Н. Ю. Зуева (жауапты хатшы), О. Б. Алтынбекова, Г. Б. Мәдиева



Pdf көрінісі
бет2/46
Дата15.03.2017
өлшемі3,99 Mb.
#9386
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46

Әдебиеттер 
 
1 Дулати Мұхаммед Хайдар. Тарих-и Рашиди. – Алматы: Санат, 1999.  – 656 б. 
2 Дербісәлі Ә. Жақсыдан қалған жәдігер // Мырза Мұхаммед Хайдар Дулати (Аяз) Жаһан наме. – Алматы: Білім, 2006. 
– 3-47 б. 
3 Боранғалиұлы Т. Жәңгір хан. – Алматы: Абзал-Ай, 2014. – 155-157 б. 
4  Келімбетов Н. Ежелгі дәуір әдебиеті. – Алматы: Атамұра, 2005. – 321 б. 
5 Жеменей И. Мұхаммед Хайдар Дулат. – Алматы: Зерде, 2007. – 360 б. 
6 Уәлиханов Ш.Ш. 5 томдық шығармалар жинағы. – Т. 4. – Алматы, 1985. – 14-28 б.  
7  Марғұлан  Ә.  Мұхаммед  Хайдар  Дулати – қазақтың  тұңғыш  тарихшысы // Әдебиет  және  искусство. – 1941. – №4.  
– 78-87 б. 
8 Дербісәлі Ә. Мұхаммед Хайдар Дулат: Өмірбаяндық, библиографиялық анықтамалық. – Алматы, 1999. – 160 б. 
9 Бабыр Захир ад-дин  Мухаммед. – Алматы: Ататек, 1988. – 448 б. 
 
References 
 
1 Dulati Muhammed Haydar. Tarih-i Rashidi. – Almaty: Sanat, 1999. – 656 b. 
2 Derbіsәlі Ә. Zhaқsydan қalғan zhәdіger // Myrza Mұhammel Haydar Dulati (Ayaz) Zhaһan name. – Almaty: Bіlіm, 2006. – 3-
47 b. 
3 Boranғaliұly T. Zhәңgіr han. – Almaty: Abzal-Ay, 2014. – 155-157 b. 
4 Kelіmbetov N. Ezhelgі dәuіr әdebietі. – Almaty: Atamұra, 2005. – 321 b. 
5 Zhemeney I. Muhammed Haydar Dulat. – Almaty: Zerde, 2007. – 360 b. 
6 Uәlihanov Sh.Sh. 5 tomdyқ shyғarmalar zhinaғy. – T. 4. – Almaty, 1985. – B. 14-28.  
7 Marғұlan Ә. Mұhammed Haydar Dulati – қazaқtyң tұңғysh tarihshysy // Әdebiet zhәne iskusstvo. – 1941. – №4. – 78-87 b. 
8 Derbіsәlі Ә. Mұhammed Haydar Dulat: Өmіrbayandyқ, bibliografiyalyқ anyқtamalyқ. – Almaty, 1999. – 160 b. 
9 Babyr Zahir ad-din  Muhammed. – Almaty: Atatek, 1988. – 448 b. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
З.-Ғ. Қ. Бисенғали 


 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 3(149). 2014
 
 
 
 
УДК: 821.161.1 
 
 
Н. А. Сыздыкбаев 
 
к. ф. н. доцент Узбекского государственного университета мировых языков, 
г. Ташкент, Узбекистан 
E-mail: siznur@mail.ru 
 
Специфика притчевого строения повести Ч. Айтматова  
«Пегий пес, бегущий краем моря» и романа А. Кима «Отец-лес» 
 
В  статье  рассматривается  специфика  притчевого  строения  разножанровых  произведений  современ- 
ной  литературы.  Выявляются  специфические  особенности  использования  притчи  в  структуре  повести  
Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря» и романа А. Кима «Отец лес». В основе авторского анализа 
лежит гипотеза С.С. Аверинцева о притче как самостоятельном жанре и гипотеза А.Ф. Лосева о притче как 
содержательном  приеме.  Автор  отмечает,  что  притчевое  начало  в  произведениях  выбранных  писателей 
является  не  только  качеством  стиля,  но  и  структурообразующим  фактором.  Подобное  начало  в  произве-
дениях  писателей  выступает  как  средоточие  нравственно-философской  проблематики  с  сильным  оттенком 
учительства. 
Ключевые  слова:  притча,  самостоятельный  жанр,  Ч.  Айтматов,  А.  Ким,  нравственно-философская 
проблематика. 
 
N. A. Syzdykbaev 
Specificity parable  story structure of Ch. Aitmatov  
"Spotted Dog Running Edge of the Sea" and the novel A. Kim "Father-forest" 
 
The article deals with the specific structure of the parables in the different genres of works of modern literature. 
Identifies specific features of the using parables story structures by Ch.Aitmatov "Spotted Dog Running at the Edge 
of the Sea" and the novel by A.Kim "Father of the Forest". In the author's analysis based on the hypothesis of  
S.S.Averintsev the parable as an independent genre and A.F.Losev hypothesis about the parable as a meaningful 
reception. The author notes that, at the beginning of the parable of the selected works of writers is not only the quality 
of style, but also it is the structure but also the structure forming factor. Like at the beginning of the works by the 
writer acts as the center of moral and philosophical problems with a strong tinge of teaching. 
Key words: parable, independent genre, Ch. Aitmatov, A. Kim, morally-philosophical range of problems. 
 
Н. А. Сыздыкбаев 
Ш. Айтматовтың «Теңіз жағалай жүгірген тарғыл төбет» повесінің және А. Кимнiң  
«Орман-әке» романының өсиет әңгімелік (притчалық) құрылысының ерекшеліктері 
 
Мақалада  жаңа  заман  әдебиетінің  түрлі  жанрлық  шығармалардағы  өсиет  әңгімелік  (притчалық) 
құрылыстың ерекшеліктері қарастырылады. Автор  Ш. Айтматовтың «Теңіз жағалай жүгірген тарғыл төбет» 
повесінің және А. Кимнiң «Отец лес» атты романының құрылысындағы өсиет әңгімелердің (притчалардың) 
қолданылу  ерекшеліктерін  айқындайды.  Авторлық  талдаудың  негізіне  С.С.Аверинцевтің  өсиет  әңгіме 
(притча)  өзіндік  жанр  және  А.Ф.  Лосевтің  маңызды  әдіс  жанр  жорамалдары  жатады.  Автордың  пікірінше, 
талдауға алынған жазушылардың туындыларындағы өсиет әңгімелік (притчалық) бастаулар тек стильдік сапа 
ғана  емес,  сонымен  бірге  құрылым  факторы  болып  келеді.  Жазушылардың  шығармаларындағы  мұндай 
бастаулар өнегелі-философиялық проблематиканың түйіні болып табылады. 
Түйін сөздер: тәмсіл, дербес жанр, Ш. Айтматов, А. Ким, адамдық-философиялық проблематика. 
_____________________________________ 
 
Взаимодействие  и  взаимовлияние  литера-
тур всегда были объектом исследования акаде-
мика Н.И.Конрада, который отмечал: «Не сле-
дует думать, что существуют только две формы 
проникновения  литературы  одного  народа  в 
литературный  мир  другого  народа – проник-
новение в подлиннике и переводе. Кроме них, 
существуют  и  другие  формы  как  воспроизве-
дение в творчестве одного народа содержания 
и  мотивов  произведения,  созданного  писате-
лем  другого  народа».  Покажем  одну  из  таких 
форм на примере произведений Ч.Айтматова и 
А.Кима. Оба писателя, являясь современниками, 
используют  в  структуре  своих  произведений 
такие  условные  художественные  приемы,  как 
притча, легенда, предание и т.д.  
Несмотря  на  различие  национально-этни-
ческих истоков, и Айтматов, и Ким сложились 
как  художники  на  одной  общественно-социаль-
ной  почве,  поэтому  во  многом  опираются  на 
Специфика притчевого строения повести Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря» и…  

10 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 3(149). 2014
 
одни и те же традиции литературы, причем не 
только русской, но и разнонациональных лите-
ратур, существовавших на русском языке.  
Для  нас  существенно  определить  специ-
фику  эстетики    притчевости  у  Ч.Айтматова  и 
типологически схожего с ним Анатолия Кима, 
исследовать  структуру  и  особенности  функ-
ционирования  притчевой  образности  в  твор-
честве  обоих  писателей.  В  основе  анализа – 
гипотеза  С.С.Аверинцева  о  притче  как  само-
стоятельном  жанре  и  гипотеза  А.Ф.Лосева  о 
притче как содержательном приеме. 
В ряде произведений Ч.Айтматова и А.Кима 
притча  выступает  в  виде  самостоятельных 
рассказов-вкраплений («гранул»,  по  термино-
логии  Бочарова),  синтезирующих  нравствен-
ную  проблематику  с  философской,  личност-
ную с общечеловеческой, современную с «веч-
ной».  Таковы,  например,  притча  о  Филофее  в 
«Тавро  Кассандры»  Ч.Айтматова,  притча  о 
лесе в романе «Отец-лес» и притча о чертике в 
повести «Соловьиное эхо» А.Кима.  
Притчевое  начало  Ч.Айтматова  и  А.Кима 
является  не  только  качеством  стиля,  но  и 
структурообразующим  фактором.  Оно  высту-
пает как средоточие нравственно-философской 
проблематики  с  сильным  оттенком  учитель-
ства. 
Попытаемся  продемонстрировать  это  на 
примере  повести  «Пегий  пес,  бегущий  краем 
моря»  Ч.Айтматова  и  романа  «Отец-лес» 
А.Кима. 
Ч.Айтматов,  как-то  оценивая  место  повести 
«Белый  пароход»  в  своем  творчестве,  писал: 
«Я не думаю заниматься самоотречением, я не 
отказываюсь  от  того,  что  было  сделано  до 
«Прощай, Гульсары!» и «Белого парохода», но 
и  не  собираюсь  останавливаться  на  том,  что 
есть уже пройденный этап. Литература должна 
самоотверженно нести свой крест, вторгаться в 
сложности  жизни  с  тем,  чтобы  человек  знал, 
любил все дорогое, лучшее, достойное в себе, 
в людях, в обществе. И не только любил, но и 
тревожился,  боролся  за  него» [2, 299]. Вот  о 
такой  любви,  вере  и  тревоге  повесть  Ч.Айт-
матова «Пегий пес, бегущий краем моря». 
Если  говорить  о  художественных  особен-
ностях повести, то это «крупный шаг в новом 
направлении,  туда,  где  литература  осваивает 
фольклорные  формы  (с  характерной  для  него, 
в  частности,  категорией  условного  времени)  с 
его  мощной,  образной  системой,  сконцентри-
рованным  в  нем  народным,  национальным 
духовным  опытом...  И  что  особенно  важно – 
эта  повесть  отражает  многие  важные  тен-
денции  нынешнего  литературного  процесса» 
[3, 260]. Мы  считаем,  что  важным  этапом  в 
развитии  литературы  того  периода  было  от-
крытие писателем иного принципа постижения 
реальности  и  современности,  когда  жанр  ро-
мана  и  сказки,  взаимодействуя  и  развиваясь  в 
едином  пространстве,  образовали  совершенно 
новую  жанровую  структуру – роман-сказку 
(например,  М.Пришвин  определил  жанр    «Осу-
дарева  дороги»  как  роман-сказку).  У  таких 
писателей, как Ч.Айтматов, А.Ким, Т.Пулатов, 
Р.Сейсенбаев,  У.Хамдам  меняется  сам  способ 
повествования:  реалистическое  письмо  орга-
нически срастается с притчей, мифом, сказкой, 
легендой.  
После  выхода  в  свет  повести  «Пегий  пес, 
бегущий  краем  моря»  многие  исследователи 
(А.Бочаров,  Р.Рахманалиев  и  др.)  обратили 
внимание  на  близость  этого  произведения  к 
повести  Э.Хемингуэя  «Старик  и  море».  Пред-
ставляется,  что  подобное  сходство  поэти-
ческих  миров  столь  разных  художников – не 
заимствование и даже не результат литератур-
ных влияний. Скорее всего, это единый отклик 
на  проблему,  ощущаемую  как  общечелове-
ческая. Но здесь особенно интересен еще один 
момент – сходство не только проблематики, но 
и  источников  и  средств,  избираемых  для  ее 
воплощения.  Актуализация  древних  мифоло-
гических  образов,  стремление  и  умение  вос-
становить чистоту и силу эпического начала в 
отношениях  «человек-природа»,  высокая  эмо-
тивная  тональность – все  это  свойственно  и 
классику  современной  американской  литера-
туры,  и  выходцу  из  древних  киргизских  зе-
мель,  сложившемуся  как  писатель  в  условиях 
полиэтнизма  русской  литературы  ХХ  столе-
тия. 
Главным героем повести «Пегий пес, бегу-
щий краем моря» выступает ребенок, ибо чистая 
душа  ребенка,  является  для  писателя  точкой 
отсчета,  ориентиром  нравственного  и  духов-
ного  бытия.  Сюжет  повести  организуется  на 
основе двух самых важных типов мифа – этно-
генического  и  космогонического.  Фактически 
эти  две  разновидности  мифа  составляют  ос-
нову  любой  мифологии,  поскольку  они  отве-
чают на два сверхважных вопроса, лежащих в 
основе  любой  формы  познания  и  впервые  по-
лучивших  ответ  именно  в  рамках  мифологи-
ческого  сознания, – как  устроен  мир,  окру-
жающий человека, какое место занимает чело-
век  в  этом  мироустройстве  и  откуда  он  в  нем 
взялся. 
Вопрос  о  возникновении  человека  в  мире 
тесно  связан  с  вопросом  о  продолжении  рода 
человеческого,  вот  почему  этногенические 
мифы  привлекают  внимание  писателей – соз-
дателей неомифа. 
Н. А. Сыздыкбаев 

11 
 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 3(149). 2014
В  плане  способа  повествования  этногени-
ческий и космогонический миф наиболее адек-
ватное и законченное воплощение получают в 
эпике.  Не  случайно  Айтматов  назвал  свою 
повесть,  в  которой  использован  миф  о  про-
исхождении  нивхов,  мифологической  поэмой. 
Ее  язык  возвышен,  ритмизирован,  насыщен 
метафорикой  и  изысканными  эпитетами: «Гу-
дело  и  маялось  море  во  тьме,  набегая  и  рас-
шибаясь  на  утесах.  Надсадно  ухала,  отражая 
удары  моря,  каменнотвердая  земля» [4, 418]. 
Хотя  нельзя  ее  назвать  песней  в  прозе  в 
широком смысле слова, тем не менее, в финале 
она перерастает в эпическую песню Кириска о 
Пегом  псе...  Мифы  Ч.Айтматова  в  «Пегом 
псе...» – сама реальность, и выступает он в ней 
в роли эпического повествователя. 
Характер  эпического  художника  слова 
А.Ф.Лосев  определил  так: «эпический  ху-
дожник – это тот, сознание которого тождест-
венно  с  сознанием  народа  на  общинно-родо-
вой  ступени  его  истории...,  причем  подобное 
сознание  выбирает  и  соответствующие  ему 
художественные  формы» [5, 51]. Присут-
ствующие  в  повести  мифы  проявляются  как 
мироощущение  писателя.  Причем  понятию 
«мироощущение»  как  бы  возвращается  его 
буквальный  смысл – «ощущение,  чувствова-
ние мира как самого себя». Ср.: «A утка Лувр, 
да-да,  та  самая,  обыкновенная  кряква-широ-
коноска,  что  по  сей  день  проносится  в  стаях 
над  нашими  головами,  летала  в  ту  пору  над 
миром  одна-одинешенька,  и  негде  ей  было 
снести  яйцо.  В  целом  свете  не  было  ничего, 
кроме воды, даже тростиночки не было, чтобы 
гнездо смастерить. 
С  криком  летала  утка  Лувр – боялась,  не 
удержит,  боялась,  уронит  яйцо  в  пучину  без-
донную. И куда бы ни отправлялась утка Лувр, 
куда  бы  ни  долетала  она – везде  и  повсюду 
плескались  под  крыльями  волны,  кругом 
лежала  великая  Вода – вода  без  берегов,  без 
начала,  без  конца.  Извелась  утка  Лувр,  убе-
дилась:  в  целом  свете  не  было  места,  где  бы 
устроить гнездо. 
И тогда утка Лувр села на воду, надергала 
перьев  из  своей  груди  и  свила  гнездо.  Вот  с 
того-то гнезда плавучего и начала земля обра-
зовываться» [4, 419]. 
В  повести  использованы  мифы  нивхов,  до 
сих пор живущие в сознании народа и многое 
определяющие  в  его  культуре.  Именно  по-
этому  основную  роль  в  понимании  и  истол-
ковании  идеи  повести  «Пегий  пес,  бегущий 
краем  моря»  играют  образы-символы  уходя-
щие  своими  корнями  в  эту  мифологическую 
систему. Это не только образ утки Лувр – пра-
родительницы  всего  человечества  или  образ 
Рыбы-женщины – прародительницы рода Руй-
фингун, живущего у моря. Это и образы основ-
ных стихий, которые в языческой культуре при-
равнивались  к  богам – Стихии  Воды  (море), 
Земли (суша) и Неба (птицы, звезды): «В непро-
глядной,  насыщенной  летучей  влагой  и  холо-
дом  приморской  ночи,  на  всем  протяжении 
Охотского побережья, по всему фронту  суши  и 
моря  шла  извечная,  неукротимая  борьба  двух 
стихий – суша  препятствовала  движению  моря, 
море не уставало наступать на сушу... 
И  вот  так  они  в  противоборстве  от  сотво-
рения – с  тех  пор,  как  день  зачался  днем,  а 
ночь зачалась ночью, и впредь быть тому, все 
дни и  все ночи, пока пребудут земля и вода в 
нескончаемом времени. 
Все дни и все ночи...» [3, 418]. 
Вечная  борьба  стихий,  остающаяся  неиз-
менным условием Жизни и Рода, отражает це-
лый ряд антагонистических нравственно-фило-
софских  коллизий,  определяющих  течение  и 
развитие жизни как отдельного человека, так и 
всего народа в целом. 
Для  такого  мироустройства  абсолютно  за-
кономерно,  что  доминирующее  значение  в 
системе образов придается образу старика Ор-
гана  (старость,  закат  жизни,  ощущение  при-
ближения смерти) и образу мальчика Кириска 
(юность, начало жизни, надежда). 
Противоборство  стихий,  положившее  на-
чало миру как основе жизни рода человеческого, 
предопределило существование человека, жизнь 
которого построена на вечной борьбе жизни и 
смерти,  рождающей  конфликт  нравственных 
стихий.  Этот  вечный  конфликт  самим  писа-
телем понимается как трагический: «Меня часто 
спрашивают,  почему  в  моем  творчестве  пре-
обладает трагическое. И я всегда отвечаю: это 
зависит не только от меня. Человек сам по себе 
– существо глубоко трагическое. Как толь-ко он 
начинает  осознавать  жизнь  вокруг  себя,  он 
понимает, что однажды должен уйти из жизни. 
В этом заключается его трагедия» [2, 424].  
И  чтобы  трагическая  судьба  одного  чело-
века не стала трагедией рода,  существует еще 
одна  стихия – Небо,  символизирующая  ту 
Высшую  Судьбу,  которая  и  определяет  Закон 
жизни,  регулирующий  борьбу  всех  других 
стихий. Поэтому так важен праздник, на кото-
ром  шаман  определит  Звезду – охранитель-
ницу  для  Кириска: «Да-да,  о  нем  будет  гово-
рить  шаман  с  Землей  и  Водой,  заклинать  ста-
нет  и  просить,  чтобы  всегда  добры  были  к 
нему Земля и Вода... 
Специфика притчевого строения повести Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря» и…  

12 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 3(149). 2014
 
...  И  на  празднике  том  для  Кириска  со-
стоится еще одно важное действо. Судьбу его 
охотничью  неистово  пляшущий  шаман  пору-
чит  одной  из  звезд  в  небе.  Ведь  у  каждого 
охотника  есть  своя  звезда-охранительница.  А 
какой  звезде  будет  поручена  его,  Кириска, 
судьба,  об  этом  никто  никогда  не  узнает» [4, 
425-426]. 
Но  праздник  этот  может  состояться  лишь 
после  охоты,  которая  по  сути  есть  испытание 
на  границе  Стихий:  человек  должен  сначала 
испытать  свою  судьбу,  доказав  ей  свое  право 
на  существование,  и  только  тогда  она  будет 
его  хранительницей,  только  тогда  он  будет 
иметь  право  на  продолжение  свое  и  своего 
рода: «И  еще  заклинать  и  просить  станет  он, 
шаман многомудрый, чтобы дети народились у 
Кириска  и  все  выжили,  чтобы  род  Великой 
Рыбы-женщины  умножался,  и  потомки  к 
потомкам прибавлялись» [4, 425]. 
В этой повести Ч.Айтматова впервые появ-
ляется тема  Судьбы-неба как условия продол-
жения  жизни  рода  (помимо  внутренних  лич-
ностных  законов),  которая  станет  впослед-
ствии  основой  общечеловеческой  направлен-
ности в философии писателя.  
Отсюда  и  выбор  образа – люди  в  лодке 
среди  бушующего  моря  и  тумана.  И  хотя 
каждый элемент этой аллегорической картины 
привязан  к  конкретной  мифологии – лодка-
долбленка,  нивхи-охотники,  шторм  на  Охот-
ском  море,  в  целом  образная  структура  уни-
версальна – она  имеется  и  в  мифологии,  и  в 
риторике,  и  в  поэзии  как  обозначение  челове-
ческого  существования  на  земле.  Спасение  от 
трагичности  и  безысходности  такого  сущест-
вования – некое небесное путеводное начало.  
«Есть судьба, и есть судьба» – утверждает 
писатель.  И  наступил  для  Кириска  такой  спа-
сительный случай, такой миг: над его головой 
пролетает  долгожданная  Агукук – полярная 
сова,  спасительница  мальчика,  безошибочно 
указывающая путь к Земле; появляется попут-
ный  ветер,  засветилась  звезда,  а  морские 
волны  покатились  к  берегу. «Агукук! – про-
кричал  он  вслед  птице  и  уже  держал  в  руках 
органовский руль, направляя лодку  туда, куда 
улетала Aгукук. 
Кириск весь напрягся, вцепившись в руле-
вое весло, он поднял в себе все силы, которые 
еще сохранились в нем, и ни о чем другом не 
думал,  он  помнил  только  ветер  и  только  на-
правление  полета» [4, 508]. Кириск  возвра-
щается  к  родному  Пегому  псу,  к  могучей, 
неприступной  сопке  без  старика  Органа,  отца 
Эмрайина, дяди Мылгуна. Они остались там, в 
море. Для него, оставшись там, они приобрели 
другую  суть – Вечность.  Перед  его  глазами 
старик  Орган,  отец  Эмрайин  и  дядя  Мылгун 
совершили подвиг, ценою своей жизни спасли 
его,  продолжателя  их  дела,  их  жизни. «Про-
щаясь  с  сыном, – пишет  писатель,  Эмрайин 
сделал для себя открытие – всю жизнь он был 
тем,  кто  он  есть,  чтобы  до  последнего  вздоха 
продлить  себя  в  сыне».  Благодаря  им,  Кириск 
обретает  свою  песню,  свидетельствующую  о 
его возмужании после первого выхода к морю. 
Это – ветер Орган развеял Великий туман, это 
–  звезда  Эмрайина  указала  прямой  путь  к 
Пегому  псу  это  волны  аки-Мылгуны  несли 
каяк Кириска к берегу жизни. 
Ветер Орган, звезда Эмрайина, волны аки-
Мылгуна – это символы неразрывного слияния 
Человека  и  Природы.  Ни  Орган,  ни  Эмрайин, 
ни  Мылгун  не  исчезают  для  мальчика  бес-
следно, они в нем, как сама Природа, как Все-
ленная, родившая человека и давшая ему спо-
собность  жить.  Кириск,  оставшись  один,  го-
лодный,  обессиленный,  хочет  броситься  в 
море. Но у мальчика нет сил. «Поднявшись на 
колени,  повис  на  краю  борта.  И  так  висел, 
выпростав  за  борт,  но  не  в  силах  выкинуть 
тело  свое  из  лодки.  Потом  он  обессилел  на-
столько,  что  даже  не  пытался  допить  остаток 
воды в бочонке» [4, 505]. Звезды возвращают к 
жизни  измученного  охотника  Кириска.  Мор-
ские  волны  выбрасывают  его  лодку  на  берег. 
Выход  Кириска  на  сушу  означает  торжество 
жизни, продолжение рода человеческого. 
В повести «Пегий пес, бегущий краем моря», 
как это характерно для неомифа, смысл выде-
ляемых  реалий  постоянно  двоится:  погибшие 
ради  спасения  Кириска  взрослые  мужчины – 
это и реальные люди, и ветер, звезда и волны, 
пригнавшие его лодку к спасительному берегу; 
Агукук – и  реальная  полярная  сова,  и  птица-
Судьба; Лувр – и «обыкновенная кряква-широ-
коноска», и создательница земли. 
Само  название  повести  «Пегий  пес,  бегу-
щий краем моря», имея символический смысл, 
выполняет  в  композиции  произведения  опре-
деленную  идейно-тематическую  роль.  Пегий 
пес – скала на берегу моря. По своему виду она 
напоминает  пегого  пса.  Люди  воспринимают 
его  как  существо,  провожающее  и  встречаю-
щее  их  с  охоты,  бегущее  по  грани,  разделяю-
щей  две  стихии – Воду  и  Сушу.  Скала,  похо-
жая  на  Пегого  пса,  предстает  символом  вер-
ности, добросердечности, вечной притягатель-
ности,  надежности  и  спасительности,  родного 
берега. Люди живут и умирают, но скала стоит 
вечно,  пегий  пес  всегда  показывает  рыбакам 
верную дорогу к дому. 
Художественное  видение  Ч.Айтматова  за-
Н. А. Сыздыкбаев 

13 
 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. № 3(149). 2014
ставляет  читателя  мыслить  объемно,  широко, 
включая  в  круг  ассоциаций  универсальные 
смыслы.  Так,  образ  тумана,  приобретая  свое 
символическое  значение: «мутное,  неясное 
пространство  с  нечеткими  очертаниями»,  пред-
ставляет  собой  параллель  к  образу  изначаль-
ной  тьмы  в  греческих  мифах  о  разделении 
тьмы  и  света  на  два  разных  мира. «Туман 
обрушился,  как  обвал,  погребая  их  в  пучину 
безмерного мрака. Сразу, в мгновение ока, они 
попали из одного мира в другой. Все исчезло» 
[4, 460]. В  соответствии  с  поэтикой  мифа  и  в 
неомифологической  повести  Айтматова  этно-
генический и космогонический элемент связы-
ваются не только в плане философском, но и с 
точки зрения природы самих образов. 
Люди, по поверьям нивхов, ведут свой род 
от  Рыбы-женщины.  Уже  сам  тип  образа  сое-
диняет  человека  (женщину)  и  стихию  (воду); 
т.е.  море – это  одновременно  и  исток  жизни 
людей,  ибо  для  Рыбы-женщины  стихия  воды 
родная,  и  конец  жизни,  т.к.  потомки  Руй-
фингун,  умирая,  уходят  в  воду,  покидая  мир 
людей.  Художественное  построение  повести 
логически  соединяет  все  аспекты  повество-
вания в единое целое. 
Образы  утки  Лувр  и  Великой  Рыбы-жен-
щины  выступают  и  как  сюжетообразующие 
элементы, определяющие идейную направлен-
ность произведения. 
Мифологическая  природа  сюжета  и  стиля 
повести неотделима в «Пегом псе...» от реаль-
ности  происходящего,  от  психологичности 
описания внутреннего состояния героев, от их 
поступков.  Придаваемая  притчевостью  услов-
ность  не  становится  абстрактной  и  отвлечен-
ной, а, наоборот, высвечивает истинную фило-
софскую  суть,  обнаруживает  этическую  на-
правленность происходящего. Эта тесная взаимо-
обусловленность этического и философского и 
позволяет  говорить  о  полифоничности  айтма-
товских  повестей  вообще.  В  повести  о  взрос-
лении  Кириска  также  исследуется  целый  ряд 
нравственно-философских  проблем:  добра, 
свободы,  памяти,  предательства,  чести  и  т.д., 
образующих свою этическую систему. И огром-
ную роль в этом играет миф, который, являясь 
идейным  центром  повести,  определяет  ее  со-
держательную и стилистическую целостность. 
Аналогичным  использованием  притчи  как 
содержательной  и  стилеобразующей  струк-
туры  отмечена  и  проза  А.Кима.  Наиболее  ин-
тересным в этом плане представляется роман-
притча  «Отец-лес» [6, 100]. В  нем  фабульная 
основа  притчи  о  лесе  превращается  в  сюжет-
ную  основу  всего  романа,  а  дидактичность 
стиля  притчи  становится  основной  характе-
ристикой стиля романа. Притчевость здесь ста-
новится и эстетическим свойством, и идейным 
центром,  и  определяет  основную  проблема-
тику романа, и обусловливает выбор названия 
произведения.  Название  «Отец-лес»,  отражая 
суть  притчи,  высвечивает  и  основную  идею 
романа:  первородные  истоки  и  истинная  ос-
нова  жизни  человека – природа.  Человек  жи-
вет  и  умирает  по  ее  законам,  она – мерило 
подлинной нравственности жизни. 
Так же, как в повести Ч.Айтматова море и 
дает  жизнь  нивхам,  и  забирает  ее,  в  романе 
«Отец-лес»  подобной  стихией  является  про-
странство  леса,  в  котором  жизнь  и  смерть 
сочетаются в едином круговороте: «Степаново 
сознание  не  ведало,  что  все  в  его  существе, 
являющееся  жизненностью,  взято  под  защиту 
силы  и  власти  Отца-леса,  что-то  временное  и 
человеческое ... то  малое  и  обессиленное,  что 
было  его  вариантом  человеческой  жизни,  те-
перь захвачено и растворено иной стихией, ко-
торая не ведает ни пощады, ни беспощадности 
и  вечно  пребывает  в  самой  себе,  отринув 
время,  историю,  смерть  одинокого  человека  и 
всякие  болезненные  раны  существ,  чувствую-
щих  себя  особями  отдельными  и  одинокими 
перед  лицом  неминуемой  погибели  своей» [6, 
14].  И  происходит  это  на  уровне  личностного 
подсознания – не ведает, а точнее не осознает 
Степан  (как  не  будет  знать  и  Кириск  о  своей 
звезде-судьбе),  что  лес  не  только  дает  и  заби-
рает  жизнь,  но  и  определяет  судьбу  челове-
ческую, в зависимости от того, какую систему 
нравственных  ценностей  выбирает  Человек. 
«И умирающий человек вдруг осознал со всей 
ясностью, что у него есть отец, и имя ему Лес» 
[6, 28]. 
Одиночество  мыслится  А.Кимом  именно 
как  одиночество  сознания  человека,  не  обрет-
шего  себя  в  жизни  реальной.  Это  внутреннее 
одиночество,  данное  человеку  Судьбой  и  поз-
воляющее ему сохранять сознание своего рода, 
которое существует где-то в глубинах Памяти, 
вдруг обнаруживало себя в видениях: «Никому 
нельзя было объяснить, даже любимой дочери, 
почему  он  не  может  покинуть  лесной  кордон, 
где  странные  видения  овладевали  им  и  где 
прошла половина его жизни, которая казалась 
ему  такою  же  странной,  как  и  те  видения – 
словно  бы  не  он  прожил  множество  земных 
лет, а кто-то другой» [6, 21]. 
Подобные  видения,  связанные  с  хранимой 
им  Памятью  рода,  преследуют  и  старика  Ор-
гана.  И  Орган – старейшина  рода,  и  Степан – 
отец  рода  Тураевых  не  исчезают.  Умирая  фи-
Специфика притчевого строения повести Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря» и…  

14 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 3(149). 2014
 
зически, они передают свое сознание рода сле-
дующим  поколениям  и  вступают  в  вечный 
круговорот стихии, принимающей  тех, кто  за-
вершил  свой  земной  путь,  и  дарующей  «жиз-
ненность» тем, кто его начинает. И Ч.Айтматов, 
и  А.Ким  видят  в  такой  преемственности  дей-
ствие закона «превращений». 
«... Степан не выдал немца, он лишь молча 
простился  взглядом  с  деревом  и  без  особого 
удивления  стал  думать  о  том,  как  же  просто, 
оказывается,  устроено  в  этом  мире:  человек, 
умирая, превращается в дерево. 
И стоило ему так подумать, как у его сына 
Глеба  через  множество  лет  продолжилась  эта  
 
мысль  и  перешла  в  новую:  дерево  после 
смерти своей становится человеком» [6, 35]. 
Каковы  бы  ни  были  религиозные  источ-
ники  концепции  круга  вечных  превращений 
как  условия  продолжения  жизни  и  у  Ч.Айт-
матова,  и  у  А.Кима  человек  не  только  воз-
вращается в стихию, он становится частью ее: 
звездой,  волной,  ветром,  деревом,  воссоеди-
нившимся с Отцом-лесом. Подобное единство 
философского подхода находит отражение и в 
нравственно-этических  позициях  Айтматова  и 
Кима,  в  их  стремлении  найти  высшие  связи 
между  личностью,  человечеством  (челове-
ческим родом) и природой. 

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет