«Поразительная жизнеспособность исконной киргизской организаторской инициативы… свидетельствует об исключительной общественности киргизского народа»[17]. Концептуальный признак Степь как родная земля. Неповторимый мир кочевой
цивилизации, имеющей тысячелетнюю историю [18, с. 6], формировался уникальной
географической средой и определял особый образ жизни, генерируя особые жизненные
ценности и самобытную культуру. Кочевники не только сумели адекватно приспособиться к
суровому характеру Степи, но также создали богатую оригинальную культуру, основой
которой служила наиболее приемлемая в этих условиях форма хозяйствования, социального
взаимодействия и гармоничного сосуществования природы и человека.
Вековое проживание в контексте степной, кочевой цивилизации сформировало в
национальном сознании казахского народа признак Степь как родная земля. Многочисленную
репрезентацию этого признака находим в художественном тексте Г.Д. Гребенщикова:
«Эх, бесконечная милая степь… / Матерью ты мне была. / Ты, родная, вскормила меня»[19, с. 16], «…в темной глубине холодных и немых недр родимой степи...» [11, с. 192],
«Думы его поднялись наверх и легкой птицей понеслись над белой, засыпанной снегом степью все дальше и дальше, на тот простор, где когда-то круглыми точками белели юрты родного аула и где на мягкой зеленой глади вольно гулял в табуне Сивка...» [11, с. 192], «И истерзанный душою / в степь родную уносился» [20, с. 5], «И бежит под песню ветра / без оглядки и без думы, / без дорог – по зову сердца, / на простор степей родимых» [20, с. 7], «Птицей гордо- быстрокрылой / он летит в родные степи / и, в восторге перед волей, / обнимает все родное…» [20, с. 25]. По мнению некоторых исследователей, свободный степной образ жизни отрицает
наличие понятия «родина» в мировоззрении кочевников. Кочевник «движется именно потому,
что у него ничего нет», у него «еще нет понятия родины, как земли» [21, с. 7-19]. Однако
отечественные философы не разделяют эту точку зрения, отмечая глубокую привязанность и
укорененность кочевника на своей родной земле [22, с. 116]. Г.Д. Гребенщиков также со своей
стороны видит древнюю связь казахского народа с родной землей:
«…степь, древняя колыбель предков от времени праотца Ибрагима, не должна предать его и его род» [4, с. 123].
Автор осознает, что для казахского глубинного самосознания «родина»
идентифицируется не столько с фактом рождения отдельного человека на этой земле, сколько
с фактом векового проживания здесь его родовых предков, погребенных в безмолвных
степных курганах и могилах. Выделяя себя из окружающего мира, казах-кочевник, прежде
всего, формулирует свою принадлежность к роду, «воспринимая себя неразрывной
органической частью родового целого» [23, с. 31]. Поэтому для казахов-кочевников так
значимы родовые места захоронений:
«Туго текут Коппаевы мысли, голова свесилась на бронзовую грудь, а руки повисли вдоль тела и беспомощно лежали на серых каменьях полуразрушенной могилы. Рядом лежал оледенелый сугроб снега, а внутри некрытых стен по широкому квадрату возвышались длинные холмики с высокими стеблями сухой травы, вылезшей между каменьев.