Казахстана

49
ставлением, но и глубиной поэтического содержания. В него 
входит корпус лирических стихов, создававшихся автором в 
период с 1970-х по 2000-е годы. Особенности поэтического
сборника – тонкая лирика, стихи о природе и любви, о чув-
стве одиночества и ностальгии, о едва заметных нюансах че-
ловеческих отношений и о судьбе женщины.
Любовь Константиновна родилась в Беларуси, жила в го-
роде Тавда Свердловской Свердловске, но большая часть ее 
жизни прошла в Казахстане, сначала – в Темиртау, а затем 
– в Алматы. Здесь в 1972 году были опубликованы ее первые 
стихи, здесь она состоялась как известный журналист в редак-
циях «Вечерней Алма-Аты», «Казахстанской правды», а ныне 
– редактор отдела критики республиканского журнала «Про-
стор». Ее статьи о культуре, литературе, искусстве известны 
многим казахстанским читателям. Жизнь автора изобиловала 
поездками по республике, по территории Советского Союза
в поисках новых героев и интересных тем. Об этом – ее пу-
блицистика. Но Л. Шашкова – не только журналист, она еще 
непрочтенный поэт. 
Наша память лучше, нежели коллективная генетиче-
ская память. Тема друзей – одна из главных тем в творчестве 
Л. Шашковой (стихотворения «Оставь меня с собой наеди-
не», «Поэту (Не умирай никогда)», «Смотри – ты сказала»,
«Когда ты, в меха голубые дыша» и др.). По-человечески важ-
ность этой темы можно понять. В любую эпоху безвременья 
пустоту жизни человек заполняет дружбой и любовью, спа-
сается ими. Друзья юности, стихийный круг жизни, сло-
жившийся давно – Евгений Курдаков, Инна Потахина, Вале-
рий Михайлов, Надежда Чернова, Руфь Тамарина, Альберт 
Гурьев, Аким Тарази. Любовь Константиновна, как и многие 
из ее окружения, принадлежит к поколению, рожденному в 
постсталинскую эпоху. В «оттепель» они были еще детьми, 
чтобы что-то понять, успеть сделать глоток свежего воз-
духа. Молодость, становление и профессиональное, и чисто

50
человеческое пришлись на брежневские времена с их лице-
мерной пустотой, апатическим равнодушием. Но эти годы
не уничтожили искренность. В этом сыграли роль характер, 
жизненные обстоятельства и цельность человеческой натуры. 
Автор то мысленно обращается к какому-то событию в про-
шлом, то – к важному разговору, то к общей поездке. Это не-
что обретаемое на жизненном пути. Часто оно предстает как 
«мечта» о гармонии. В этих воспоминаниях лишнее отходит 
в сторону, открывая взгляд на главное. В стихах поэта звучат 
ностальгические нотки по чему-то уходящему, ушедшему без-
возвратно, настоящему. В них тоска по вере, по идее, по брат-
ству, по дружескому плечу, как в посвящении, адресованному 
замечательному поэту Е. Курдакову:
Не выпал снег. Уехал друг.
И жизни вновь замкнулся круг.
А первый снег еще не выпал,
Декабрь дождем из сердца выпал.
Уехал друг не навсегда,
И горе, право, не беда.
Еще в беретике он сером
Доступен нашим бренным сферам,
Еще он в курточке-болонье
Пребудет где-то и сегодня. 
И даст Бог – разомкнется круг,
И вернется мой любимый друг,
Печалью меченный из всех…
А может, выпадет и снег [1, 75].
Пейзажным стихам Л. Шашковой присуще философское, 
медитативное начало. Лирическая героиня связана с природой, 
чувствует себя органической частью мира и в постоянном об-
щении с ней черпает жизненную энергию [«В степи. (Не знаю, 
зачем это надо)», «Ничего не надо больше мне от неба и земли»,
«Посетите нашу планету одуванчиков», циклы «Пора подсол-

51
нухов», «Ван Гог в Арле»]. Последний включает пять стихот-
ворений, одно из них «Подсолнухи» навеяно одноименным 
полотном, художника, с которым так замечательно перекли-
кается стихотворение, передающее глубокий оранжевый тон
художественного полотна, ярко выраженную фактуру изобра-
женного на нем и, главное, – эмоциональное состояние худож-
ника, его мучительный порыв к гармонии, красоте и счастью. 
Стихи Л. Шашковой передают ощущение чудес, творящихся в 
мире, сближающих человека с симпатичной лесной нечистью:
Прекрасен этот первобытный мир
Ручных веселых псов,
В траве лежащих яблок.
Здесь полая луна и знойная полынь –
Из тьмы веков ее горчайший запах.
И что с того, что утра резкий свет
Вернет меня к трезвонящим трамваям,
Коль пегий пес бежит за мной вослед,
Моих врагов отпугивая лаем (Цикл «Полынь») [1, 40].
Лирическими событиями произведений, составивших 
сборник «Луг золотой», становятся как общие, внешние впе-
чатления, так и события глубоко внутренней, личной жизни.
Стихи Л. Шашковой передают особую атмосферу устойчиво-
сти, задумчивости, какой-то неизъяснимой мудрости [стихот-
ворения «Сколько хватит терпенья – до Судного дня», «Чарын 
(Эта ночь на Чарыне чернильно-черна и тиха», «Пойдем с то-
бой сегодня по грибы», «Человек (Наш УАЗик трясся в барха-
нах на границе с Китаем), «Просьба (Смилуйся, государыня-
рыбка»), «Банька (Крайняя бабки Агафьи изба»), «Скажи мне, 
Надежда, сестра моя меньшая, лучшая», «Не помню маму мо-
лодой»]. 
Лирические по характеру вещи в сборнике «Луг золотой» 
стремятся к точности деталей и интонаций, все это переплав-
ляется в особую авторскую интонацию. Образы памяти в сти-

