Н. П. Пешкова (зам отв редактора)

191 
 
структуры отдельно взятых текстов, формирующие уникальность его стиле-
вой организации. 
Понятие доминанты стало одним из наиболее плодотворных понятий, 
что  подтверждается  его  активным  использованием  в  литературоведении, 
лингвистике текста и психолингвистике. 
Понятие доминанты ввѐл в научный оборот психофизиолог Л.А. Ух-
томский, который утверждал, что именно принцип доминанты является фи-
зиологической  основой  внимания  и  предметного  мышления.  По  мнению 
Л.А.  Новикова,  поиск  ведущих  доминантных  речевых  средств  позволяет 
выделить главные «ключевые» слова, семантические текстовые поля и т.п., 
организующие целостное единство текста [4, с.31]. 
Доминанту можно определить  как фокусирующий  компонент произ-
ведения, она управляет, определяет и трансформирует отдельные компонен-
ты. Доминантой признаѐтся любой компонент текста, вследствие чего поня-
тие  доминанты  используется  при  анализе  содержательной,  структурной  и 
коммуникативной организаций текста. При этом в качестве доминанты мо-
гут  рассматриваться  как  содержательные,  так  и  формальные  средства  [1, 
с.214]. 
Различия  в  подходе  определяют  различные  типы  доминант  и  их  на-
именования,  например:  рематическая  доминанта  (Г.А.  Золотова),  эмоцио-
нально  смысловая  доминанта  (В.П.  Белянин),  грамматическая  доминанта 
(О.И. Москальская, Е.И. Шендельс). 
Доминанта,  как  показано  выше,  понимается  как  явление  многосто-
роннее,  связанное  с  различными  сторонами  организации  текста,  в  связи  с 
чем, она является эффективным инструментом анализа, прежде всего, фор-
мальных средств выражения содержания. 
В  нашем  исследовании  принимается  точка  зрения  о  доминантности 
внутренней формы текста по отношению к внешней, получившая обоснова-
ние  в  работах  по  психолингвистике  и  семантике  текста  [3,с.31;  5].  В  соот-
ветствии  с  этой  точкой  зрения,  внутренняя  форма  представляет  собой  ту 
основу, на которой строится сообщение [4]. 
Именно  на  уровне  внутренней  формы  осуществляются  внутренняя 
связность,  развѐрнутость,  пресуппозиция  текста.  Это  наиболее  существен-
ные  характеристики,  являющиеся  ведущими  составляющими  типологиче-
ской модели текста.  
Лингвистические  и  психолингвистические  характеристики  внутрен-
ней и внешней форм текста, как выявило исследование Н.П. Пешковой, свя-
заны  такой  системой  отношений,  при  которой  тип  структуры  содержания 
как детерминанта определяет собой все другие признаки внутренней струк-
туры,  являющиеся  либо  еѐ  составной  частью,  как  пресуппозиция,  либо  еѐ 
неотъемлемыми,  существенными  свойствами,  как  связность  и  развѐрну-
тость. Тип структуры содержания влияет также на выбор способа изложения 

192 
 
сообщения,  обусловливающего,  в  свою  очередь,  вид  последовательности 
элементов текста, его линию синтаксического движения, наличие / отсутст-
вие субъективной модальности и т. д. [6, с.25]. 
Анализ  исследуемого  материала  позволил  прийти  к  заключению  о 
доминантности тех или  иных компонентов текста и корреляции с ними ти-
пологически  значимых  характеристик  текста,  принадлежащих  его  внутрен-
ней и внешней структуре [2, с.67]. 
Литература 
1. Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и 
практика: Учебник; Практикум/ Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. – 2-е изд. – М.: 
Флинта: Наука, 2004. – 214-215с. 
2. Даутова Г.Х. Когнитивная модель типологического анализа  текста дело-
вого письма (на материале русского и английского языков). Дисс. Канд фи-
лол. наук. Уфа: УГАТУ, 2004. с 67.  
3. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М., 1982. 
4.  Новиков  Л.А.  Язык  и  художественное  познание:  Методологические  за-
метки об эстетическом освещении действительности//Методология лингвис-
тики и аспекты изучения языка. М., 1980. с. 31. 
5. Новиков А. И. Семантика текста и еѐ формализация. М., 1983. 
6. Пешкова Н.П. Типология научного текста. Психолингвистический аспект. 
Уфа: УГАТУ, 2002. с.25. 
© Даутова Г.Х., 2012 
 
 
УДК 811.111-2 
Дзюба Н.В., Скуденкова Е.Е.  
г. Мозырь (Беларусь) 
 
Стилистические средства создания образа женщины в рекламе  
глянцевых журналов 
 
Современное общество невозможно представить без огромного коли-
чества  информации,  получаемой  из  различных  источников.  Одним  из  них 
является реклама в женских глянцевых журналах. 
Рекламный текст, включающий выразительные возможности средств 
языка,  способствует  продвижению  товара  на  рынке.  При  этом  осуществля-
ется  воздействие  на  адресата,  выражающееся  в  формировании  различных 
стереотипов  поведения,  в  том  числе  и  гендерных.  Гендерные  стереотипы 
«актуализированы  в  общественном  сознании  некоторой  культуры  и  отра-
жают набор характеристик, приписываемых определенному полу. Это куль-
турно  и  социально  обусловленные  мнения  и  пресуппозиции  о  качествах, 
атрибутах и нормах поведения представителей обоих полов и их отражение 

193 
 
в языке»[1, с.189]. 
Одним из  ключевых понятий в любом дискурсе является образ жен-
щины. В силу этого он активно используется в рекламных текстах. Анализ 
таких текстов позволяет выявить не  только культурную, но также и языко-
вую специфику представления понятия в разных языковых системах. 
Образ  женщины  в  английской  и  русской  культурах  традиционно  ас-
социируется  с  молодостью,  красотой,  сексуальной  привлекательностью, 
ролью жены и матери, однако все чаще появляется образ независимой жен-
щины, увлеченной карьерой, особенно в английской культуре. 
На вербальном уровне в процессе создания образа женщины исполь-
зуются  различные  стилистические  средства:  эпитеты,  метафоры,  олицетво-
рения, сравнения, игра слов. 
Эпитеты определяют предмет рекламы, подчеркивают его специфику 
и уникальные качества. Наиболее употребительными в англоязычных изда-
ниях являются следующие: dazzling (ослепительный), sensual (чувственный), 
perfect  (совершенный),  posh  (шикарный).  В  русскоязычных  глянцевых  жур-
налах  чаще  употребляются:  ослепительный,  изысканный,  чувственный,  ес-
тественный, безупречный. 
Нередко встречается метафора: 
Twice the lashes for eyes that smile (Удлини ресницы смеющихся глаз) 
– реклама туши Max Factor. 
Высокая мода для Ваших ресниц. Возьмите новую высоту - реклама 
туши High Impact Mascara от Clinique. 
В обеих культурах образ женщины создается при помощи олицетво-
рения: 
Магне B6 форте восполняет запас магния, укрепляя здоровье нервной 
системы и возвращая тебе ощущение счастья. 
Также следует отметить частое употребление сравнения: 
It is more than just fighting wrinkles (Это больше, чем борьба с морщи-
нами) – реклама крема от морщин от Shiseido. 
Всего лишь раз в русскоязычной рекламе встретилась игра слов: 
Nivea. Sos – бальзам для тела. Комфортное SOSтояние вашей кожи 
Анализируемые стилистические  средства,  отображающие  образ жен-
щины, имеют много общего в сопоставляемых языках, чаще всего встреча-
ются  эпитеты  и  метафоры,  для  английского  языка  более  характерно  упот-
ребление сравнения, для русского – олицетворения. 
Литература 
1. Кириллина, А.В. Гендерные аспекты языка и коммуникации: Автореферат 
на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук./ А.В. Кириллина.//М.:2000, - 369 с. 
2. Cosmopolitan. April 2012.UK 
3. Cosmopolitan. Декабрь 2012. Россия 
© Дзюба Н.В., Скуденкова Е.Е., 2012 

194 
 
УДК 81-13  
Дуброва Ю. Ю. 
г.Москва (Россия) 
 
Институциональность военного дискурса 
 
Начиная со второй половины 20-го века, в центре внимания лингвис-
тической  науки  оказывается  человек  с  его  психическими,  социальными  и 
этнокультурными характеристиками, развивается коммуникативный подход 
к языку, изучающий функционирование языка в различных социальных ус-
ловиях.  Первоочередное  внимание  уделяется  существенным  обстоятельст-
вам, обеспечивающим  успешное  использование  языка  субъектом коммуни-
кативной деятельности для достижения своих целей. Одним из новых поня-
тий,  которые  бы  отразили  интегративный  характер  воздействия  всех  пере-
численных факторов на речевую деятельность человека, стал дискурс, быст-
ро осознанный как междисциплинарный термин.  
В  работах  последних  лет  неоднократно  предпринимались  разнооб-
разные  попытки  систематизации  и  классификации  существующих  теорий 
дискурса и дискурс-анализа. Однако единого определения термина  дискурс 
в  современной  лингвистике  не  существует.  На  основе  анализа  теоретико-
методологических подходов к дискурсному анализу Марианне Йоргенсен и 
Луиза Филлипс в книге  «Discourse Analysis as Theory and Method» устанав-
ливают, что «дискурс – это особый способ общения и понимания окружаю-
щего мира (или какого-то аспекта мира). [4, с.18.] <…> – это форма соци-
ального  поведения,  которая  участвует  в  формировании  социального  мира 
(включая знания, людей и социальные отношения)» [4, с.24]; и констатиру-
ют, что за каждой социальной практикой в языке закреплены определенные 
речевые формулы (особый способ общения). 
Развивая  идеи  Фердинанда  де  Соссюра,  постструктуралисты  отвер-
гают понимание языка как «замкнутого целого» [5, с.35], где все знаки одно-
значно соотносятся друг с другом, и отстаивают точку зрения, что значения 
знаков могут изменять свое положение по отношению друг другу в соответ-
ствии с  контекстом, в котором они используются.  Дискурс  понимается как 
совокупность  фиксированных  значений  в  пределах  определенной  области. 
Фиксация значений происходит вокруг центрального понятия [6, p.37].  
Работая над типологией дискурсов, А.А. Кибрик в качестве одного из 
критериев  выделяет  категорию  формальности,  в  основе  которой  лежит  ха-
рактер  социальных  отношений  между  говорящим  и  адресатом  (в  качестве 
других критериев для классификации дискурсов предлагаются модус, жанр 
и  функциональный  стиль)  [3,  с.12].  Выделенная  А.А.  Кибриком  категория 
пересекается  с  противопоставлением  личностно-ориентированного  и  ста-
тусно-ориентированного дискурса в исследованиях В.И. Карасика. 

195 
 
 
Согласно  позиции  В.И.  Карасика,  «институциональный  дискурс 
представляет собой общение  в заданных рамках статусно-ролевых отноше-
ний» [1]. «Общение в социальных институтах строится по законам соответ-
ствующих  институтов  и  согласно  общим  коммуникативным  нормам,  при-
сущим той культуре, где существуют эти институты» [2, с.23].  
Гюнтер  Кресс  в  работе  Linguistic  processes  in  sociocultural  practice 
(1895) определяет дискурс  как совокупность закрепленных в языке формул 
общения, присущих определенному социальному институту, и говорит, что 
дискурсы  задают  рамки  использования  определенных  языковых  средств: 
лексики, синтаксической организации текста; кроме того, определяют выбор 
жанров и их текстовых реализаций [7, p.6-7].  
Т.А.  ван  Дейк  определяет  дискурс,  разворачиваемый  в  учреждениях 
определенного  социального  института,  производимый  коммуникантами, 
выступающими в своих профессиональных социальных ролях как институ-
циональный [9, p. 20]. 
Таким  образом,  для  анализа  дискурса  необходимо  применять  меж-
дисциплинарный  подход,  который  сочетает  в  себе  анализ  текстов  и  соци-
альных практик.  
Военный  дискурс  относится  к  институциональному  (статусно-
ориентированному) типу дискурса.  
Под содержанием военного дискурса мы  предлагаем понимать  сово-
купность существенных признаков военного дискурса, общих для всех жан-
ров данного дискурса и отличающих его от других типов дискурса. 
В зависимости от режима общения между участниками, обусловлен-
ного типовыми ситуациями, в которых разворачивается дискурс, можно вы-
делить три группы жанров: директивные (приказ, распоряжение, директива), 
организационные  (устав,  руководство,  инструкция),  информационно-
справочные  (рапорт,  сводка,  отчет,  справка).  Целевая  установка  документа 
фиксируется  в  заголовке.  Как  правило,  используются  «перформативные» 
отглагольные дериваты:  приказ, распоряжение, директива,  руководство:  or-
der,  instruction,  directive,  guide  и  т.д.  Отмечается  употребление  перформа-
тивных глаголов в настоящем времени и после глагола shall: to assign, to es-
tablish, to inform, to provide, to ensure.., что выражает волю адресанта: приказ, 
распоряжение и т.д. ―The Under Secretary of Defense (Comptroller) shall pro-
vide  information  to  DoD  components‖…  (Заместитель  министра  обороны  (по 
ревизионно-финансовой службе) дает указания подразделениям Министер-
ства  обороны…).  Характерной  формой  выражения  предписания,  долженст-
вования является страдательный залог. Такая форма изложения снимает ок-
раску  индивидуальности,  информация  адресована  человеку  как  исполните-
лю определенной социальной роли. В военных материалах особенно широко 
представлены  инфинитивные  конструкции,  так  как  инфинитив  выражает 
долженствование,  необходимость  совершения  действия,  категорический 

196 
 
приказ,  придает  динамику  действию.  Неопределенно  личные  и  безличные 
конструкции  подчеркивают  неравные  позиции.  Проиллюстрируем  вышена-
званные положения на примере: ―However, it is emphasized that CINC is re-
sponsible  to  ensure  that  all  military  activities  within  his  AOR  are  examined 
against  standard  of  DoD  Directive...‖  (Необходимо  особо  подчеркнуть,  что 
главнокомандующий отвечает за проверку деятельности вооруженных сил в 
пределах  зоны  ответственности  на  предмет  ее  соответствия  требованиям 
Директивы  Министерства  обороны…).  Кроме  того,  в  военных  материалах 
используется объективная модальность, с помощью категоричной объектив-
ной  модальности  подчеркивается  и  усиливается  авторитет  отправителя  со-
общения,  он  занимает  позицию,  которая  позволяет  ему  давать  приказания. 
Широко  используется  модальность  облигатива,  например:  ―In  applying  this 
standard, commanders and managers must take account of the mission…‖ (Сле-
дуя  положениям  руководства,  командиры  и  начальники  обязаны  учиты-
вать  сложность  выполняемой  задачи…).  Для  военных  нормативных  доку-
ментов  характерно  использование  конструкций  с  отрицательными  место-
имениями  вместо  конструкций  с  отрицательными  формами  глагола-
сказуемого, например: ―Nothing in this Directive shall detract from, nor be con-
strued  to  conflict  with,  the  authorities  and  responsibilities  of  the  Combatant 
Commanders…‖  (Положения  настоящей  Директивы  не  ограничивают  и  не 
вступают  в  конфликт  с  возложенными  на  главнокомандующих  полномо-
чиями…).  Это  объясняется  характером  нормативных  документов,  требую-
щих, прежде всего выполнения имеющегося в документе побуждения к дей-
ствию. Отмечается низкая степень интердискурсивности. В текстах присут-
ствуют элементы  официального и научного дискурсов, отличительной чер-
той которых является точность, объективность изложения; и, в зависимости 
от жанра, элементы политического дискурса, где на первый план выступает 
воздействующая функция. Согласно теории Н. Фэркло, низкий уровень ин-
тердискурсивности свидетельствует о консервативности. В текстах воспро-
изводится  установленный  порядок  составления  документов,  они  четко 
структурированы.  Предложения,  объединенные  в  сверхфразовые  единства, 
как правило, оформлены в абзац. Каждому абзацу присвоено буквенное или 
цифровое  обозначение.  Насыщенность  документов  многокомпонентными 
терминами, которые вследствие частоты употребления в документе заменя-
ются сокращениями, объясняется определенной функциональной нагрузкой, 
характеризующей военную сферу общения: сжатость, четкость формулиро-
вок,  точность,  ясность,  подчеркнутая  логичность  изложения,  легкость  вос-
приятия передаваемой информации.  
Дискурсивная практика выявляет закономерности смыслового и фор-
мального соединения структурных (межфразовых) связей в текстах (прини-
мая во внимание, что минимальной дискурсивной единицей является преди-
кация [3, с.2]). В основе механизмов построения текстов 

 коммуникативное 

197 
 
намерение автора. Так, в текстах директивного характера преобладает смы-
словая связь: «предписание» enablement и «побуждение к действию» motiva-
tion  [8,  p.  291].  Например:  ―1.This  Directive  establishes  the  Chairman  of  the 
Joint Chiefs of Staff as the principle adviser to the Secretary of  Defense … 2. The 
Chairman  of  the  Joint  Chiefs  of  Staff  shall  serve  as  the  principle  advisor  to  the 
Secretary  of    Defense…‖  (1.  Председатель  Объединенного  комитета  началь-
ников  штабов  назначается  главным  советником  министра  обороны  по  во-
просам…  2.  Председатель  Объединенного  комитета  начальников  штабов 
является главным советником министра обороны по вопросам…(далее дает-
ся подробный перечень обязанностей). Условно можно выделить две части: 
ядро  и  пояснительную  часть.  В  первом  предложении  (ядро)  обозначается 
руководящее  указание,  во  втором 

  действия,  которые  необходимо  пред-
принять  для  выполнения  предписаний.  ―1.  [The  Under  Secretary  of  Defense 
shall:] Be the DoD official responsible for AT technology development and expe-
dite the application of new technology to meet force protection needs. 2. Attention 
will  be  given  to  fielding  advanced  contraband  detection  systems.‖  (1.  [Замести-
тель министра обороны] Берет на себя ответственность за развитие техноло-
гий по защите от террористических актов и способствует продвижению но-
вых технологий, отвечающих требованиям безопасности объектов и личного 
состава  Министерства  обороны.  2.  Особое  внимание  следует  уделить  вне-
дрению высококлассных систем обнаружения контрабанды). Так, во втором 
предложении содержится побуждение к действию, выраженное в ядре (пер-
вом предложении).  
Большое количество общеупотребительных слов приобретают специ-
фические для военной области значения. Так, в инструкции по эксплуатации 
оружия  центральным  понятием,  вокруг  которого  фиксируются  значения, 
выступает «оружие», поэтому такие слова как ―dry‖ zeroing test - «настройка 
без боевых патронов», rounds –  «патроны», ср. live round – боевой патрон, 
dummy «учебный патрон», blank «холостой» (о боеприпасах), bore  «калибр 
(оружия)», chamber «патронник» и т.д. приобретают специальные значения. 
Таким  образом,  подтверждается  тезис  о  влиянии  социальной  практики  на 
структуру  текстов,  произведенных  в  рамках  определенной  дискурсивной 
практики, что доказывает институциональность военного дискурса. 
Литература 
1.
 
Карасик  В.И.  О  типах  дискурса  [Электронный  ресурс]  //  Языковая  лич-
ность:  институциональный  и  персональный  дискурс:  Сб.  науч.  тр.  Волго-
град: 
Перемена, 
2000. 
– 
С. 
5-20. 
URL: 
http://homepages.tversu.ru/~ips/JubKaras.html. 
2.
 
Карасик  В.И.  Модусы  институционального  дискурса  //  Дискурс  как  со-
циальная  деятельность:  приоритеты  и  перспективы:  Материалы  междуна-
родной научной конференции, Москва, 17-18 ноября 2011. – М.: ИПК МГЛУ 
«Рема», 2011. – С 22-24. 

198 
 
3.
 
Кибрик А.А. Модус, жанр и другие параметры классификации дискурсов 
//  Вопросы  языкознания,  2009.  №2.  С.3–21  [Электронный  ресурс],  URL: 
http://www.philol.msu.ru/~otipl/new/main/people/kibrik-
aa/files/Discourse_classification@VJa_2009.pdf. 
4.
 
Марианне В. Йорrенсен, Луиза Дж. Филлипе. Дискурс-анализ. Теория и 
метод  /  Пер.  с  aнгл.  –  2-e  изд.,  испр.  −  Х.:  Изд-во  «Гуманитарный  Цeнтp», 
2008. − 352 с 
5.
 
Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики: Пер. с фр. /Под. ред. и с примеч. 
Р.И. Шор. Изд. 4-е. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. – 256 с. 
6.
 
Jørgensen M., Phillips L. Discourse Analysis as Theory and Method. 

 SAGE 
Publications Ltd, 2002. 
7.
 
Kress  G.  Linguistic  processes  in  sociocultural  practice.  –  Deakin  University, 
1985. 
8.
 
Matthiessen Ch., Thompson S. A. The structure of discourse and ―subordina-
tion‖// Clause combining in grammar and discourse .

 Vol. 18 / Ed. J. Haiman, S. 
Thompson. 

 Amsterdam; Philadelphia: J. Benjamins, 1988. 

 P. 275-331. 
9.
 
Van Dijk T. A. Political discourse and ideology. – University of Amsterdam, 
2002. 
– 
P. 
15-34, 
[Электронный 
ресурс], 
URL: 
http://www.discourses.org/OldArticles/Political%20Discourse%20and%20Ideolo
gy.pdf
. 
© Дуброва Ю.Ю., 2012 
 
 
УДК 81‘38 
Евдокимова Е.В., Тимирханов В.Р., Убийко В.И., Батталова А.Р. 
г. Уфа (Россия) 
 
Когнитивно-эйдетические аспекты изучения творчества  
семьи Аксаковых 
 
Сергей Тимофеевич Аксаков принадлежит к числу выдающихся лич-
ностей, чьи имена остаются в истории и памяти народа на века. Многогран-
ность его таланта  поразительна: это был писатель-гуманист, оказавший ду-
ховное влияние на многих великих художников слова, прогрессивный лите-
ратурный и театральный критик, переводчик, настоящий знаток и ценитель 
природы, великий семьянин  – глава большой, по-настоящему русской, зна-
менитой  семьи.  Сплочѐнная  взаимной  любовью,  крепкая  укладом  право-
славных  традиций  в  сочетании  с  европейской  образованностью,  одухотво-
рѐнная  идеями  благородства  и  добра,  семья  Аксаковых  стала  уникальным 
явлением отечественной и мировой культуры. 
Особенным  художественным  даром  С.Т.  Аксаков  был  наделѐн  от 
природы;  став  писателем,  обладающим  редкостной  наблюдательностью, 

199 
 
прозорливостью и правдивостью, он реализовал в своѐм творчестве опреде-
лѐнный взгляд на русский язык. Биографическая проза С.Т. Аксакова отли-
чается  ясностью,  точностью  словесного  выражения,  тексты  его  произведе-
ний имеют ярко выраженные идиостилистические особенности. «Чутко вос-
приняв наиболее ценные и прогрессивные идеи в концепции литературного 
языка А.С. Шишкова, писатель самостоятельно вырабатывает в своей худо-
жественной  практике  принципы  словоупотребления,  близкие  к  принципам 
пушкинской поэтики» [5, с.41]. С.Т. Аксаков всегда тяготел к яркому, несу-
щему  в  себе  максимальную  смысловую  нагрузку  слову,  поэтому  аксаков-
ский  язык  признаѐтся    важнейшей  составляющей  всего  творческого  насле-
дия писателя. Не случайно К. Бальмонт отмечал: «Воплотители величайшей 
гармонии русского духа, его солнечной основы, его зеркальной ясности, его 
слияния  с  природой,  чей  волевой  мирозданный  станок  размерно  творит  в 
веках, поставляя жужжание мошки в тот же ряд, где и дикие пропасти чело-
веческой души, создатели самой чистой, первородной русской речи, - самый 
русский поэт Пушкин, самый русский прозаик Аксаков». 
В конце XX – начале XXI в. обозначился особый интерес к личности 
и  деятельности  С.Т.  Аксакова  и  его  семьи.  На  родине  писателя  ширится, 
развивается аксаковское движение, история Аксаковых активно изучается с 
самых  разных  точек  зрения.  «Лингвистическая  ветвь»  аксаковедения  пред-
ставляет  собой  сегодня  многоаспектное  плодотворное  исследование  худо-
жественного наследия выдающегося русского писателя, трудов его сыновей. 
Можно считать, что прошедшая в Башкирском государственном уни-
верситете в 1991 году юбилейная, посвящѐнная 200-летию со дня рождения 
С.Т. Аксакова научная конференция с участием специалистов всей России – 
от Петрозаводска до Южно-Сахалинска, а также Украины, Молдовы и Гер-
мании, дала мощный импульс для формирования лингвистического направ-
ления аксаковедения. Следующие 20 лет ознаменовались появлением боль-
шого  количества  статей,  материалов  конференций  (крупнейшие  из  них  со-
стоялись  в  Уфе,  Ульяновске,  Оренбурге),  диссертаций,  связанных  с  изуче-
нием языка Аксакова. 
Уфимским  городским  советом  в  1992  году  был  учреждѐн  ставший 
традиционным конкурс научных студенческих работ, посвященных творче-
скому  наследию  семьи  Аксаковых,  лауреатами  которого  практически  еже-
годно  становились  воспитанники  лингвистических  школ  БашГУ  и  БГПУ. 
Под руководством профессоров Р.М. Гайсиной, Р.А. Каримовой, В.Л. Ибра-
гимовой,  В.Р.  Тимирханова,  И.В.  Артюшкова,  доц.Е.В.  Евдокимовой,  В.И. 
Убийко студентами были выполнены талантливые оригинальные работы по 
аксаковской  проблематике,  нередко  имеющие  продолжение  в  научных  ис-
следованиях уже более высокого уровня. 
Обобщѐнно можно представить несколько направлений в рамках лин-
гвистического аксаковедения. 

200 
 
1. Научный, академический подход к изучению творчества С.Т. Акса-
кова на основе глубокого и разностороннего анализа реализуется в работах, 
посвящѐнных  исследованию  лексических  групп,  фразеологических  единиц, 
стилистических  жанровых  средств,  речевому  поведению  персонажей  (Аю-
пова С.Б., Евдокимова Е.В., Николина Н.А., Сальникова ВВ., Раевский В.В., 
Фазылова Г.Х., Чванова И.В., Чжу  Сяодун,  Яковлева  Т.В. и др.). В связи с 
развитием когнитивной (концептуальной) лингвистики и лингвокультуроло-
гии  были  предприняты  попытки  проанализировать  черты  языковой  лично-
сти С.Т. Аксакова, определить свойства концептов в когнитивном простран-
стве  аксаковского  текста  (Арапова  О.А.,  Кузьмина  Г.Ш.,  Левушкина  О.Н., 
Николаева Н.Г., Шестакова Е.Ю.). 
2. Методическое, образовательно-филологическое направление связа-
но прежде всего с разработками системы уроков, элективных курсов и спец-
курсов, материалов олимпиад на основе изучения творчества С.Т. Аксакова 
и  его  семьи  (Дорожкина  Т.Н.,  Закирова  Э  Н.,  Кузина  Г.Н.,  Угрюмов  В.Е.). 
Особое место здесь занимает лингвокраеведение, поскольку жизнь Аксако-
вых неразрывно связана с Башкирией (Аюпова Л.Л , Махмутова А.С, Хиса-
мова Г.Г., Ямалетдинова А.М.). 
3. Исследование трудов К.С. Аксакова - это анализ идей талантливого 
и во многом оригинального филолога, его научного вклада в разработку во-
просов  истории  и  теории  русского  языка  (Безлепкин  Н.И.,  Жаплова  Т.М., 
Каримова  Р.А.,  Кондрашов  Н.А.,  Пятаева  Н.В., Тимирханов  В.Р.,  Яковлева 
Е.А.). 
4.  Лексикографические  разработки  наследия  Аксаковых  следует  от-
нести пока к только начинающему развиваться направлению. В общефило-
логическом «Словаре литературных типов» (1909 г.) нашли отражение реа-
лии произведений С.Т. Аксакова, собственно язык писателя пока  представ-
лен в сводных словарях (см. об этом: 9, с.114- 115). Особенно важно поэто-
му  отметить  издание  лингвокультурологического  словаря-комментария  «И 
образ мира, в слове явленный…» (автор Г.Ш. Кузьмина, Уфа, 2004 г.) к его 
биографическим книгам. Уже существует специальный конкорданс к произ-
ведениям  С.Т.  Аксакова,  составленный  Р.О.  Зиянгировым,  как  часть  ЭНИ 
«Весь Аксаков» (aksakov.do.am/index/konkordans/0-22). Определѐнным вкла-
дом в лексикографическую разработку произведений писателя следует счи-
тать  «Словарь  языка  ребѐнка:  субстантивная  лексика»  (Уфа,  2005),  где  со-
ставитель В.В. Сальникова описывает тематические группы лексики повести 
«Детские годы Багрова-внука».  
В русле каждого из направлений разрабатываются частные проблемы. 
Несмотря на достаточно большой накопленный опыт, в пространстве 
языковедческой  сферы  аксаковедения  есть  много  «белых  пятен».  Так,  на-
пример, хотя  С.Т. Аксакова много переводили и переводят  на  европейские 
языки,  на  китайский  язык,  практически  нет  научных  работ  (т.е.  теоретиче-

201 
 
ского осмысления), посвящѐнных проблемам перевода (отметим только ос-
новательные разработки в этой области проф. Т.Л. Селитриной). 
В выявлении идиостилистических черт аксаковского текста большую 
роль может сыграть сопоставительный анализ концептосферы его и других 
художников слова – современников и последователей С.Т. Аксакова. Таких 
работ пока немного (Белая А.С., Каракуц-Бородина Л.А., Козыро Л.А.).  
Очевидно, что в лингвистическом плане достаточно полно изучается 
лишь биографическая проза С.Т. Аксакова, а другие произведения и публи-
цистика ещѐ ждут своего часа. Между тем, известно, что писатель, как пра-
вило, строго следовал законам жанра, поэтому важен лингвостилистический 
анализ разных его текстов. 
Наконец,  нельзя  не  отметить  и  отсутствие  единого  теоретического 
подхода  в  области  аксаковской  лексикографии.  Несмотря  на  многообразие 
попыток  лексикографического  освоения  языка  Аксакова,  все  они  носят 
фрагментарный характер, частично фиксируя авторское словоупотребление, 
хотя сегодня уже есть потребность в широком историко-энциклопедическом 
аспекте  словарных  разработок.  Это  происходит  ещѐ  и  потому,  на  наш 
взгляд,  что  мы  пока  не  можем  представить  в  полном  объѐме  масштаб  С.Т. 
Аксакова и всей его семьи как феномена, оказавшего колоссальное влияние 
на русское мировоззрение и мировосприятие, в том числе и в его эйдетиче-
ской цельнооформленности. 
В  плане  дальнейшей  лексикографической  разработки  аксаковского 
наследия  считаем  возможным  предложить  следующие  базовые  теоретиче-
ские позиции.  
1.
 
Лингвофилософскую  аутентичность,  что  означает  максимально 
возможную степень близости его методологии принципам лингвистического 
мировоззрения 
Аксаковых: 
реалистическому 
и 
синергийно-
онтологическому. Об этом см. подробнее в [7]. 
2.
 
Эйдетику, закономерно  «вырастающую»  из  лингвофилософской 
матрицы  Словаря  и  являющуюся  основным  регулятивным  принципом  лек-
сикографирования.  Апелляция  к  эйдетическому  ресурсу  свидетельствует  о 
(признании)  принципиальной  неустранимости  смыслового  слоя  между  ми-
ром  идей,  существующих  до  языка  и  вне  языка,  и  самим  языком,  т.е.  смы-
слового  уровня,  организующего  и  формирующего  взаимодействие  (синер-
гию) внеязыковой и языковой реальности. Для русской реалистической лин-
гвофилософии  принципиально,  что  языковые  смыслы  не  могут  возникать 
вне связи с доминирующим в сознании эйдетическим слоем, формирующим 
синергийную основу языка, тогда как «аналитические концепции предпочи-
тают  обходиться  без  третьего,  наряду  с  логикой  и  языком,  уровня  чистого 
смысла…,  постулируя  прямую  (без  посредующего  звена  в  виде  эйдосов) 
корреляцию  логического  смысла  и  внеположной  действительности»  [4, 
с.292]. В свете эйдетического подхода особым образом переосмысливаются 

202 
 
когнитивные и дискурсивные принципы Словаря.  
3.
 
Когнитивность, которая осмысливается как принцип реализации 
едино-раздельного  отношения  языковых  смыслов  с  сознанием  и  внеполож-
ным миром идей и вещей, связи, опосредованной эйдетическим слоем и обу-
словленной не отражением понятий в языке, но пониманием понятий (иначе 
–  мира  идей),  пониманием,  пронизанным  свойствами  самой  личности,  фак-
тором  участвующей  в  этом  осмыслении  личности  (категория  «интеллиген-
ции» у А.Ф. Лосева). Тезис «слово есть сознание» [1, с.31] находит выраже-
ние  в  целой  системе  лингвофилософских  положений,  среди  которых  здесь 
уместно остановиться на  следующих: а)  «начало языка и грамматики есть 
целый  акт  сознания,  сама  речь»  [там  же],  б)  «сознание  есть  освобождение 
себя, отделение себя от всего другого, от всего остального мира, знание се-
бя»  [там  же,  с.32],  потому  оно  всегда  «интеллигентно»,  «личностно»,  в) 
«сознание не может быть не полно» явившемся, воплотившемся в языке [там 
же, с.33], г) «сознание не есть простое отражение предмета… Сознание есть 
понимание  предмета  с  полным  отчетом  в  этом  понимании»,  то  есть,  т.о., 
«сознание есть в то же время выражение предмета» [там же, с.12-13], д) соз-
нание  «дает  предмету  равномерный  образ  и  переносит  его  во  внутренний 
мир духа, в область разума, где получает он признание и оправдание…, где 
является  возможность  нового  бытия,  вне  материи,  бытия  в  идее  понимае-
мой»  [там  же,  с.11],  е)  «слово  стоит  как  посредник  на  рубеже  двух  миров, 
одухотворяя природу и воплощая мысль. В слове, мир внутренний человека, 
определяясь, подает руку миру внешнему, приближенному к нему Словом» 
[там  же,  с.14].  Когнитивный  уровень  лексикографирования  слова  призван 
свидетельствовать  о  диапазоне  идей,  соотносимых  с  эйдетико-словесными 
средствами  (инвентарем),  составляющими  каркас  языкового  пространства 
автора.  
4.
 
Дискурсивность, которая осмысливается как способ представле-
ния о движении и становлении «текучих» (снова определение А.Ф. Лосева), 
подвижных  и  переходящих  друг  в  друга  словесно-речевых  смыслах,  т.е.  о 
характере становления эйдосов в индивидуальном текстовом пространстве (в 
пространстве авторских контекстов), что определяется их взаимодействием с 
многообразием смыслов речевого высказывания, равно как их ментальными 
связями с другими эйдосами в мире идей и слов. В частности, одной из задач 
Словаря является выявление особенностей дистрибуции слов и установление 
смысловых  коннекторов;  например, особенности глагольной  и адъективной 
сочетаемости  слова  любовь  в  контекстах  С.Т.  Аксакова  позволяют  устано-
вить смысловые корреляции по линии эйдосов любовь – дом – семья – кос-
мос  (обитаемое  пространство)  –  целостность  и  др.).  Реализация  данного 
принципа  Словаря также  позволяет фиксировать  действие  целого ряда  дис-
курсивных  переменных:  мировоззренческо-ценностных  (в  т.ч.  морально-
этических), прагматических (в т.ч. ситуационных), ролевых (в т.ч. инстанций 

203 
 
говорения)  и  нарративно-образных  (в  т.ч.  предметно-речевых,  или  предме-
тов  изображения).  Содержание  дискурсивности  осмысливается  в  связи  со 
своеобразно  понимаемой  категорией  стиля,  как  особой  среды,  в  которой 
движение  (взаимодействие)  словесных  смыслов  находит  конкретно-
жизненое воплощение. Поскольку «слово само по себе не есть еще та среда, 
в которой совершается движение поэзии…, не всякое слово являет поэзию», 
нужна  «та  среда, которая выражает все  ее [поэзии] моменты». Этой средой 
становится  «слог,  который  понимаем  мы  как  стиль  в  поэзии»,  здесь  слово 
получает  «индивидуальное  живое  значение»,  «где  уже  вполне  совершается 
явление момента, где он является возможно конкретным» и имеет значение  
как «лицо», как «момент личный» [2, с.9-11]. Только в дискурсе язык касает-
ся жизни реальной, личной, здесь эйдос является как действительная жизнь 
слова, как «реально-жизненная» величина. В той же мере, как идея воплоща-
ется в личное понимание идеи, а конкретика речевого смысла высказывания 
выявляет  единство  эйдоса,  в  дискурсивной  среде  совершается  движение  и 
становление  словесного  значения,  с  тем,  «чтобы  перейти  в  действитель-
ность, быть действительно тем, что оно есть, и только в совокупности своих 
моментов… находит оно свое действительное, истинное, единое, конкретное 
выражение»  [там  же,  с.17].  Так  «единое  возникает  из  множества»  и  «выра-
жается вполне таким образом, в присутствии всех своих моментов» [там же, 
с.18-19]. Так «…слова, выражая жизнь, находятся в соприкосновении друг с 
другом. Различные изменяющиеся отношения слова находят себе выражение 
в самом же слове» [1, с.31]. Не случайно эту сферу Аксаков с одной стороны 
сближает с явлением стиля, а с другой – с областью действия широко пони-
маемых  синтаксических  правил,  «где  является  жизнь  слова,  где  сознание 
является цельным и соответствует цельности жизни» [там же, с.47]. Дискур-
сивный  уровень  лексикографирования слова призван  т.о. предоставить  сви-
детельства  о  выборе  и  взаимодействии  словесных  средств  в  условиях  кон-
кретного  речевого  высказывания,  прежде  всего  зависящих  от  ментальных 
предпочтений автора. 
5.
 
Освоение в едином лексикографическом пространстве всего сло-
весного творчества Аксаковых, включая публицистические, научные произ-
ведения и мемуаристику. Так, в представлении одного из основоположников 
русской онтологической философии слова, С.Н. Булгакова, сфера словесной 
художественности  значительно  шире,  чем  собственно  литература,  ибо  диа-
пазон действия образной природы языка охватывает все словесное творчест-
во:  «Все,  что  человек  делает,  он  делает  как  свободно-разумное,  духовно-
актуальное существо, а не автомат, во всем осуществляется свобода и твор-
чество,  а  потому  может  быть  применима  и  оценка  эстетическая.  …Каждое 
мыслительное произведение есть необходимо и словесное произведение… И 
постольку  всякое  мышление  есть  словесное  художество,  как  бы  ни  были 
малохудожественны  по  исполнению  его  произведения»  [3,  с.208–209].  За 

204 
 
пределами  собственно  литературной  и  богословской  области  также  дейст-
вуют  тропы,  обнажающие  саму  природу  языкового  выражения  сущности: 
«Обычно тропы  считаются  признаком поэтического языка…  Между  тем на 
самом деле они образуют «железный инвентарь» языка, без которого речь не 
может  сделать  ни  одного  шага.  …Самая  простая  повседневная  речь  кишит 
тропами  и  есть  в  этом  смысле  непрестанная  стилизация,  а  не  то  и  поэзия. 
Сравнения и образы вовсе не составляют принадлежности одних только по-
этов. …Язык всегда рисует. …Строение речи, в основе которой лежит име-
нование, предполагает «тропы»…» [там же, с.97–98, 213]. 
Т.о.,  с  точки  зрения  эйдетики,  единственной  смысловой  категорией 
(инструментом), способной указать на  языковые смыслы и аккумулировать 
словесные смыслы текста  в их взаимодействии, является именно  категория 
эйдоса. В этом смысле мы говорим о когнитивно-эйдетической сфере. 
Поясним сказанное выше на элементах анализа сказки С.Т. Аксакова 
«Аленький  цветочек».  Как  известно,  сказка  была  написана  для  внучки 
Оленьки и издана в 1858 г. как приложение к повести «Детские годы Багро-
ва-внука».  «Аленький  цветочек»  занимает  совершенно  особое  место  в  его 
творчестве. Эта сказка вбирает в себя все ключевые основы миросозерцания 
автора и является символом его творчества. Но не только. Она глубоко на-
родна. И  в силу этого она  насквозь пропитана  непреходящими ценностями 
человеческой жизни. «В наш практичный и деньголюбивый век» (А.Н. Афа-
насьев)  многие  из  этих  ценностей  забыты  или  извращены.  Но  сказка 
«Аленький цветочек» озаряет душу читателя и наполняет ее энергией добра 
и красоты. Талант С.Т. Аксакова заключается в том, что он смог превратить 
сказку во что-то еще более удивительное при помощи детальных описаний, 
ярких эпитетов и обилия их синонимов. Вся красота русского языка, его те-
кучесть  и сила  сосредоточены  в  «Аленьком цветочке». Приведем лишь  не-
которые ряды: красота несказанная, неописанная, негаданная; хрусталь вос-
точный,  цельный,  беспорочный;  цветы  распрекрасные,  махровые,  пахучие, 
всякими красками расписанные;  голос  страшный, дикой, зычный, хриплый, 
сиплый;  вид  страшный,  противный,  безобразный;  дочь  милая,  хорошая, 
пригожая,  меньшая,  любимая;  лес  дремучий,  непроездный,  непроходный. 
Прилагательные  отсылают  к  функционально-семантическому  комплексу, 
составляющему  «нижний»  уровень  анализа  текста.  Они  представлены  сле-
дующими группами: 
-  прилагательные,  обозначающие  принадлежность  к  тому  или  иному 
народу, стране: немецкие замки; разбойники бусурманские, турецкие, индей-
ские; часы аглицкие, немецкие; король персидский; персидский воин; 
-  прилагательные,  обозначающие  характер:  дочери  милые,  хорошие; 
честной  купец;  верные  слуги;  нехристи  поганые;  лютые  звери;  славный  и 
могучий  хозяин;  неразумный  и  глупый;  послушный  раб;  добрый,  ласковый, 
милостливый  господин;  верный  раб;  неизменный  друг;  сестры  завистные; 

205 
 
добрая душа; 
-  прилагательные,  описывающий  внешний  вид:    дочери  пригожие; 
красавицы писаные; страшилища безобразные; чудище мохнатое; госпожа 
прекрасная; лицо противное; тело безобразное; вид страшный, противный, 
безобразный; 
- прилагательные, обозначающие  цветовую палитру: аленький цвето-
чек; черный мех; белый день; белый мрамор; зеленый мрамор; позолоченные 
перила;  румяные  плоды;  бархат  зеленый  и  пунцовый;  руки  белые;  сумерки 
серые;  
-  прилагательные,  обозначающие  материал:  двери  железные,  камен-
ная  кладовая,  каменная  гора,  терем  каменный,  хрустальный  тувалет,  бу-
латная  сабля,  посуда  золотая  и  серебренная,  ножки  хрустальные;  сереб-
ренный  полог;  бахрома  и  кисти  жемчужные;  чаша  хрустальная;  малахит 
медный;  кармазинное  сукно;  золотой  перстень;  ширинки  шелковые;  золо-
той кувшин; столы дубовые; мраморная стена; словеса огненные; парчовая 
скамья; 
-  прилагательные,  обозначающие  размер,  величину:  высокий  терем, 
широкая  поляна,  широкий  двор,  широкие  ворота;  фонтаны  воды  высокие, 
большие  и  малые;  кровать  высокая;  мелкие  части;  великие  богатества; 
место высокое; 
-  зооморфные  прилагательные:  рев  звериный,  шипение  змеиное,  крик 
совиный, голос птичий, лебяжий пух; слоновьи и мамонтовые кости; когти 
звериные; совиные глаза; ноги лошадиные; горбы верблюжие; кабаньи клы-
ки.     
Расширяя  диапазон  сочетаемости  вплоть  до  синтаксических  конст-
рукций,  мы  получаем  функционально-смысловую  сферу:  цветет  цветок 
цвету алого; цветочек, которого бы не было  краше на белом свете; красо-
ты  невиданной  и  неслыханной;  цветы  распрекрасные,  махровые,  всякими 
красками расписанные; запах от цветка по всему саду, ровно струя бежит; 
цветы  пахучие;  заповедный,  любимый  цветок;  хоронить  (т.е.  хранить), 
утешаться  цветком;  глядеть;  подарить;  не  жалеть  (для  кого-то)  цвето-
чек;  затрястись  и  заплакать    («Только  дочь  меньшая,  любимая,  увидав 
цветочек аленький, затряслась вся и заплакала, точно в сердце ее ужалило»); 
порадоваться  цветочку;  желанный;  достать;  стоять  [в  кувшине  позоло-
ченном]; цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонили-
ся; вылететь («И вынула она тот аленький цветочек из кувшина золоченого 
и хотела посадить на место прежнее; но сам он вылетел из рук ее и прирос к 
стеблю  прежнему  и  расцвел  краше  прежнего»),  расцвести;  расти,  красо-
ваться («Побежала она на пригорок муравчатый, где рос, красовался ее лю-
бимый цветочек аленький, и видит она, что лесной зверь, чудо морское, ле-
жит  на  пригорке,  обхватив  аленький  цветочек  своими  лапами  безобразны-
ми»),  обхватить;  узнать  (Купец  говорит  дочери:  «Аленький  цветочек  не 

206 
 
хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете»); вы-
нуть [из кувшина]; посадить; сорвать («Вот аленький цветочек, какого нет 
краше на белом свете, о каком просила меня дочь меньшая, любимая». Про-
говорив таковы слова, он подошел и сорвал аленький цветочек»); гостинец; 
золотой  кувшин;  место  высокое,  пригорок  муравчатый;  беседка,  цветами 
заплетенная. 
Опорой  функционально-смысловой  сферы  является  образ  аленького 
цветочка:  просьба  привезти  его  (привези  мне  цветочек  аленький)  –  искать 
(не может он [купец] только найти заветного гостинца для меньшой, лю-
бимой дочери  –  аленького цветочка, краше  которого не  было бы на белом 
свете) – найти – (на пригорочке зеленом цветет цветок цвету алого) – со-
рвать  –  попытка  выкупить  (подари  мне  цветочек  …  заплачу  я  тебе  казны 
золотой,  что  потребуешь)  –  обменять  (подарю  цветочек  аленький,  коли… 
пришлешь  заместо  себя  одну  из  дочерей  своих)  –  подарить  (достает  [ку-
пец]гостинец  меньшой  дочери,  золотой  кувшин  с  цветочком  аленьким)  – 
отказ  и  принятие  подарка  («Что  же,  дочь  моя  милая, любимая,  не  берешь 
ты  своего  цветка  желанного?»…  Взяла  дочь  меньшая  цветочек  аленький 
ровно  нехотя)  –  вынуть  цветок  из  кувшина  –  желание  посадить  –  цветок 
вылетел  –  цветок  прирос  к  стеблю.  Построенная  нами  функционально-
смысловая сфера состоит из звеньев,  которые характеризуют основные, уз-
ловые  моменты  сказки  вплоть  до  того  момента,  как  дочь  купца  покинула 
дворец. Большой интерес представляют те лексемы, которые характеризуют 
то,  какое  воздействие  производит  цветок  на  окружающих:  дух  занимается 
(воздействие на купца); я хранил … и утешался на него глядючи; дочь мень-
шая… увидав цветочек аленький, затряслась вся и заплакала, порадовалась 
своему цветочку. 
Функционально-смысловая  сфера  органически  вплетается  в  концеп-
тосферу  сказки,  вскрывает  самые  глубокие  ее  интуиции:  это  переживание 
духовного  опыта,  позволяющего  не  только  преодолеть  препятствия,  но  и 
увидеть  через внешнее  уродство внутреннюю красоту  и совершенство. До-
минирующими  концептами  здесь  являются  «дом»,  «семья»,  лингвокульту-
рологический типаж «купец». Все три названные выше ступени подводят к 
когнитивно-эйдетической  сфере,  центром  которой  является  эйдос  «Алень-
кий  цветочек»  –  объединяющий  в  себе  2  мира  (микрокосм,  макрокосм)  в 
состоянии  дисгармонии  (внутренняя  красота  чудовища  –  внешнее  безобра-
зие) и гармонии. Признание  девушки в  любви разрушает заклятье и транс-
формирует безобразное в красивое. 
Наконец, мы достигаем семиосферы сказки.  
Аленький цветочек выступает как символ красоты: Государь ты мой 
батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, не черных 
соболей  сибирских,  ни  ожерелья  бурсицкого,  а  привези  ты  мне  аленький 
цветочек,  которого  бы  не  было  краше  на  белом  свете…  В  данной  просьбе 

207 
 
наблюдается  подъем  к  чудесному  над  действительностью.  Именно  этот 
подъем над житейским делает сказку нужною всем народам, всем ступеням 
культуры. 
Одновременно этот символ открывает неисчерпаемо глубокие интуи-
ции русского мировосприятия, преодоления им хаоса и дисгармонии. 
Таким  образом,  мы  предлагаем  выделять  в  рамках  когнитивно-
эйдетического анализа текста следующие составляющие комплексы: 
1) функционально-семантический комплекс; 
2) функционально-смысловая сфера; 
3) концептосфера; 
4) когнитивно-эйдетическая сфера; 
5) семиосфера. 

жүктеу/скачать 2,68 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: