Н. Ю. Зуева (жауапты хатшы), О. Б. Алтынбекова, Г. Б. Мәдиева

82 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 4 (144). 2013
… Поди, попробуй –  
на улицы Москвы толпа такая  
немедля хлынет – с дрекольем, с булыжным  
оружием, чтобы защитить любимца 
народного, мятежного Бориса. 
Подобная  интерпретация  возможна  благо-
даря  концептуальным  метатропам,  представ-
ляющим собой обратимые цепочки «ситуация – 
образ – слово».  В  этом  случае  «пересекаются 
все  нити  памяти  и  создается  «креативная  па-
мять»,  которая  обеспечивает  перевод  из  од-
ного  «возможного  мира»  мысли  и  языка  в 
другой  и,  следовательно,  генерирует  механизм 
рождения  все  новых  «возможных  миров»  из 
одних  и  тех  же  мировоззренческих  источ-
ников» [3, 64].  
В послании предстает особый вид адресата – 
«мерцающего  адресата» (по  аналогии  с  тер-
мином Ю.Н. Тынянова «мерцающие смыслы»). 
Кенжеев  сознательно  выбирает  такого  реци-
пиента,  который  выступает  в  качестве  некоего 
символа,  соединяя  в  себе  переломные  эпохи, 
судьбы,  поэзию  двух  Александров,  Пушкина  и 
Сопровского.  В  этом  случае  не  столь  значи-
тельную  роль  играют  факты  биографии  адре-
сата,  как  важна  принадлежность  его  к  чуду 
поэтического  слова,  к  миру  высокой  духов-
ности  и  благородства.  Оба  лика  адресата-
Александра объединены любовью к России.  
Изображенная  в  послании  весна  в  природе 
совпадает  с  общественным  возрождением  эпохи 
перестройки,  а  в  самом  адресанте  порождает 
состояние  перед  «распутьем»: «Не  спрашивай, 
зачем  я  не  сажусь / на  пароход…».  Его  отно-
шение к весне сродни пушкинскому неприятию 
ее.  В  результате  общения  с  адресатом  послед-
него  послания  в  голосе  автора  звучит  грусть. 
Это  грусть  об  ушедшей  молодости,  тоска  по 
родине  и  прощание  с  ней.  Печальное  настрое-
ние  еще  сильнее  подчеркивается  эмоциональ-
ной  динамикой  образа  чаек  на  ветру,  который 
композиционно обрамляет весь цикл, появляясь 
в  I  (на  фоне  Невы)  и  в  последнем  (канадские 
водные реалии) посланиях. Ср.:  
I 
… но прекрасен  
залив ноябрьский – 
редкий белый парус  
и чайки на 
пронзительном 
ветру…     
XII 
… а ветер  
подхватывает чаек, 
уходящих  
с недобрым криком в 
ветреную высь…  
В  «Посланиях.  Монреаль 1889»предлагае-
мая  концепция  адресатов,  являясь  результатом 
опыта  общения  поэта  с  конкретными  людьми, 
дает  возможность  эстетического  осмысления 
таких  важных  онтологических  проблем,  как 
поэзия и судьба, дружба и творчество, история 
и родина, человек и мир.   
 
                                                                                         Литература 
 
1 Кенжеев Б. Послания. – Алматы, 2004. 
2 Белых А. «Уховертка под божьим камнем: Диалоги с Б. Кенжеевым» // 
http://www.netslova.ru/belyh/kenzheev.html
 
3 Фатеева Н. Интертекст в мире текстов: Контрапункт интертекстуальности. – М., 2007.  
 
                                                                                        References 
 
1 Kenzheev B. Poslaniya. – Almaty, 2004. 
2 Belyh A. «Uhovertka pod bozh'im kamnem: Dialogi s B. Kenzheevym» // http://www.netslova.ru/belyh/kenzheev.html  
3 Fateeva N. Intertekst v mire tekstov: Kontrapunkt intertekstual'nosti. – M., 2007. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
С. Д. Абишева, С. К. Серикова

83 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. №4
 (144). 2013 
 
 
 
 
 
УДК 82:801.6;82-1/-9 
 
Б.К. Базылова 
 
К.ф.н., доцент, Казахский государственный женский педагогический университет, 
Казахстан, г. Алматы 
е-mail: baglan_5_3@mail.ru 
 
Авторская концепция характера в литературном портрете 
 
В статье рассматривается авторская концепция характера в литературном портрете В. Короленко. Литера-
турный портрет воссоздает облик Чернышевского в ссылке и после нее, дает оценку целому историческому 
периоду  в  общественной  жизни  России.  Короленко  сравнивает  эпоху 60-х  годов  с  масштабом  личности 
Чернышевского, его образ автор видит в чертах характера писателя.  
В литературном портрете особая роль принадлежит образу творчества Чернышевского, образу его лите-
ратурной манеры, которую воссоздает Короленко. Автор на правах достоверного факта включает в повест-
вование рассказ одного из ссыльных, который рассказал о постоянных чтениях Чернышевским своих произ-
ведений  в  кружке  единомышленников.  Чернышевский  как  писатель-публицист,  автор  «Что  делать?»,  в 
условиях ссылки написал роман «Пролог», он  не перестал верить в могущество слова, в его преобразующую, 
воспитывающую силу.  
В.  Короленко  в  литературный  портрет  Чернышевского  включает  имя  Успенского.  Он  литературную 
манеру Г. Успенского в известной мере противопоставляет художественному рационализму Чернышевского. 
Ключевые слова: авторская концепция, литературный портрет, образ творчества, автор-повествователь. 
 