52
хах автора – и зрительные, и слуховые. В них – осколки вос-
поминаний из детства, звуки лета, озеро Иссык-Куль. Память 
воскрешает события, давно скрывшиеся во времени и, кажется, 
навсегда потерянные в памяти. Но нет, ничего не пропадает, а, 
наоборот, воскресают из ее закоулков и аромат летнего тепла, 
его благоухание, и купание коня в реке, и шепот травы под 
босыми ногами, и холсты народной художницы, пишущей в
наивном стиле, и поездка в далекий приграничный аул, и по-
вседневность, и быт. Автор всегда обращается к теме любви, 
к близким, друзьям, к отчему дому, своей малой родине как 
самой верной, постоянной силе, основе жизни. Для Л. Шаш-
ковой характерно воспринимать быт как изначально данную 
гармонию. Обращение к солнцу, к траве-мураве, к образам 
подсолнухов, осеннего дня, степи – это обращение к самому 
закону природы, к несменяемому порядку вещей. 
В большинстве образов угадывается идея повышенного 
бытийственного статуса вещи. В стихах художника – особая 
предметная реальность, От них исходит ощущение, что мате-
риальный мир в своей вечной воссоздаваемости – не мертвый 
в своей статике мир. У вещей – особый бытийственный статус. 
Они составляют целую Вселенную – духовую, живую и живот-
ворящую в своей динамике. В нем оперируют аэродром про-
винциальный, узлы, баулы, быт вокзальный, ключ, зеркало,
стул в прихожей, подсолнухи, грибы, звезда одинокая, пес-
чаные барханы, верблюжья колючка, яблоки в подоле, банька. 
Память художника воскрешает какие-то картинки, описатель-
ные, бытовые или смешанные природно-бытовые, без прямо-
го высказывания – «Стоит дерево», «Что ты летаешь, дурная
ворона», «Какая царственная ель», «Аленин рай», цикл «Пес-
ни жаворонков», «Пейзаж с девочкой», «Скамейка. Дачное 
крыльцо», «Спас (Яблоки, яблоки рви про запас)». В таком 
бытии чувственно-наглядном, предметно-конкретном ощу-
щается более глубинное существование. Вещи, предметы, на-
туралистичные по сути, – первооснова мира художника. Так 

53
поэтическое слово Л. Шашковой вводит в экзистенциальную 
сферу бытия, дает ощущение мира как органически-целост-
ного феномена. В нем чувствуется уплотненная реальность, 
значимая в душевной и интеллектуальной жизни, а каждая 
деталь этого мира пробуждает мысль.
В стихах Л. Шашковой есть черты, свойственные «женской» 
поэзии, потому что это стихи об отношениях мужчины и жен-
щины, о любви матери к дочери. Это стихи любящей и стра-
дающей, грустной и задумчивой, немного усталой, суетою за-
мотанной, но прекрасной, никем, даже любимым, до конца не 
понятой, никому неподвластной современной женщины. В них 
лирический субъект-женщина словно пишет заметки на полях 
личной жизни. Как очень верно заметил известный казахстан-
ский литературовед В.В. Бадиков о стихах Л. Шашковой «они 
(стихи) о необходимости в мире спасительной любви, сердце-
виной ее, по традиции, становится «история женской души», 
но с характерной поправкой: души, которую никто не может 
остановить, которая «может посметь Любить и страдать, и жа-
леть…». Потому что это еще и душа поэта, художника»[2, 56].
В стихах Любови Константиновны нет совершенно раздра-
жения, безразличия или равнодушия. В них нет и напускной 
бодрости, дежурного оптимизма. Только иногда мелькнет 
ощущение усталости или безысходности от ограниченности, 
узости жизни застойной поры и узко-практичного настоя-
щего времени: 
– Что-то неправильно в мире моем происходит:
Тот, кому самое время уйти – не уходит,
Тот, кто давно уже где-то в пути – не приходит.
Что же на самом-то деле, скажи происходит?
– То происходит, что время сквозь пальцы уходит.
Как мы его остановим в своей несвободе.
Как помешаем – чужие себе и природе?
Время стоит. Это мы, не встречаясь, проходим.
(Цикл «Диалоги с Надеждой») [1, 91].

54
Еще одна значимая тема в лирике поэта – это культур-
ные реминисценции, рожденные поездками. Например, по 
пушкинским местам – в Болдино, Михайловское, по адресу 
петербургской квартиры поэта на Мойке, 12, в Оренбургские
степи или в земли поморов в Архангельскую область, либо на 
озеро Сенеж, экскурсы в историческую эпоху Киевской Руси, 
времена полоцкой княжны Рогнеды, либо в мастерскую Ка-
миллы Клодель – музы и ученицы великого Родена. Все эти 
культурные переклички, словно мостик, протянутый через 
время, этакое бегство от надоевшего быта, когда между бытом 
и Бытием зияет разрыв. Посредством них выстраивается мо-
дель «связи времен», рифмующая все и вся в «большом вре-
мени» культуры. Очевидно, они манифестирует особое пони-
мание места поэта в мире и возникают в стихах художника, 
напоминая о неслиянности поэзии и жизни, о возвращении 
туда, где творчество представляется смыслом существования, 
а стихи – знаком высшей реальности мира. 

жүктеу/скачать 1,24 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: