятно, Мадок или Балекин, или даже
кто-то из малых королей и королев, — сумеет засесть на троне, как паук, и
сплести паутину собственной власти.
Искоса смотрю на черную поверхность воды. Если бы только
существовал способ сохранить трон незанятым достаточно долго, пока Оук
не достигнет зрелого возраста вдали от всех этих войн, планируемых
Мадоком, вдали от всяких регентов.
Я встаю, потому что приняла решение. К добру или ко злу, теперь я
знаю, что делать. У меня есть план. Мадок мою стратегию не одобрил бы.
Ему нравятся планы, в которых победы можно достичь разнообразными
способами. В моем случае способ только один, и применяется он с дальним
прицелом.
Выпрямляясь, я случайно замечаю в воде свое отражение.
Всматриваюсь и понимаю, что это не я. Озеро масок никогда не отражает
твое собственное лицо. Я подкрадываюсь поближе к воде. В небе ярко
светит полная луна, света хватает, чтобы я рассмотрела образ моей матери,
смотрящей на меня. Она моложе, чем мне помнится. И она хохочет, зовет
кого-то, но я пока не вижу кого.
Мама показывает кому-то на меня сквозь время, разделяющее нас.
Что-то говорит, и я читаю по губам. «Смотри! Человеческая девочка».
Кажется, я ей нравлюсь.
Потом к ней присоединяется отражение Мадока, и он обнимает ее за
талию. Он не выглядит моложе, чем сейчас, но я никогда не видела такой
открытости в его лице. Мадок машет мне рукой.
Я для них чужая.
Мне хочется крикнуть: «Беги!» Но, конечно, такого совета ей давать не
следует.
Когда я вхожу в комнату, Бомба поднимает взгляд. Она сидит за
деревянным столом и отмеривает порции сероватого порошка. Перед ней
несколько стеклянных шаров, закрытых пробковыми затычками. Ее
великолепные белые волосы собраны на макушке и перевязаны обрывком
грязной бечевки. Нос вымазан сажей.
— Остальные в задней комнате, — говорит она. — Вместе с
маленьким принцем, легли поспать.
Вздыхая, сажусь за стол. Я перенапряглась, обдумывая план действий,
и теперь сил не осталось.
— Найдется что-нибудь поесть?
Заполняя очередной шар и осторожно укладывая его в корзину возле
своих ног, она мимоходом ухмыляется.
— Призрак нашел где-то черного хлеба и масла. Мы ели колбасу, а
вино кончилось, но сыр еще должен остаться.
Я шарю в кухонном шкафу, достаю еду и машинально жую. Наливаю
себе чашку бодрящего, крепкого чая с фенхелем. Самочувствие немного
улучшается. Некоторое время наблюдаю, как она готовит свои боеприпасы.
Во время работы Бомба негромко насвистывает и при этом фальшивит. Мне
странно это слышать — большая часть фейри одарена музыкальным
слухом, но мне нравится ее исполнение. Оно веселее, легче и не так
навязчиво.
— Куда ты направишься, когда все это закончится? — интересуюсь я.
Она смотрит на меня с озадаченным видом.
— С чего ты решила, что я куда-то собираюсь?
Глядя в свою почти пустую чашку, хмурюсь.
— Потому что Дайна больше нет. И разве Призрак с Тараканом не
собираются уходить? Ты с ними не пойдешь?
Бомба пожимает своими худенькими плечами и показывает босой
ступней на корзину.
— Видишь это?
Киваю головой.
— С ними неудобно путешествовать. Я хочу остаться здесь, с тобой.
Ведь теперь у тебя есть план, верно?
Я слишком смущена и не знаю, что сказать. Открываю рот и
принимаюсь что-то лепетать. Она смеется.
— Кардан сказал, что есть. Что если бы ты была готова совершить
сделку, то уже совершила бы ее. И если бы собиралась предать нас, то тоже
уже сделала бы это.
— Но, гм... — начинаю я и тут теряю мысль. Что-то насчет того, что не
надо придавать его словам большого значения...— А что остальные
думают?
Бомба снова принимается заряжать свои шары.
— Они не сказали, но никому из нас Балекин не нравится. Если у тебя
есть план, что ж, тем лучше для тебя. Но если хочешь заполучить нас на
свою сторону, то тебе не следует быть такой скрытной.
Глубоко вздохнув, я решаю, что мне может потребоваться помощь,
если действительно решусь на это дело.
— Что ты думаешь насчет того, чтобы украсть корону? Прямо под
носом у королей и королев Волшебной страны?
Уголки ее губ приподнимаются.
— Просто скажи, что я должна взорвать.
Двадцатью минутами позже я зажигаю огарок свечи и направляюсь в
комнатушку с койками. Как и говорила Бомба, на одной из них вытянулся
Кардан, он выглядит до отвращения привлекательным. Перед сном он умыл
лицо, снял камзол, свернул его и положил под голову вместо подушки. Я
трогаю его за руку, он мгновенно просыпается и делает движение ладонью,
словно отгоняет меня.
— Ш-ш-ш, — шиплю я. — Не разбуди остальных. Надо поговорить.
— Уходи. Ты обещала, что не убьешь меня, если отвечу на твои
вопросы, и я ответил. — Он больше не говорит как мальчик, который меня
целовал, изнемогая от желания; это было всего несколько часов назад.
Теперь его голос звучит сонно, надменно и рассерженно.
— Я хочу предложить тебе кое-что получше жизни, — говорю я. — А
теперь пойдем.
Он встает, надевает камзол и следует за мной в кабинет Дайна. Там он
прислоняется плечом к дверному косяку. Веки опухли, волосы спутались.
Смотрю на него, и меня бросает в жар от стыда.
— Уверена, что привела меня сюда только для разговора?
Оказывается, если кто-то поцеловал, то мысль о возможности новых
поцелуев становится навязчивой, как бы страшно ни было в первый раз.
Прямо между нами в воздухе повисает воспоминание о губах.
— Я привела тебя, чтобы заключить сделку,
Его брови ползут вверх.
— Звучит интригующе.
— Что, если тебе не потребуется прятаться в глуши? Что, если есть
альтернатива Балекину на троне?
Кардан явно не ожидал услышать такое. Все равнодушие и развязность
моментально слетают с него.
— Такая альтернатива есть, — медленно произносит он. — Я. Только
из меня получится никудышний король, и мне эта мысль очень не нравится.
Кроме того, Балекин вряд ли возложит корону на мою голову. Мы с ним
никогда особо не ладили.
— Кажется, ты жил в его доме. — Я складываю руки на груди,
стараясь выглядеть неприступной, и гоню от себя воспоминание о том, как
Балекин наказывал Кардана. Сейчас мне не до сочувствия.
Он вскидывает голову и смотрит на меня сквозь темные пряди волос.
— Может, мы потому и не ладили, что вместе жили.
— Мне ты тоже не нравишься, — напоминаю я.
— Ты уже говорила, — лениво усмехается он. — Итак, если не я и не
Балекин, то кто?
— Мой брат, Оук, — говорю я. — Не стану вдаваться в подробности,
но у него правильная родословная. Такая же, как и у тебя. Он имеет право
на корону.
Кардан мрачнеет.
— Ты уверена?
Кивком головы подтверждаю свои слова. Не хотелось говорить об этом
заранее, до того, как я объясню, что от него требуется, но он мало что
может сделать с этим знанием. Я никогда не продам его Балекину. И
сообщить он никому не сможет, только Мадоку, а тот все знает.
— Значит, Мадок станет регентом, — делает вывод Кардан.
Я качаю головой.
— Вот почему мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты короновал
Оука Верховным Королем, а потом собираюсь отослать его в мир
смертных. Дать ему возможность побыть ребенком. Дать возможность
когда-нибудь стать хорошим королем.
— Оук может сделать другой выбор, не тот, который ты готовишь для
него, — возражает Кардан. — Например, он может предпочесть Мадока
тебе.
— Меня саму украли еще ребенком. Выросла я на чужбине, и причины
этого были куда страшнее. Виви о нем позаботится. И если ты согласишься
с моим планом, я дам тебе все, что попросишь, и даже больше. Но мне
нужно кое-что от тебя — клятва. Я хочу, чтобы ты поклялся мне служить.
Он снова раздражается лающим смехом, как тогда, когда кинжал
вонзился в дерево стола.
— Ты хочешь, чтобы я отдал себя в твое распоряжение? Добровольно?
— Думаешь, я шучу, но я серьезна. Серьезнее некуда. — Руки у меня
сложены на груди, но я незаметно себя щипаю, чтобы не сделать ненужного
движения, не сказать лишнего слова. Я должна выглядеть абсолютно
собранной и уверенной в себе. Сердце бьется учащенно. Чувствую себя как
во время игры в шахматы с Мадоком, когда еще была ребенком: вижу
выигрышные ходы, забываю об осторожности — и меня застает врасплох
его комбинация, которую я не смогла предугадать. Напоминаю себе, что
надо успокоить дыхание и сосредоточиться.
— Наши интересы совпадают, — соглашается Кардан. — Зачем тебе
моя клятва?
Набираю в легкие воздуха.
— Я должна быть уверена, что ты меня не предашь. С короной в руках
ты слишком опасен. Что, если, в конце концов, ты возложишь ее на голову
брата? Или вдруг захочешь ее для себя?
Похоже, он обдумывает мои слова.
— Могу тебе точно сказать, чего я хочу. Поместья, в которых живу.
Хочу, чтобы мне их отдали вместе со всем содержимым и населением.
Холлоу-Холл. Я его хочу.
— Договорились, — соглашаюсь я.
— Хочу все до последней бутылки в королевских подвалах, вне
зависимости от того, насколько они старые и редкостные.
— Они будут твоими, — обещаю я.
— Хочу, чтобы Таракан научил меня воровать, — заявляет он.
Я удивлена и какое-то время не знаю, что сказать. Он шутит? Не
похоже.
— Зачем? — наконец спрашиваю я.
— Может пригодиться. Кроме того, Таракан мне нравится.
— Отлично, — не совсем уверенно говорю я. — Постараюсь найти
способ договориться с ним.
— Ты действительно уверена, что можешь обещать все это? — Кардан
испытующе смотрит на меня.
— Уверена. Обещаю. И обещаю, что мы помешаем Балекину. Мы
захватим корону Волшебной страны, — небрежно бросаю я ему. Сколько
обещаний еще раздам, прежде чем меня призовут к ответу? Надеюсь, не
очень много.
Кардан бросается в кресло Дайна. С этого начальственного места он
хладнокровно рассматривает меня, по-хозяйски расположившись за столом.
Внутри у меня что-то сжимается, но я не обращаю внимания. Я сделаю это.
Стараюсь умерить дыхание.
— Я могу поступить к тебе на службу на год и один день, — говорит
он.
— Этого мало, — заявляю я. — Не могу...
— Уверен, что к тому времени твой брат будет коронован и уедет. Или
мы проиграем, несмотря на все твои обещания, и уже ничто не будет иметь
значения. От меня ты лучшего предложения не дождешься, особенно если
снова примешься угрожать.
По крайней мере у меня будет запас времени. Я вздыхаю.
— Прекрасно. Мы договорились.
Кардан направляется ко мне через комнату, и я понятия не имею, что
он собирается сделать. Если снова поцелует, то, боюсь, меня опять охватят
желание и унизительная дрожь, как в первый раз. Но он опускается передо
мной на колени; я так поражена, что у меня в голове вообще не остается
мыслей. Кардан берет мою руку в свою, его длинные прохладные пальцы
обвивают мою ладонь.
— Очень хорошо, — нетерпеливо говорит он, голос его звучит совсем
не так, как у вассала, присягающего госпоже. — Джуд Дуарте, дочь
смертной плоти, я клянусь, что буду служить тебе. Я стану твоей рукой.
Стану твоим щитом. Я буду действовать в согласии с твоей волей. И да
будет так в течение одного года и одного дня... и ни минутой дольше.
— Ты даже усовершенствовал клятву, — замечаю я, хотя шутка
получается неловкой. Когда принц произносил обет, то, как мне показалось,
словно стал выше. Будто это он тут командует.
Кардан поднимается, одним текучим движением отдаляясь от меня.
— Что дальше?
— Возвращайся в постель, — велю я. — Позже я разбужу тебя и
объясню, что мы должны сделать.
— Как прикажешь, — отвечает Кардан, насмешливо улыбаясь. Потом
удаляется в комнатку с койками, наверное, чтобы завалиться на одну из
них. Я думаю: как странно, что он находится здесь, спит на домотканых
простынях, день за днем носит одни и те же одежды, ест хлеб, сыр и ни на
что не жалуется. Я почти уверена, что он предпочитает гнездо шпионов и
убийц своей роскошной кровати.
|