B. K. Bazylova 
Author's concept ofthe nature ofthe literaryportraits 
 
In the article theauthor's concept ofthe nature ofthe literaryportraitKorolenko. Literary portraitrecreates thelook 
Chernyshevskyin exileand after itevaluates thewholehistorical periodin the public lifeof Russia. Korolenko 
comparesera 60' swith the scale Chernyshevskypersonality, his way the author seesin thecharacter traitsof the writer. 
In the literaryportrait of thespecial rolebelongs to the imageof creativity Chernyshevsky, his image,literary 
stylethatrecreatesKorolenko.The author onthe Rights ofreliable factincludes thenarrativestory of oneof the exiles, who 
spoke about the constantTchernyshevskiyreadingsof their worksin the circle oflike-minded people. Chernyshevskyas 
a writer, essayist, author of "What to do?", Inreferencewrote the novel"Prologue", he has not ceasedto believein the 
power ofthe word,in itstransformative, educate strength. 
Korolenkoaliterary portraitChernyshevskiiincludes the name ofthe Dormition. HeG.Uspenskogoliterarystyleto a 
certain extentin oppositionto rationalismartisticChernyshevsky. 
Key words: author's conception ofthe literaryportrait, image creation,the author-narrator. 
 
Б.К. Базылова 
Әдеби портреттегі авторлық тұжырымдама 
 
Мақалада  В.  Короленконың  әдеби  портреттегі  мінез  сипатының  авторлық  тұжырымдамасы  қарастыры-
лады. Әдеби портрет Чернышевскийдің жер аудару және одан кейінгі бейнесін көрсетеді, Ресейдің қоғамдық 
өміріндегі  тұтас  тарихи  кезеңге  баға  береді.  Короленко 60-жылдар  дәуірін  Чернышевский  тұлғасының 
ауқымымен салыстырады, оның бейнесін автор жазушы мінезінің сипатынан көреді. 
Әдеби портретте Короленко жасаған Чернышевский шығармашылығының бейнесіне, оның әдеби әдетінің 
бейнесіне ерекше мән беріледі. Автор шынайы фактілер негізінде бір жер аударылған адамның Чернышев-
ский ниеттестер үйірмесінде үнемі өзінің шығармаларын оқығандығы туралы әңгімені қосады. 
Чернышевский  жазушы-публицист, «Что  делать?»  романының  авторы  ретінде  жер  аударылған  кезінде 
«Пролог» романын жазды, сөз күшіне, сөздің тәрбиелік мәніне сенуін тоқтатпады. 
В. КороленкоЧернышевскийдің әдеби портретіне Успенскийдің есімін қосады. Ол Г. Успенскийдің әдеби 
әдетін Чернышевскийдің көркемдік рационализмімен салыстырады. 
Түйін сөздер: авторлық концепция, әдеби портрет, шығармашылық бейне, автор-әңгімелеуші. 
_________________________________ 
 
Литературный портрет как самостоятельный 
жанр  стал  особенно  популярным  в  русской 
литературе 10-20-х годов XX века, что являлось  
свидетельством  плодотворности  поисков  рус-
скими писателями новых способов воплощения 
образа человека. Во  второй  половине XIX сто-
летияпроисходит  процесс  кристаллизации  жанра, 
соединившего  в  себе  элементы  мемуарной  ли- 
Авторская концепция характера в литературном портрете 

84 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 4 (144). 2013
тературы, публицистики, а также черты портре-
тирования  в  жанрах  очерка  и  романа.  Лите-
ратурный портрет в этот период своей истории 
определяет  собственную  «внутреннюю  меру», 
оставаясь до сих пор одним из ярких примеров 
стремления  любого  жанра  к  «свободе»  от  ка-
нона. 
В период создания первых произведений эпи-
ческих жанров ведущая роль принадлежала ро-
ману. И варьирование его структуры в творчестве 
И.С.  Тургенева,  Л.  Толстого,Ф.М.  Достоев-
ского  не  могло  не  отразиться  на  литературном 
портретировании  в  творчестве  как  самих  писа-
телей, так и их современников. 
В. Короленко написал в 1890 году свои вос-
поминания  о  Н.Г.Чернышевском,  через  не-
сколько  месяцев  после  личного  знакомства  с 
ним  в  августе 1889 года  в  Саратове  и  смерти 
писателя  в  октябре  того  же  года.  Однако  по 
цензурным  условиям  публикация  этих  мате-
риалов в России в то время была невозможна, и 
только  в 1904 году  полный  текст  «Воспомина-
ний» был напечатан в журнале «Русское богат-
ство».  Чернышевский - автор  романа  «Что  де-
лать?», видный литературный критик, философ 
особого  склада - привлекал  Короленко  и  рань-
ше,  но  именно  в  Якутской  ссылке (1881-1884) 
он  начал  собирать  материал  о  личности  Чер-
нышевского. Феномен Чернышевского занимал 
Короленко и после ссылки, когда писатель раз-
мышлял  о  современной  действительности.  По-
этому в литературном портрете Чернышевского 
органично  соединились  переработанные  твор-
ческой  фантазией  Короленко  воспоминания 
ссыльных,  легенды  о  нем,  услышанные  от  ям-
щиков,  размышления  писателя  о  судьбе  ду-
ховного  наследия  Чернышевского,  непосред-
ственные впечатления от общения с ним. Но не 
менее  важным  в  литературном  портрете  Чер-
нышевского  оказывается  художественно-пуб-
лицистический  пласт,  формирующий  его  архи-
тектонику.  Он  представляет  собой  литератур-
ные  произведения  самого  Короленко,  создан-
ные  им  по  впечатлениям  от  тюрьмы  и  ссылки. 
В ссылке, в вышневолоцкой пересыльной тюрь-
ме, был написан очерк «Чудная» (1880 г.), рас-
сказ  «Яшка»  создан  по  горячим  следам  собы-
тий  в  тобольской  тюрьме (1880 г.), «Убивец» 
(1882  г.)  и  «Сон  Макара» (1883 г.)  в  слободе 
Амга  Якутской  губернии, «Соколинец»-  в 
Нижнем  Новгороде  в 1885, когда  Короленко 
находился под негласным надзором полиции. В 
беллетристике и публицистике Короленко 80-х 
годов  мы  находим  своеобразную  проработку 
писателем  тем  и  мотивов,  звучащих  в  литера-
турном  портрете  Чернышевского.  Писатель 
осмысляет  факты  биографии  Чернышевского,  
его  литературную  деятельность,  влияние  его 
идей 
на 
общественнуюжизньРоссии60-х 
годов,такжепережившим  тюрьму  и  ссылку  в 
далекой  Сибири.  Им  не  суждено  было  встре-
титься в Сибири, и Короленко восстанавливает 
облик  ссыльного  Чернышевского  по  чужим 
впечатлениям.  Но  писатель  как  бы  дополняет 
этот  материал  своими  наблюдениями,  запечат-
ленными  в  творчестве  писателя  данного  пе-
риода.  В  них  складывается  повествовательная 
манера,  в  которой  лирическое,  остро  публи-
цистическое  начало  часто  преобладает  над 
рассказом  о  событии,  ставшем  лишь  поводом 
для  авторских  размышлений.  Так,  Короленко 
как  бы  очерчивает  круг  проблем,  связанных  с 
личностью Чернышевского, «приближая» к чи-
тателю свое видение его нравственного облика. 
«Введение»  тем,  идей,  образов  произведений 
Короленко 80-х в анализ структуры литератур-
ного  портрета  Чернышевского  уточняет  и 
дополняет  характеристику  героя,  отражающую 
особенности формирующегося жанра. 
Литературный  портрет  воссоздает  облик 
Чернышевского в ссылке и сразу после нее, тем 
самым  давая  оценку  целому  историческому 
периоду  в  общественной  жизни  России,  про-
шедшему  под  знаком  его  идей.  Эпоха 60-х 
годов  соразмеряется  Короленко  с  масштабом 
личности  Чернышевского, «увидена»  писате-
лем  в  чертах  его  характера.  Это  придает  лите-
ратурному  портрету  цельность, «классичность»: 
масштаб личности Чернышевского соотнесен с 
масштабом эпохи, что и мотивирует свободное 
сочетание  приемов  документальной  и  худо-
жественной прозы. 
«Воспоминания»  строятся  по  принципу  коль-
цевой  композиции.  Они  открываются  и  завер-
шаются  фантастическими  аллегориями.  Этот 
литературный  прием  задает  тон  всему  повест-
вованию,  намекая  читателю  на  одно  из  важ-
нейших  свойств  литературной  манеры  Черны-
шевского, хорошо известной современникам по 
роману «Что делать?». Чернышевский разраба-
тывает  целую  систему  иносказаний,  благодаря 
которой  ему  удалось  обойти  цензуру  и  выра-
зить  свои  мировоззренческие  позиции.  Напом-
ним,  что  эзопов  язык  пронизывает  всю  струк-
туру  романа,  определяя  его  общую  компози-
цию,  выстраивая  систему  образов-персонажей, 
становясь  способом  выражения  точки  зрения 
автора-повествователя.  Активность  автора-по-
Б. К. Базылова 

85 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. №4
 (144). 2013 
 
 
вествователя соединяла разнородные сюжетно-
композиционные  элементы  в  единое  целое. 
Действие  романа  начиналось  как  бы  из  сере-
дины,  введением    детективно-авантюрного  мо-
тива исчезновения одного из действующих лиц; 
центральному  в  идейном  отношении  герою - 
Рахметову - посвящена  всего  одна  глава;  по-
вествование  прерывается  отступлениями, «тео-
ретическими»  беседами, «снами»,  а  завершается 
зашифрованным  эпизодом-главой,  занявшим  в 
романе всего одну страницу и названным «Пе-
ремена  декораций».  Так  Чернышевский  выра-
жал  надежду  на  скорую  победу  демократи-
ческой революции в России. Необычна и жанро-
вая  форма  романа.  Это  почти  неизвестный  в 
русской  литературе  публицистический,  худо-
жественно-философский  роман [1, 271]. Через 
голову «проницательного читателя» Чернышев-
ский обращался к той части русского общества, 
которая  способна  стать  «новыми  людьми», 
объясняя  её  конкретную  программу  действий, 
которую он воплотил в судьбе Веры Павловны, 
Лопухова, Кирсанова. 
Короленко  также  начинает  повествование  с 
передачи  общего  смысла  фантастического  поль-
ского  рассказа  о  заснувшем  юноше,  проспав-
шем  свое  время  и  оказавшемся  в  далеком,  не 
знакомом  ему  будущем.  Эта  аллегория  при-
ходит  на  память  Короленко  в  связи  с  судьбой 
Чернышевского,  который,  будучи  вырван  из 
привычной  ему  среды,  оказался  «потерян»  со-
временной  действительностью.  Мотив  «потери» 
Чернышевского  его  эпохой  становится  опреде-
ляющим  в  сюжетном  движении 1-3 глав. «В 
печати, - пишет Короленко, - его фамилия при-
знавалась  «нецензурной».  Его  «Что  делать? 
читалось и комментировалось в кружках моло-
дежи,  но  лучшие  его  произведения,  вся  его 
яркая, кипучая и благородная деятельность по-
степенно  забывалась  по  мере  того,  как  истре-
пывались  и  становились  библиографической 
редкостью книжки «Современника» [2, 48]. 
Трагедия  Чернышевского,  вернувшегося  из 
ссылки, с точки зрения Короленко, заключалась 
в  том,  что  современное  общество  пережило  за 
это  время  «целое  столетие  опыта,  разочарова-
ний,  разбитых  утопий  и  пришло  к  излишнему 
неверию  в  тот  самый  разум,  перед  которым 
преклонялось вначале» [2, 48]. 
В  своих  произведениях  периода  сибирской 
ссылки  Короленко  разрабатывает  эту  тему  не-
верия,  переводя  её  на  язык  художественной 
публицистики. Писатель погружает нас в нрав-
ственной мир человека из народа, утратившего 
веру  в  прежние  идеалы  и  не  нашедшего  их  в 
мучительных поисках новой правды. Если Чер-
нышевский  апеллирует  в  своем  романе  и  мно-
гочисленных  статьях, опубликованных  в  «Сов-
ременнике»,  к  разуму  образованных  слоев  об-
щества,  то  Короленко  раскрывает  эту  почти 
неосознаваемую  человеком  из  народа  тягу  к 
разумному  объяснению  жизни  в  образах  Ма-
кара («Сон  Макара»),  Яшки  из  одноименного 
рассказа, Федора Силина («Убивец»). 
Тема правды и поиск её в рассказе «Сон Ма-
кара» принимает форму аллегории – излюблен-
ного поэтического приема Чернышевского. Об-
ратившись  к  приему  «остранения»,  Короленко 
предоставляет своему герою возможность выска-
зать горькую правду о себе и о своей жизни, но 
только после смерти. Образ «сна» - архитекто-
ническая основа рассказа - и в художественной 
системе  романа  Чернышевского  выполняет  важ-
нейшую  смысловую  функцию.  Эта  своеобраз-
ная  «преемственность»  может  быть  объяснена, 
как  нам  кажется,  общей  идеей,  разработкой 
которой  были  заняты  и  Чернышевский,  и  Ко-
роленко. В образе Макара Короленко соединил 
индивидуальные черты  амгинского  крестьянина 
собразом  Макара    изнародной  поговорки,  на 
которого  «валятся  все  шишки».  Писатель  не 
только рассказал о злой судьбе крестьянина и о 
его праве на счастье, но и подчеркнул возмож-
ность  его  протеста,  вложив  в  уста  косноязыч-
ного  Макара  всю  силу  негодования  против 
несправедливо  устроенной  жизни.  Другим,  не 
менее  важным  сюжетно-композиционным  осно-
ванием аллегории, является подзаголовок – «Свя-
точный  рассказ»,  мотивирующий  реальность 
фантастического  происшествия,  случившегося 
в  рождественскую  ночь:  обретение  бессловес-
ным  Макаром  чувства  собственного  достоин-
ства. 
Своеобразным  «дополнением»  к  характе-
ристике  идей  Чернышевского  в  его  литератур-
ном  портрете  могут  служить  рассказы  «Яшка» 
и  «Убивец».  Здесь  речь  идет  о  героях-прав-
доискателях,  создающих,  подобно  Чернышев-
скому, свою жизненную теорию. Яшка и Федор 
Силин испытывают чужую «правду» собствен-
ной жизнью. Как и во всех произведениях этого 
периода,  в  основу  этих  рассказов  Короленко 
положены  впечатления  от  встреч  с  конкрет-
ными  людьми,  реальных  фактов  действитель-
ности,  послуживших  материалом  для  худо-
жественных  обобщений.  Однако  стремление 
Короленко  к  предельной  точности  в  создании 
образа  Макара («Сон  Макара»)  не  мешает 
Авторская концепция характера в литературном портрете 

86 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 4 (144). 2013
автору представить героя как выразителя опре-
деленной  нравственной  тенденции,  вызывав-
шей  у  представителей  официальной  власти 
страх  и  недоумение.  Посаженный  ни  за  что  в 
тюрьму, Яшка демонстрирует свой протест тем, 
что постоянно стучит, нарушая тишину заклю-
чения,  таким  образом  «обличая»  начальников. 
Но стучит он не ради себя, он стоит «за бога, за 
великого  государя,  за  христов  закон,  за  святое 
крещение, за все отечество и за всех людей», и, 
как  пишет  Короленко, «видя  пользу    уже  в 
самом  факте  стояния» [3, 31]. Не  случайно, 
размышляя о Яшке, Короленко далее убеждает 
читателя в том, что  его  теория  и  её  практи-
ческое    применение    есть    не    что      иное,  как 
подвижничество из разряда тех, что выразилось 
и в судьбе Чернышевского, в судьбе его теории. 
«Да, - пишет  Короленко,-  если  в  наш  век  есть 
еще  подвижники  строго  последовательные, 
всем существом своим отдавшиеся идее (какова 
бы  она  ни  была),  неумолимые  к  себе, «не 
вкушающие идоложертвенного мяса» и отверг-
шиеся  всецело  от  греховного  мира,  то  именно 
такой подвижник находился за крепкой дверью 
одной  из  одиночек  подследственного  изоля-
тора» [3, 41]. К  числу  таких  подвижников,  с 
точки  зрения  автора,  относился  и  герой  «Вос-
поминаний» - Н.Г. Чернышевский. 
Чернышевский,  замечает  Короленко,  остался 
прежним,  верным  своей  идее  и  неиссякаемой 
надежде  на  «всеустроительный  разум». Выска-
зав свою точку зрения, Короленко не предпри-
нимает сразу анализ социальных и философских 
причин данного явления. Он занят разработкой 
мотива  «потери»  Чернышевского,  ссылаясь  на 
мнение очевидцев, знавших его по ссылке. Ко-
роленко обращает внимание читателей на упорно 
распространявшиеся  в  среде  ссыльнопоселен-
цев  слухи  о  физической  смерти  Чернышев-
ского,  вызывавшей  чувство  острой  жалости  к 
нему. Всем ходом повествования автор настой-
чиво  опровергает  прежде  всего  факт  духовной 
смерти  Чернышевского  (и  в  первую  очередь, 
слухи о его сумасшествии). Мотив сумасшествия 
Чернышевского в литературном портрете ассо-
циативно связывается с судьбой Яшки, от кото-
рого  избавилось  тюремное  начальство,  отпра-
вив  его  в  сумасшедший  дом.  Поэтому  Коро-
ленко  подробно  комментирует  факты,  свиде-
тельствовавшие  о  серьезном  влиянии,  которое 
оказывали  идеи  Чернышевского  на  полити-
ческих ссыльных. 
Особая  роль  в  литературном  портрете  при-
надлежит  образу  творчества  Чернышевского, 
образу его литературной манеры, которую вос-
создает  Короленко.  Он  включает  в  повество-
вание  на  правах  достоверного  факта  рассказ 
одного из ссыльных о постоянных чтениях Чер-
нышевским  своих  произведений  в  кружке  еди-
номышленников.  Писатель-публицист,  автор 
«Чтоделать?»,  в  условиях  ссылки  написавший 
роман  «Пролог»,  не  перестал  верить  в  могу-
щество  слова,  в  его  преобразующую,  воспиты-
вающую силу. Чернышевский, пишет Короленко, 
читал  в  течение  двух-трех  вечеров  свои  по-
вести,  аллегории,  отличавшиеся  запутанными 
сюжетными  ходами,  обилием  подробных  опи-
саний  и  множеством  героев.  Но  это,  как  вспо-
минал потом Шаганов (Короленко ссылается на 
его  свидетельство),  была  мистификация.  Суть 
её заключалась в том, что Чернышевский, обла-
давший  уникальной  способностью  импровизи-
ровать,  читал  по  чистому  листу  бумаги  целую 
повесть «с очень сложным действием, с массой 
приключений,  отступлений  научного  свойства, 
психологическим  и  даже  физиологическим 
анализом» [2, 52]. Короленко  воспроизводит 
довольно  подробно  сюжетную  канву  повести 
«Не  для  всех» («Другим  нельзя»),  которая, 
впоследствии,  значительно  измененная,  вошла 
в X том  собрания  сочинений  Чернышевского 
как  драма.  Сюжет  повести  был  основан  на 
рассказе  о  тех  мытарствах,  которые  выпали  на 
долю женщины и двух мужчин, волею судьбы, 
а  потом  сознательно  избравших  форму  «брака 
втроем». Ни Европа, ни Англия не приняли их 
отношений, и только Америка, где зарождались 
новые  формы  жизни,  дает  им  пристанище. 
Приведенный  факт - еще  одно  безусловное 
свидетельство  того,  что  Чернышевский  не 
только не «растерял» себя в условиях каземата 
и  ссылки,  но  и  сумел  удержаться  на  высоте 
прежних  способностей,  приобретя  не  проявив-
шуюся  ранее  склонность  к  «скептическому 
юмору»  и  недоверие  к  прежним  «путям  про-
гресса». 
Своеобразным  аналогом  этому  произведе-
нию  Чернышевского,  уточняющим  позицию 
Короленко  в  вопросе  о  нетрадиционной  форме 
брака,  становится  его  рассказ  «Марусина 
заимка». История «бродяжего брака» Маруси и 
Степана  и  их  сложных  отношений  с  работ-
ником  Тимохой  рассказана  автором  в  трога-
тельно-лирическом тоне. Короленко и не ставит 
вопрос так философски широко, как это делает 
Чернышевский,  поскольку  речь  не  идет  о  ка-
ком-то    сознательном    противодействии  уста-
новленнымнормам  морали.  В  понимании 
Б. К. Базылова 

87 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. №4
 (144). 2013 
 
 
Короленко  этот  «брак» - естественная  форма 
бытия героев, оказывающая на каждого из них 
благотворное  влияние.  Корень  его - в  Марусе, 
которую  писатель  сравнивает  с  побитой  непо-
годой  молодой  лиственницей,  вынесшей  все 
страдания  и  выправившейся  после  нескольких 
лет  борьбы.  Её  стремление  к  миру  и  спокой-
ствию домашнего очага  двигает вечного работ-
ника  Тимоху  и  сдерживает  буйную  удаль  Сте-
пана» [2, 342]. 
Вторая  часть  воспоминаний  посвящена соб-
ственно  описанию  личных  встреч  Короленко  с 
Чернышевским в Саратове. Первое впечатление 
Короленко - острое  сожаление,  которое  он  по-
чувствовал,  увидев  исстрадавшееся  и  измож-
денное  лицо  Чернышевского.  Зная  Чернышев-
ского  по  портретным  изображениям,  Короленко 
невольно  сравнивает  увиденное  с  более  ран-
ними  впечатлениями.  Каждый  из  известных 
ранее портретов, с точки зрения Короленко, по-
своему  отражал  разные  грани  облика  Черны-
шевского.  В  одном  из  них,  известном  с 70-х 
годов,  ярко  выражена  романтическая  мечта-
тельность  молодого  Чернышевского.  Другой, 
имевший  хождение  в 80-е  годы,  изображал 
человека  серьезного,  мужественного,  что,  соб-
ственно,  и  соответствовало  представлению  о 
портретируемом,  как  о  человеке  сильной  воли. 
Во  внешности  Чернышевского  конца 80-х 
Короленко  отмечает  то,  чего  не  было  ранее 
замечено  в  его  облике: «оттенок  добродушной 
улыбки  и  отчасти  стариковского  чудачества, 
которое  оживляло  лицо  вошедшего  к  нам 
человека» [2, 62]. Эта  деталь  портрета  очень 
важна  для  Короленко:  она  служит  доказатель-
ством внутренней гармонии Чернышевского, не 
утраченной  им  в  ссылке.  Эта  же  деталь  стала 
своеобразным мостиком - переходом к важней-
шей  части  воспоминаний - к  анализу  причин 
трагического  идейного  и  философского  одино-
чества Чернышевского. 
Короленко-художник, написав портрет изме-
нившегося внешне Чернышевского,   подчерки-
вает  в  нем   особенную  душевную  тонкость   
иделикатность,  которая  способствовала  их  до-
верительным  отношениям.  И  на  помощь  при-
ходит  ассоциация,  с  которой  Короленко  начал 
литературный  портрет  Чернышевского. «Тот 
самый,  тот  самый, - думалось  с  грустью, -пи-
шет Короленко.- Какая это, в сущности, страш-
ная  трагедия  остаться  тем  же,  когда  жизнь  так 
изменилась» [2, 63]. Подвижничество  Черны-
шевского  оказалось  невостребованным  практи-
кой  современной  жизни.  Но  его  нравственная 
основа не вызывала у Короленко ни малейшего 
сомнения.  Трагедия  Чернышевского,  по  мне-
нию автора, заключалась в том, что он «остался 
по-прежнему крайним рационалистом по прие-
мам мысли, экономистом по её основаниям» [2, 
64].  Развивая  эту  мысль,  Короленко  дает  крат-
кий  очерк  «рационалистического  экономизма» 
Чернышевского,  суть  которого,  с  его  точки 
зрения,  заключалась  в  доказательстве  возмож-
ности  рассчитать  соответствие  материальных 
интересов  каждого  человека  и  громадной 
массы  людей,  что  в  итоге  должно  привести  к 
созданию  справедливой  социальной  формы 
бытия.  В  ссылке,  объясняет  далее  Короленко, 
Чернышевский,  как  и  прежде,  был  убежден  в 
справедливости  своей  рационалистической  фи-
лософии - остался  прежним,  не  утратил  веру  в 
непосредственное  творческое  действие  рацио-
нальных идей, в то время, как  «для  нас, остав-
шихся  среди  жизни,  этот  процесс  совершился 
посредством  вторжения,  постепенного  и  неза-
метного,  новых  элементов  мировоззрения» [2,  
65]. 
Включение  в  литературный  портрет  Черны-
шевского  имени  Успенского  весьма  симптома-
тично.  Литературную  манеру  Г.  Успенского 
Короленко в известной мере противопоставляет 
художественному  рационализму  Чернышев-
ского. По мнению Короленко, одной из важней-
ших  черт  творческого  метода  Г.  Успенского 
было  стремление  запечатлеть  жизнь  во  всех  её 
противоречиях: кинуть, пишет Короленко, «жи-
вой факт... еще теплый, во всей его правде и со 
всеми  заключенными  в  нем  противоречиями» 
[2,  66], не задумываясь о том, что выводы, сде-
ланные читателем рассказа («Взбрело в башку»), 
могут  не  согласоваться  с  выводами  из  ранее 
созданных  произведений.  Но  не  случайно 
именно Г. Успенский вспоминается  Короленко 
в  связи  с  Чернышевским.  Он  видит  в  способе 
мышления  обоих  нечто  общее - умение  схва-
тить  суть  явления  и  передать  ее  в  лаконичной 
образной  форме.  Понять  «причудливые  изгибы» 
мысли и «неожиданные определения» того или 
иного  факта,  возникающие  в  произведениях 
Успенского,  как  впрочем  и  Чернышевского, 
было  достаточно  сложно.  В  связи  с  этим  чрез-
вычайно  любопытен  факт,  приводимый  Коро-
ленко  в  очерке  «Глеб  Иванович  Успенский». 
Короленко  вспоминает  о  своей  первой  встрече 
с  Успенским,  о  том,  что  разговор  зашел  о 
Достоевском,  и  ему  захотелось  узнать  отно-
шение  к  нему  Успенского.  Успенский,  вспо-
минает Короленко, задумался, потом, указав на 
Авторская концепция характера в литературном портрете 

88 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 4 (144). 2013
тесное  пространство  между  открытой  дверью 
кабинета  и  стеной,  спросил,  много  ли  тут  за 
дверью поместится? И ответил: «...пара калош. 
Ничего  больше...  А  он  сюда  столько  набьет... 
человеческого страдания, горя... подлости чело-
веческой... что прямо на четыре каменных дома 
хватит» [2, 18]. В этом кратком образном суж-
дении не было стремления проявить остроумие, 
поразить  собеседника  игрой  воображения;  оно 
воспринималось  Короленко  как  форма  объяс-
нения  сложнейшего  нравственного  и  эстети-
ческого  явления - художественного  метода 
Достоевского. «Рационалистический  реализм» 
Чернышевского  менее  продуктивен,  как  ка-
жется  Короленко,  поскольку  требование    «яс-
ного,  простого,  непосредственного  вывода,  ко-
торый покрывал бы все», невыполнимо в совре-
менных условиях. Гораздо более важной оказы-
вается  сама  постановка  проблемы,  чем  окон-
чательное её решение. 
Но  и  для  Чернышевского,  как  оказалось, 
выполнение  предъявляемого  к  другим  требо-
вания  ясных  выводов,  не  всегда  характерно. 
Пример тому аллегория,    сочиненная    Черны-
шевским    и    включенная    Короленко    в вос-
поминания о нем. 
В  ней,  как  считает  Короленко,  можно  уви-
деть  взгляды  ссыльного  Чернышевского  на 
свою прошлую деятельность, «вычитать» оцен-
ку  своей  жизни  и  деятельности  героем  очерка. 
Но  тот  факт,  что  эту  аллегорию  Короленко 
услышал  из  «вторых  рук» (об  этом  он  говорит 
сам),  значительно  исказило  её  смысл,  и  стало 
причиной  ошибочного  её  понимания  автором 
воспоминаний.  Короленко  пересказывает  сю-
жет  не  одной,  а  двух  аллегорий - «Кормило 
кормчему»  и  «Знамение  на  кровле»,  которые 
Чернышевский  прислал  с  оказией  в  Петербург 
Ольге  Сократовне  в  январе 1871 года.  Следуя 
логике воспроизведенного Короленко рассказа, 
Чернышевский  предстает  перед  нами  в  образе 
«того  барана,  который  хотел  кричать  козлом» 
[2, 72], то  есть  человека,  признавшего  в 
настоящее время невозможность практического 
осуществления  идей  «рационального  эгоизма», 
от которых он не отрекся. Короленко увидел в 
этом («Мне, - пишет  Короленко, - доводилось 
слышать эту же мысль, выраженную ясно и без 
всяких  аллегорий» [2, 72]) форму  самоиронии 
Чернышевского. Короленко интересует прежде 
всего результат нравственной самооценки Чер-
нышевского,  данной  им  в  аллегории  и  под-
твержденной,  как  кажется  мемуаристу,  в  лич-
ном  разговоре.  Но  дело  в  том,  что  сопостав-
ление  приведенного  Короленко  сюжета  с 
текстом  Чернышевского  позволяет  увидеть  их 
значительные  различия.  Смысл  аллегорий  не 
сводится  к  оценке  Чернышевским  прошлого  с 
позиций  настоящего,  как  считал  Короленко. 
Рассказ  не  может  быть  понят  и  как  вынесение 
самому  себе  строгого,  ясного  приговора,  чему, 
казалось  бы,  основанием  является  финаль- 
ная  сцена  гибели  барана  как  глашатая  иной 
веры. 
Одним  из  главных  персонажей  в  рассказах 
«Кормило  кормчему»  и  «Знамение»  является 
Пожиратель  Книг.  Так  себя  называет  сам  Чер-
нышевский  в  автобиографии.  Во-вторых,  в 
«Кормиле  кормчему»  появляется  образ  Эвер-
гета,  машины,  созданной  по  чертежам  Пожи-
рателя  Книг,  работа  которой  принесет  добро 
людям: «И  годится  она  для  всякой  работы,  и 
большой и малой. И малая работа ей: варить, и 
печь,  и  прясть...  И  побольше  малой,  но  не-
большая  работа  ей:  строить  дороги;  и  прово-
дить  каналы;  и  поправлять  реки...  И  большая 
работа ей: чтоб не было ни песчаных степей, ни 
соленых  пустынь,  никакой  бесплодной  земли 
на  лице  земли....» [4, 342]. План  своего  Эвер-
гета  Чернышевский  вынашивал  долгие  годы, 
еще  в  юношестве  составляя  чертежи  «машины 
для  произведения  вечного  непрерывного  дви-
жения» [5, 127]. Однако  явные  признаки  авто-
биографичности  аллегорий  Чернышевского  не 
дают еще основания увидеть в них только худо-
жественное  воплощение  прошлого  времени. 
Симптоматично,  что,  находясь  в  неволе  уже 
несколько  лет,  Чернышевский  не  только  не 
отказывается  от  своей  философии  (об  этом 
напоминает и Короленко), но и от идеи борьбы, 
причем в форме, наиболее доступной и прием-
лемой в данных условиях - в форме литератур-
ной деятельности. 
В  пересказе  аллегории  Короленко  траги-
ческая  участь  постигла  пророка,  предсказав-
шего 
неблагоприятный 
исходпредприятию 
Шамиля.  Трагично  сложилась  и  судьба  уче-
ного,  создавшего  машину  для  блага  людей  и 
признавшего  свою  ошибку.  Вокруг  этих  двух 
героев  и  сосредоточено  действие,  поскольку  в 
судьбах  обоих  действительно  прослеживается 
связь  с  судьбой  самого  Чернышевского.  В  ал-
легории  же  Чернышевского  «Кормило  корм-
чему»  на  первый  план  выступает  мотив  неиз-
бежности,  исторической  закономерности,  управ-
ляющей  делами  и  помыслами  человеческими. 
Этот важнейший динамический мотив реализо-
ван  в  образе  Книги  судеб,  постичь  истинный 
Б. К. Базылова 

89 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. №4
 (144). 2013 
 
 
смысл  которой  дано  лишь  избранным.  Про-
читать Книгу судеб, по Чернышевскому, еще не 
значит  понять  то,  что  в  ней  написано.  Грозное 
предупреждение о гибели Кавказа пророк пере-
дает Шамилю, но только под влиянием народа, 
его  справедливых  требований  мира  правитель 
идет  на  уступки.  В  «Знамении  на  кровле» - 
сюжетном продолжении «Кормила кормчему» - 
пророчество  о  грядущей  народной  революции 
зашифровано  следующим  образом: «И  пошлет 
бог  спасение  Кавказу.  И  спасение  то  будет 
баран. Войдет баран во двор Шамилев в Гунибе 
и  влезет  на  кровлю  дома  Шамилева,  и  заблеет 
баран по-козлиному, и спасется Кавказ. Потому 
что так написано в  Книге судеб: заблеет  баран 
по-козлиному,  и  будет  то  знамение  Кавказу  о 
Пожирателе  Книг.  Потому  что  баран  символ 
качеств  души  Пожирателя  Книг,  голос  же  у 
этого  гяура  козлиный.  Так  написано  в  Книге 
судеб» [4,  344]. Главным  антагонистом  Ша-
миля в «Знамении на кровле» становится народ, 
уверовавший  в  пророческий  смысл  «козлогла-
сия».  Но  несмотря  на  то,  что  барана  объявили 
слугой  шайтана,  стащили  с  кровли  и  зарезали, 
под  смех  того  же  народа  прекратили  его  «коз-
логласие»,  смысл  аллегории  явно  противопо-
ложен  финальному  событию,  даже  если  при-
нять во внимание приводимые Короленко слова 
самого  Чернышевского  о  том,  что  он  и  есть 
«тот  баран,  который  хотел  кричать  козлом». 
Сам  факт  литературной  деятельности  Черны-
шевского  на  каторге  свидетельствует  о  непре-
кращающемся  «козлогласии»  его  даже  в  усло-
виях неволи [3, 132-168]. 
Завершает  литературный  портрет  Черны-
шевского  приводимая  Короленко  легенда  о 
нем,  сложенная  в  Сибири.  Писатель  создает 
картину  суровой  приленской  природы,  кратко 
очерчивает  тяжкий  быт  обитателей  старинных 
живущих  среди  полудикого  местного  населе-
ния и почти разучившихся говорить по-русски. 
Именно  в  этой  среде  родилась  легенда  о«важ-
ном  генерале»  Чернышевском,  попавшем  в 
опалу из-за того, что он - один из близких царю 
людей - встал на защиту прав простого народа. 
В легенде есть и плачущий царь, вынужденный 
отправить  Чернышевского  в  ссылку  под  на-
жимом сенаторов, и семь сынов-генералов, по-
требовавших от нового царя возвратить отца, и 
мечта о том, что теперь-то к словам Чернышев-
ского прислушается новый царь. В воспомина-
ниях  Короленко  значительна  роль  «второго» 
плана - очерков  и  рассказов  писателя  периода 
80-х  годов,  в  контексте  которых  следует  «чи-
тать» литературный портрет Чернышевского. В 
них  Короленко  разрабатывает  проблемы,  под-
нятые  Чернышевским  в  произведениях 80-х, 
написанных  в  годы  ссылки,  использует  ряд 
продуктивных  приемов  поэтики,  характерных 
для творческого методаКороленко. 
 

жүктеу/скачать 4,6 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: