Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
| воспроизводят (курсив мой – С.К.) права и обязанности ирокезского рода». С. 122.
78 Там же. С. 97.
79 Там же. С. 119, ср. С. 169.
92
«кратковременная узурпация» длилась полвека, существенный срок в греческой истории (вспомним афинское же «золотое пятидесятилетие»). Авторские сравнения однобоки: всё внимание обращено на поиск совпадений в устройстве родового общества (отыскивается численное соответствие родов и фратрий), различия при этом вовсе игнорируются. Поэтому глава о римском государстве – самая короткая в основной части (чуть более 7% текста в редакции 1884 г., короче только I, вводная, глава – менее 5%) и, пожалуй, самая неоригинальная. Если при описании афинского государства ещё было возможно не обращать внимания на то, что оно оказывается совсем не первым (и уж вряд ли типичным) примером такого рода процесса, то, говоря о возникновении государства у германцев, Энгельс никак не мог обойти вопрос о влиянии на этот процесс развитой Римской империи. Поэтому в главе VIII о возникновении государства у германцев падение Римской империи заслужило отдельного экскурса. Он дал возможность показать, что в общем и целом Римская империя в период прихода варваров находилась на таком уровне экономического развития, который создавал для германских племён прежние, примитивные условия для рождения государство. 80 Энгельс, конечно, признаёт воздействие завоевания на становление государства, но и здесь смотрит на процесс с одной стороны: завоевание для него – исключительно факт активной деятельности германцев, а вопрос о том, могла уже существующая римская государственная система трансформировать процесс политогенеза, не ставится в принципе. И хотя неоднократно утверждается, что четыре века раннего средневековья дали прогрессивные результаты (навсегда отмерло рабство), но главная предпосылка, которая должна была лежать в основе этих рассуждений, остаётся скрытой: иначе
80 Там же. С. 169: «уровень экономического развития покорённых народов и завоевателей почти одинаков». Обратим внимание на употребление спасительной оговорки «почти» – теперь уже нет никакой возможности выяснить, что именно под ней подразумевалось. Германцы почти умели строить акведуки и мощёные дороги? У них была почти такая же организация сбора налогов, как у римлян?
93
автору пришлось бы сказать ясно, что античная цивилизация стояла на более высоком уровне развития, чем ранняя средневековая. Понятно, что чётко выраженный этот тезис заставил бы читателя осторожнее рассматривать всю совокупность приведённых примеров. Следовательно, Энгельс оставлял невысказанными те звенья логической цепи, формулировка которых могла потенциально ослабить основную идею. Но даже игнорирование такого рода не могло прикрыть многих нестыковок изложения, что был вынужден отмечать сам Энгельс. Он попытлся сравнить ирокезов с германцами, но признал, что вся «конфедерация» ирокезов составляла население не более двадцати тысяч человек, расселённых на огромной территории, в то время как средний германский народ имел численность в сто тысяч. 81 Совершенно другая плотность населения по идее должна была поставить вопрос и о другой структуре экономического и политического устройства, но Энгель зафиксировал это противоречие и... двинулся дальше. Зато на этой стадии повествования в оборот введён новый приём, вариация argumentum ad verecundiam, которую можно назвать «отсылкой к смоделированному авторитету». Таким авторитетом явился, конечно, Маркс. В целом, Энгельс, взявший на себя труд завершить замысел Маркса в отношении работы Моргана, довольно ограниченно пользуется марксовым конспектом – в том числе и потому, что в нём не так много свежих мыслей. Но ведь читателю конспект был тогда неизвестен, так что Энгельс взял у Маркса одно замечание, которое тот смог сформулировать в виде более или менее отточенной сентенции: «и сквозь греческий род явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)» 82 . Из этого высказывания был сделан лейтмотив всего раздела. В чистом виде Энгельс эту цитату почти не
81 Там же. С. 145. 82 Там же. С. 101. У Маркса см. Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество». С. 328, тж. С. 355. Возможно, однако, что Энгельс «открыл» это обобщение ещё в своей переписке с Марксом: «чем твои ирокезы». Письмо от 8 декабря 1882 г. // Маркс К., Фридрих Э. Сочинения. Т. 35. С. 103.
94
воспроизводил, но постоянно отсылаел именно к ней, 83 к тому же, путём лёгкой правки, элиминировав марксову условность, превратил её в афоризм: «явственно проглядывает ирокез». 84 Нехитрое наблюдение Маркса, благодаря такому педалированию, превращается в гениальное прозрение, которое проглядывает из-за каждого абзаца и убеждает в том, во что, по здравому размышлению, вряд ли легко было поверить читателю: как из-за спины римлянина или грека выглядывает дикарь, живший две с половиной тысячи лет после них на другом континенте в полностью иных обстоятельствах. Говоря об общих представлениях Энгельса о возникновении собственности и государства, следует заметить, что они менее всего согласуются с современным состоянием исторической науки. Не имеет теперь совершенно никакого значения теория более раннего возникновения развитого скотоводческого хозяйства, а лишь затем – земледелия. 85 Более невозможно связывать переход к государству с наступлением железного века. Для современных антропологов, в отличие от Энгельса, принципиален факт неодновременного появления ранних государств и связанная с ними проблема взаимовлияния. История государств для Энгельс ощутимо короче: он вскользь замечает, что государству две с половиной тысячи лет 86 – даже 83 Происхождение. С. 105, 120, 129, 142, 145. Особенно легко и красиво на С. 112: «Вернёмся на минуту к нашим ирокезам». В оригинале: «Gehn wir einen Augenblick zurück zu unsern Irokesen». Marx K., Engels F. Werke. Berlin, 1975. Bd. 21. S. 110.
84
Следует также отметить, что Энгельс не использует пример ирокезов без необходимости: в книге менее полусотни упоминаний о них, причём половина приходится на III главу. Для сравнения, упоминаний греков/эллинов порядка 85, а германцев/немцев – более 120.
85 Развёрнутые доводы против такой точки зрения предоставили в 1890 г. русский учёный Э.Ю. Петри (1854-1899) и в 1892 г. (как считается, под влиянием Петри) немецкий учёный Э. Хан (1856-1928). Окончательное признание их справедливости и одновременно «оправдание» Энгельса (основанное на сознательной нечёткости формулировок последнего) в советской историографии: Хлопин И.Н. Возникновение скотоводства и общественное разделение труда в первобытном обществе // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970. С. 94-112. См. также: Петри Э.Ю. Антропология. Т. I. Основы антропологии. СПб., 1890. С. 268-282; Андрианов Б.В. Земледелие наших предков. М., 1978. С. 9-10.
86 Происхождение. С. 99.
95
если учитывать то, что он округляет в сторону уменьшения, восточные государства и тогда считались много древнее. В результате, история семьи рассказана на примере всего мира (Америка, Гавайи, отчасти Австралия, и Европа), а возникновение государства – эксклюзивно на европейском материале. И даже тут Энгельса совсем не заинтересовали раскопки Г. Шлимана – впрочем, находки последнего сначала мало были восприняты наукой. В итоге, Энгельс использует при характеристике ранних государств довольно поздние примеры и на этом основании чересчур сгущает краски (преувеличивая количество рабов и их роль в производстве, искажая образ протогорода). В любом случае, исходя из заданных параметров нашего анализа, критику с позиций современного состояния науки следует дезавуировать вследствие времени написания работы и обратиться исключительно к логическим конструкциям. В первоначальном варианте 1884 г. логика Энгельса сводилась к следующему: развитие семьи было ускорено переменами в жизни ряда племён при переходе к скотоводству и земледелию – именно это предопределило формирование частной собственности и моногамной семьи, одновременно с появлением рабства. Эта же совокупность следствий стала причиной специализации – дальнейшего разделения труда, появления ремесленников и торговцев. Теперь общество неизбежно расслаивалось на высших и низших; возникли денежные отношения; низшие, памятуя о справедливом времени родового общества, исполняются возмущения, высший класс, нуждаясь в закреплении существующего положения, учреждает совокупность институтов подавления и контроля низших классов – государство. Спустя семь лет Энгельс был уже не столь прямолинеен. Важно то, что он поработал с терминологией: на ранних этапах становления семейного хозяйства речь идёт уже не о «частной», а о «семейной» или «обособленной» собственности, или, если употреблять некий совокупный термин, о «собственности глав семей». Осторожность в определениях была оправдана:
96
с одной стороны, Энгельс уже был знаком с исследованиями Ковалевского о домашней общине с её неразделённой собственностью, которую никак нельзя было назвать частной, с другой стороны, частная собственность, возникающая ранее государства, – смысловой нонсенс, поскольку гарантии владения как и возможность свободного распоряжения собственностью появляются только в сложно структурированном и иерархизированном обществе. Собственность вообще оказывается наиболее игнорируемой темой «Происхождения»: если появлению и развитию семьи, возникновению государства посвящены отдельные главы и разделы, то собственность как бы растворена в общем ходе повествования, она всё время предполагается и служит связующим звеном между развитием семьи и появлением государства, но сама практически никогда не становится предметом отдельного разговора. Происхождение собственности, с точки зрения внутренней логики книги – её смысловой узел, и в то же время только оно не привязано ни к какой конкретной части труда. В случае с семьёй сначала дана общая теория (II гл.), затем примеры (III-VIII гл.), в случае с государством – сначала примеры (те же III-VIII гл.), затем – теория (IX гл.), но тем самым от читателя скрыт вопрос о происхождении собственности. Энгельс, с присущим ему умением, сосредоточивает всё читательское внимание на сильных сторонах своего произведения или, по крайней мере, на тех, относительно которых трудно сразу найти существенные возражения, но при этом часто уходит от центральных вопросов. Можно сколько угодно дискутировать о сущности государства в марксистском понимании, рассматривать по отдельности и в совокупности все приведённые Энгельсом факторы его формирования: например, долго спорить о том, насколько важную роль сыграло раннее рабовладение в формировании классового общества. Но вся эта система строится на том допущении, что государство изначально является хранителем собственности: характеристики цивилизации, данные Энгельсом (металлические деньги, появление купцов,
97
частная собственность на землю и рабство) 87 – базируются на собственности. Если процесс происхождения собственности не показан, то не объяснено и происхождение государства. А между тем по этому поводу автором говорится вот что: «Как и когда стада из общего владения племени или рода перешли в собственность глав отдельных семей, об этом мы ничего до сих пор не знаем». 88 Симптоматично, что в продолжение мысли Энгельс сосредоточивается на вопросе «когда» и на последствиях перехода, а вопрос «как» остаётся в стороне («ничего до сих пор не знаем»). Такого рода безразличие к очевидной логической нестыковке не может быть объяснено нечистоплотностью автора. Можно было видеть и ранее, как Энгельс прячет небольшие недостатки своей аргументации, но на откровенное замалчивание серьёзной проблемы он не способен. На наш взгляд, всё объясняется достаточно просто: для Энгельса возникновение собственности (а следовательно и государства) – самоочевидный процесс, и таковым он должен выглядеть и для читателя. 89 Если восстановить примерную картину событий, то читатель и сам убедится, что собственность не могла не возникнуть, а государство появилось потому, что ему нужно было появиться. 90
Вообще, в основании рассуждений Энгельса лежит невысказанное, но от этого ещё более важное допущение, касающееся человеческой сущности. Мы можем сформулировать его следующим образом: человек начинает мыслить понятиями выгоды в тот самый момент, как только появляется возможность этой самой выгоды. Достаточно появиться возможности частной собственности, и следом возникает частная собственность; если возникает возможность и выгодность эксплуатации человека человеком, то возникает и
87 Там же. С. 175-176. 88 Там же. С. 161. 89 То, что Х. Уайт назвал «объяснением посредством идеологического подтекста». Уайт Х. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург, 2002. С. 27. Если вы принимаете суть марксистской концепции государства – угнетение одних классов другими, то вы неизбежно примете и недостаточное объяснение Энгельса по той причине, что оно «в сущности, верно».
90
98
эксплуатация. Поскольку сам процесс возникновения (пресловутое «как») и его длительность не описываются, то получается, в логическом смысле, что любая экономическая возможность почти равна реальности. Казалось бы, это очевидная характеристика марксизма, которую здесь нет необходимости доказывать. Ни сторонники, ни противники марксизма никогда не отрицали того, что для этого учения свойственно представление о предопределённости общественного сознания условиями общественного производства. Но в этом не вся суть. На уровне отвлечённых формулировок Энгельс признавал известную самостоятельность и значимость надстройки, то есть, в том числе, и сознания. В нашем случае, в случае рассуждений по конкретному вопросу, всё наоборот. Допустим, Энгельс имел малое представление о специфике первобытного мировосприятия (хотя, опять же, в этом
ему мешал
не столько
недостаток фактов,
сколько незаинтересованность в ознакомлении с ними) и потому не видел принципиального различия между настоящими деньгами (металлическими) и «полусимволическими» платёжными средствами (раковинами каури, скотом), так что он не брал в расчёт то соображение, что обмен между племенами почти всегда содержал политическую и мистическую составляющие, при переменном значении экономической. Но даже при максимальном обобщении и скупости сведений нельзя не видеть, что экономические связи существовали и в первобытном обществе, идеальной картины всеобщего равенства оно из себя не представляло, и тем не менее здесь эти связи, действуя тысячелетия, нисколько не меняли сознания людей, не провоцировали общественной революции. Но достаточно было взрасти тучным стадам на полях, и главы семей начинают превращаться в частных собственников, берутся сами торговать излишками, использовать рабов и, наконец, закабалять соплеменников. С логической точки зрения получается одноступенчатый переход от общинных ориентаций к собственническим, а простая ссылка автора на длительность процесса не может считаться достаточной, поскольку указанное им постепенное изменение всё равно 99
остаётся необъяснённым, не разъятым на стадии – время упомянуто, но его фактически нет в повествовании. 91
Переход к цивилизации ставит человека родового общества в новые условия, которые типологически близки современным – по крайней мере, и ранние государства и современная Европа относятся к одному этапу развития общества – а значит, понятие выгоды в раннегосударственный период должно принципиально совпадать с современным и расходиться с представлениями людей первобытности. Такова логика Энгельса. Правда, тогда получается, что выведенная логически эпоха моделирует толкование исторических фактов, но это – общее свойство любой логической системы историописания. Гораздо существеннее то, что государство в такой трактовке оказывается частью мира вещей, изобретений. Как в своё время был изобретён лук со стрелами (и это маркирует целый этап развития человечества), так было изобретено и государство. 92 Оно, как любое другое человеческое изобретение, устареет и займёт своё место в музее древностей, «рядом с прялкой и с бронзовым топором» 93 . А поскольку изобретения предполагают, что люди психологически к ним готовы, то сам факт появления государства и собственности есть уже достаточное объяснение того, почему они возникли. Здесь, нужно признать, всё же наблюдается некоторое повышение Энгельсом «статуса» государства. Оно не равносильно «настоящим»
91 О том, что Энгельс понимал эту проблему, свидетельствует написанный несколькими годами ранее «Анти-Дюринг» (1876-1878), в котором предполагался (правда, по ходу дела) другой вариант: мелкая частная собственность может не предполагать наличия классов, и в ранних обществах группы одноплеменных общин могут «стихийно» приходить к государству ради общих интересов (орошения на Востоке) или для защиты от внешнего врага. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведённый господином Евгением Дюрингом // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 20. М., 1961. С. 152. Но для схемы «Происхождения» эта мысль оказалась ненужной, ибо представляла бы слишком вариативным ранний этап развития государства.
92
изобретении лука и стрел говорится «Erfindung», о государстве: «Der Staat wurde erfunden». Marx K., Engels F. Werke. Bd. 21. S. 31, 106. При использовании «erfunden» добавляется ещё и оттенок вымышленности, искусственности этого нововведения.
93 Происхождение. С. 173.
100
изобретениям, причём не в его пользу: так, железный век наступает однажды и имеет влияние на протяжении всей истории, а государство можно, в соответствии с тремя примерами, «изобретать» трижды, и каждый раз, фактически, заново. 94
Впрочем, как и с железным веком, так и с государством вскрывается ряд несовпадений, вскрывающих всю неоднозначность вроде бы простой и убедительной системы Энгельса. Вроде бы железный век наступает однажды и имеет абсолютное значение, но англосаксы при Гастингсе всё ещё бились каменными топорами. 95 Хотя государство по преимуществу машина для угнетения классов, Энгельс только для трёхсот последних лет европейской истории сам называет ряд примеров, когда это не так: это абсолютизм XVII- XVIII вв., бонапартизм I и II империй во Франции, «Германская империя бисмарковской нации» (это ирония). 96 Умение признавать сколь угодно значительное число противоречащих фактов в качестве исключений, лишь подтверждающих правило, всегда было сильной стороной марксистской исторической теории.
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|