Монография Новосибирск 2015
жүктеу/скачать 8,6 Mb. Pdf көрінісі
|
Глава 3. Семито-индоевропейские параллели... Весь кодекс Ветхого Завета, оказавшись в иной (европейской) культуре, начал восприниматься метафорически. Европейское Средневековье на мифо- логический сюжет борьбы с чудовищем вообще и борьбы Самсона со львом, в частности, обращало мало внимания (в силу борьбы с внутренним «дьяво- лом» — телесными желаниями, похотью) и развивало темы иных рассказов о Самсоне: идею профетического «благовеста» или коварство женщины и ги- бель от ее рук — изображения с Самсоном на эти темы известны с ΙV в. (ба- рельефы в Неапольском соборе). Изображения льва и кабана с семантикой «ярости» и «жестокости» присутствуют лишь на щитах некрещеных воинов Германии и Исландии, на царских знаменах англосаксов ΙV в. н. э. [Гамкре- лидзе 1984: 509]. Вспомним и льва в валлийской традиции XΙΙ в. как символ освободительной борьбы с иноземным господством англосаксов [Гамкрелид- зе 1984: 509]. Очевидно, что эти символы носят положительную коннотацию к той же семантике «ярости», обозначая храбрость и самоотверженность. Интересную бифуркацию ближневосточных и европейских идеологем демонстрирует прозвище Ричарда Плантагенета, участника Третьего кресто- вого похода. 20 августа 1191 г. в Акре перед наступлением на Аскелон по его приказу были казнены от двух до трех тысяч (по разным источникам) взятых в плен мусульман. Именно за это деяние он получил от Салах-ад-Дина про- звище «Львиное сердце», что означает не «храбрый», а, согласно древним ближневосточным представлениям о льве хтоническом, именно «жестокий». Но в дальнейшем историками и писателями-романтиками этому прозвищу был придан положительный смысл, согласно европейской семантики слова ‛ лев ʼ [Харитонович 2010: 93]. В период Ренессанса и последующей Реформации ‛левʼ в переведенном с латыни на местные языки Ветхом Завете теряет и без того ослабленную семантику сакральности, которая едва прослеживается в Книге Исайи. Если у Сервантеса лев еще является символом необузданной ярости и убийства, то у Шекспира в «Буре» дух воздуха зовется Ариэлем: аллюзия отсылает зри- телей к знакомому тексту Библии, но не к этимологическому смыслу слова, который уже утерян: «Божий лев» и «дух воздуха» совершенно не совместимы по смыслу. И, наконец, в новейшие времена это слово семиотически ослабева- ет окончательно: и в романе Александра Беляева, и в мультфильме «Русалоч- ка» студии Диснея герои наделяются этим именем, исходя лишь из эмпатии к фонетике его звучания с очень неявной коннотацией не этимологического, а шекспировского значения «духа воздуха и моря». Никакой другой архаический символ не был столь противоречив в своей семантике, как ‛левʼ. Особенно двойственность ‛льваʼ очевидна при столкно- вении культур ближневосточных и европейских. Уже в Древней Греции, где, судя по скульптурным композициям, лев — символ царской власти, с одной стороны, и, исходя из мифа о Геракле, существо «терзающее», символ ярости 38 Pаздел I. Коды и письменность и смерти, представитель хтоноса, с другой стороны. Контраст между терри- ториальными концепциями усиливается во времени. В европейской традиции побеждает идеологема ‛льваʼ как символа верховной власти. В период Реформации и наступающего классицизма в искусстве ‛левʼ про- должал воплощать идею власти, но Папской и враждебной. В изобразительном искусстве эту тему развивают художники Северного Возрождения и класси- цизма: Лукас Кранах, Рембрандт, Ван Дейк, Рубенс, Альбрехт Дюрер. В лите- ратуре одним из первых образ Самсона-борца воплотил приверженец Мартина Лютера Ганс Сакс в трагедии «Самсон» 1556 г. Особенную популярность эта тема приобрела у протестантов в XVΙΙ в. как символ борьбы против власти понтификата. Наиболее значительным произведением этого периода мож- но назвать драму Дж. Мильтона «Самсон-борец» 1661 г. В это время, период Cеверного Ренессанса и раннего классицизма, образ Самсона становится лю- бимым символом борьбы с испанской и французской оккупацией Голландии и боровшейся за свою национальную самоидентификацию Фландрии. Позже и в России скульптурная композиция «Самсон, раздирающий пасть льва», от- литая из свинца Бартоломео Франческо Растрелли к 25-летию Полтавской бит- вы, стала центральной в каскаде Петергофских фонтанов, и в ней фигура льва соотносилась со Швецией, у которой ‛левʼ до сих пор является гербом этого королевства. В XΙX в. в Италии с началом национально-освободительного движения итальянского народа против иноземного господства и за объединение раз- дробленной Италии во второй половине ХIХ в. опера «Набукко» («Nabucco», 1841 г.), написанная по библейским мотивам, встречалась при каждом ис- полнении восторженными манифестациями, а сам Джузеппе Верди стал музыкальным лидером Рисорджименто (итал. il risorgimentо — возрожде- ние, обновление). Поразительно, но опера «Набукко» предвосхитила ре- волюционные открытия в исторической и археологической науках. Про- шлое буквально на глазах восставало из земного праха. В год постановки оперы в Ла Скала археолог Поль-Эмиль Ботта (фр. Paul-Еmile Botta ) при- ступил к раскопкам древнего поселения на месте бывшей Ниневии (близ Хорсабада) — Дур-Шаррукин, столицы Ассирии в последние годы правле- ния Саргона II. Открытия последовали одно за другим, и то, что казалось только мифичным, материализовалось: Древний Восток с его архитекту- рой, культурой и ее носителями обрел историческую достоверность. Рас- копки в Междуречье раздвинули сознание европейцев: вавилонский царь Навуходоносор II стал реалией ХIХ столетия, двадцать шесть веков спустя. И сама музыка, и понимаемый культурой Италии в период ее борьбы по- литический и героический пафос, очевидный в опере, создавали метафору в словах Захарии (еврейского лидера в плену Навуходоноссора ΙΙ): Piomba |