Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
А.И. Тюменев и первые попытки создания образа древности в
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
| 2.1.1. А.И. Тюменев и первые попытки создания образа древности в
советской историографии Александр Ильич Тюменев (1880-1959) стал марксистом ещё задолго до революции, сознательно выбрал древность для своих усилий по проведению марксизма в историографию, 11 а потому обладал уже сложившимися взглядами на древнее общество, которые после революции смог развернуть с
критике. См, напр. Ломакин А. Рец: М.М. Хвостов. История древнего Востока. Учебное пособие для вузов. 2-е издание, под ред. Г. Пригоровского. ГИЗ. 1927. Тираж 2000. Стр. 274. Цена 3 р. // ИМ. 1927. № 4. С. 235-237. Редакция, однако, пометила данную рецензию как дискуссионную.
8
вызвала сильнейшую критику из лагеря марксистов, начиная с Ленина. См. Он же. Кризис исторической науки. Казань, 1921; Ковальчук С. Историк и его история: Роберт Юрьевич Виппер // Русский мир и Латвия: Три школы внимания. Альманах. Вып. XXV. Рига, 2011. С. 202, 209-210, прим. 7.
9
10 Разработка древней истории в советской науке (1917-1947) // ВДИ. 1947. № 3. С. 7. 11 Первоначально специализируясь на русской истории в качестве ученика С.Ф. Платонова, после 1907 г. Тюменев меняет свои пристрастия. См. Амусин И.Д. Академик А.И. Тюменев – историк древнего мира // ВДИ. 1974. № 3. С. 107-108. У Тюменева была даже опубликована солидная источниковедческая статья по русской истории: Тюменев А. Пересмотр известий о смерти царевича Димитрия // ЖМНП. 1908. Май. С. 93-135; Июнь. С. 323-359.
121
наибольшей подробностью. А.И. Тюменева, кроме того, изначально интересовали вопросы исторической теории марксизма, популяризации которой он посвятил книгу ещё в 1907 г., теперь вышедшую переизданием. 12
Брошюры такого рода не были редкостью, и работа Тюменева в чём-то предвосхитила впервые опубликованную годом позже (и тоже переизданную в начальный период советской власти) книгу Г.В. Плеханова об основах марксизма, 13 правда, несопоставимо более солидную и глубокую. 14 Но данная работа Тюменева важна именно тем, что показывает, как историк подготавливал теоретическую базу дальнейших исследований, какие принципы считал определяющими для предстоящей работы с фактами. Прежде всего, исторический материализм есть, по мнению автора, не только строго научное мировоззрение, но и единственно научное. Все остальные формы в той или иной степени иллюзорны, являются самообманом, и только в исповедуемом автором подходе «нет уже совершенно иллюзии, и действия, основанные на нём, могут отличаться только уверенностью и сознательностью». 15 Причина этого отсутствия иллюзии в том, что Маркс и Энгельс открыли в истории силы, высшие человеческого разума, эти силы создали как классовые противоречия, так и путь их разрешения. Свобода творчества или научного исследования, пишет А.И. Тюменев, не отрицается историческим материализмом, но она относительна, поскольку зависит от уровня производства той или иной эпохи, влияющего на умственный и нравственный уровень эпохи, который, в свою очередь, влияет на творческую сферу. 16 Например, древний мир не создал опытных наук из-за 12 Он же. Теория исторического материализма. Пб., 1922. 13 Плеханов Г. Основные вопросы марксизма. М., 1922. Первое издание – 1908 г. Также: Бухарин Н.И. Теория исторического материализма. М. ,1921.
14 Сходны, например, воззрения Тюменева и Плеханова на природу художественного творчества. Ср. Тюменев А. Теория исторического материализма. С. 24; Плеханов Г. Основные вопросы марксизма. С. 62-69.
15 Тюменев А. Указ. соч. С. 34.
16 Там же. С. 44-45.
122
засилья в нём мелкого ремесла и рабской промышленности. 17 Можно расширить мысль Тюменева и предположить, что примерно то же самое он мог сказать и вообще о понимании свободы воли в марксистской теории. Основной вывод из этого сочинения вполне ясен: исследование истории любых обществ должно обязательно учитывать уровень развития производительных сил и перемены в нём, не упуская и явлений надстройки, которые, будучи обусловлены базисом, обладают известным влиянием на последний (причём именно в силу их обусловленности базисом). 18
Эти общие социологические принципы нашли своё применение в трёхтомной работе «Очерки экономической и социальной истории Древней Греции» (1920-1922); советы автору при написании давал С.А. Жебелёв. При переиздании этой книги, служившей как бы введением в марксистский анализ древней истории, Тюменев дополнил общую схему большим экономическим материалом. 19 Кроме того, в начале 20-х гг. появляются две его работы, позволяющие говорить о том, что историк старается сформулировать некоторые общие принципы устройства древней экономики: более теоретическая книга о проблеме капитализма в античности и более историографическое введение в экономическую историю Древней Греции. 20
промышленного или хотя бы торгового капитала в Древней Греции, 21
подробно говорил о рабовладении как об экономическом факторе, подорвавшем античную экономику, но все эти аспекты, собственно говоря, были высказаны и до него и сами по себе, как отдельные положения, восходящие в той или иной форме к Марксу и Энгельсу, служить признаками нового складывающегося образа древности не могли. Более того, как
17 Там же. С. 41. 18 Там же. С. 51. 19 Тюменев А. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции. Т. I. Революция. Пг., 1924. С. 8.
20 Тюменев А.И. Существовал ли капитализм в Древней Греции? К вопросу о генезисе капитализма. Опыт сравнительно-исторического исследования. Пг., 1923; Он же. Введение в экономическую историю Древней Греции. Пг.-М., 1923.
21 Он же. Существовал ли капитализм в Древней Греции? С. 158.
123
становится видно из «Очерков экономической и социальной истории Древней Греции», они не могли и служить основой для построения нарратива, поскольку Тюменеву было необходимо не просто постулировать, скажем, положение о рабовладельческом характере греческой экономики, но показать рождение этой экономики, её развитие и упадок – для всего этого простого указания на важность рабовладения было недостаточно, напротив, само рабовладение было целью рассказа, должно было быть показано и объяснено им. В качестве базового приёма для построения сюжета своей экономической истории Тюменев выбирает сравнение. Он упоминает, что в современной буржуазной науке часто сравнение гомеровской эпохи с западноевропейским средневековьем, 22 и фактически в дальнейшем повествовании берёт это сравнение за опорный пункт при любом важном вопросе о сущности греческого полиса или греческой экономики. Греческих басилевсов он сопоставляет с древнегерманскими герцогами, 23 т.е., соответственно, исход гомеровского времени с поздним родовым строем Северной Европы. Греция же начала архаического периода (VIII в. до н.э.) прямо сопоставляется с Европой в IX-X вв. 24
Однако затем сравнение начинает служить уже не цели указать на сходство, а используется с целью подчеркнуть отличие. Бурный рост торговли (связанный с удобным географическим положением страны 25 ) позволил сформироваться в Греции торговой аристократии, которая начала теснить земледельческую, 26 чего не было в средневековой Европе. Кроме того, греческие города никогда не порывали своей связи с деревней и потому
22 Он же. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции. Т. I. С. 9-10. Ср. Он же. Существовал ли капитализм в Древней Греции? С. 67.
23 Он же. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции. Т. I. С. 19, 22.
24 Там же. С. 28.
25 Там же. С. 51. В другой работе Тюменев говорит о преобразовании земледельческой знати в торговую. Он же. Существовал ли капитализм в Древней Греции? С. 77-78.
26
124
торговая аристократия начала блокироваться со страдающим от засилья земледельческой знати свободным крестьянством. 27
специфический экономический строй греческих полисов. «Если жизнь и интересы средневекового города были почти тождественны с жизнью и интересами ремесла, то над греческим городом до самого его конца витал дух торговой прибыли, определяя ход его развития и истории». 28
внешние рынки, обеспечило богатую жизнь древних городов, но оно же не развивало внутренний рынок и не дало местному ремеслу стать на должный уровень. 29 По мнению А.И. Тюменева, «промышленное развитие греческих городов … не поспевало за колоссальным ростом их внешних торговых сношений», 30 и торговая аристократия, заинтересованная в обильном производстве собственных товаров, начала заимствовать методы и технику с Востока, а поскольку рабочая сила в нужном количестве также отсутствовала, то начали ввозить и рабов. В пользу этого соображения историк приводит довод, что те области Греции, где не было промышленного производства, не отличались и развитием рабовладения. 31 «Рабство было нездоровым явлением, выросшим на нездоровой социально-экономической почве».
32 Постепенно рабский труд стал общераспространён, шагнув за пределы ремесленных мастерских, найдя применение в сельском и домашнем хозяйстве. С этого времени он сделался, напротив, фактором, тормозящим развитие ремесла. Свободный труд был в значительной мере вытеснен, замедлялось складывание внутреннего рынка, 33 поколебалось и уважение свободных 27 Там же. С. 61 и сл. 28 Там же. С. 80. 29 Там же. С. 88-93. 30 Там же. С. 95. 31 Там же. С. 101. 32 Там же. С. 92. 33 Там же. С. 116. 125
людей к труду, а дешевизна рабов и примитивность их эксплуатации мешали как становлению развитого ремесленного законодательства, так и новых форм организации труда: «рабские мастерские древнего мира никогда не превратились и не могли превратиться в мануфактурные предприятия в собственном смысле этого слова». 34 Поэтому ремесленники как настоящий городской класс не сформировались, и в этом внутренняя слабость древнегреческого города. «Самого беглого сравнения экономической жизни античного и средневекового города достаточно, чтобы увидеть, насколько в сущности низко, если мы только отвлечёмся от блестящей внешности, по степени своего экономического развития стоял первый по сравнению со вторым».
35
В этих частях работы Тюменева вполне видны и достижения, и трудности того пути применения теории, который он избрал. С одной стороны, ему действительно удаётся нарисовать связное развитие истории с социологической точки зрения (как писал сам автор): общие тенденции и условия, меняясь и переплетаясь, обеспечивают известные последствия, а те, в свою очередь, сами становятся новыми факторами исторического процесса. Поскольку в основу этого движения положено развитие производства, то даже при скромном применении Тюменевым марксистской терминологии не возникает никаких сомнений в том, что это освещение истории с материалистической точки зрения. С другой стороны, это ещё не советский марксизм как особая форма историописания, и дело здесь, опять же, не в ограниченном применении специфической терминологии (производственные отношения, эксплуатация и проч.), а в том, как выстраивается эта цепочка причин и следствий. Достаточно сказать, что рабовладение у Тюменева – фактор роковой, но обусловленный, если посмотреть внимательно, не в последнюю очередь географическим положением Греции. Это сближает его с Каутским и отчасти
34 Там же. С. 111. 35 Там же. С. 136. 126
даже с Г. Куновым, 36 что неудивительно: ведь это тоже авторы, которые ставили целью конкретизировать материалистическое понимание истории применительно к ранним эпохам человечества. И конечно (хотя не стоит придавать этому факту самодовлеющее значение), Тюменев не воспринимает рабовладельческое общество Греции как принадлежащее к особой «рабовладельческой формации» (ещё и термин не вошёл в оборот), скорее считая рабовладение спецификой греческого развития – на что уже было обращено внимание в историографии. 37
Заметим также, что во многих чертах работа Тюменева близка исследованиям буржуазных учёных того времени. Если Э. Мейеру Тюменев в основном оппонирует, 38 то работа К.Ю. Белоха, судя по всему, оказала заметное влияние на его трёхтомник. Скажем, объяснение того, почему греческое ремесло не стремилось к цеховой организации, принадлежит Белоху, как и идея борьбы за рынки и идея о влиянии восточного ремесла (и Белох, и Тюменев используют термин «промышленность») на развитие греческого. Наконец, Белох говорит и о губительной роли рабского труда как основной причине будущих социальных кризисов в Греции. 39 Тем самым, Тюменев в 20-е гг. – марксистский историк древности, но ещё не создано марксистской истории, автор пишет целиком в русле того образа древности, который сформировался в западной историографии конца XIX – начала XX
36 Кунов Г. Первобытный коммунизм. Харьков, 1926; Каутский К. Этика и материалистическое понимание истории. М., 1922. О популярности Каутского и Кунова в СССР в те годы см. Подоль Р.Я. Теория исторического процесса русской историософии 1920 – середины 1930-х годов. Дисс. … доктора филос. наук. М., 2009. С. 177-182.
37 Коржева К.П. У истоков советской науки об античности (из истории советской исторической науки) // ВИ. 1988. № 2. С. 117.
38
Мейером в самом сравнении между греческим и европейским средневековьем, и даже очень вероятно, что Тюменев фактически перефразирует Мейера. Можно найти очень много следов таких совпадений, начиная с гипотезы о появлении рабовладения из нужд новой промышленности. Ср.: Тюменев А.И. Очерки экономической и социальной истории Древней Греции. Т. I. С. 51 и сл.; Мейер Э. Экономическое развитие древнего мира. Пг., 1923. С. 29 и сл. Но существенным моментом и здесь является не само совпадение, а то, что Тюменев стремится преодолеть Мейера – чтобы в итоге не повторить за последним сопоставление Греции в V в. до н.э. с Европой в XVI в.
39
127
вв., который связан со спором Бюхера и Мейера, и он занимает лишь одну из позиций в этом споре, сходную, скажем, с позицией другого марксиста – Г. Сальвиоли. 40
Ранние учебные пособия С.И. Ковалёва (1886-1960) и В.С. Сергеева (1883-1941) несут на себе тот же самый отпечаток, пожалуй, с большим следом влияния концепции Мейера и, особенно у В.С. Сергеева, труда Г. Ферреро. Так, В.С. Сергеев в своей «Истории древнего Рима» хотя и прямо заявляет, что концепция К. Родбертуса и К. Бюхера ближе марксизму, чем идеи Мейера и Р. Пёльмана, 41 что о капитализме в полном смысле слова в античности речи быть не может, 42 тем не менее на протяжении всей работы использует понятия «капитализм», «империализм», «эпоха капитализма», «торговый и промышленный капитал», «помещики-капиталисты», «капиталистическое плантаторское хозяйство», «государственный социализм» и т.п. Нередко Сергеев подчёркивает: то или иное определение употребляется им в условном смысле, иногда даже даёт сразу два варианта определений 43 – но при этом обилие сравнений с современностью сочетается с отсутствием какой-либо иной системы терминов. Следовательно, автор мыслит именно в тех понятиях, которые употребляет, и указание на их условность ничего в этом отношении не меняет. Катон Старший выступает идеологом и защитником капитала, напавший на салассов в 143 г. до н.э. консул Аппий Клавдий Пульхр назван «кондотьером», Тиберий Гракх – «социал-
40 Сальвиоли Г. Капитализм в античном мире. Этюд по истории хозяйственного быта Рима. Харьков, 1923.
41 Сергеев В.С. История древнего Рима. С. 216: «Неприемлемая в отдельных пунктах бюхеро-родбертусовская ойкосная теория всё же несомненно ближе подходит к марксистской схеме, чем противоположная мейеро-пёльмановская концепция». Позже в советской историографии эта связь затушёвывалась, но, скажем, для М.И. Ростовцева она была вполне очевидна: Rostovtzeff M. The Decay of the Ancient World and Its Economic Explanations // Economic History Review. 1930. Vol. II. P. 200.
42
отличается от капитализма Нового времени «степенью, глубиной и диапазоном».
43 Например: «римская буржуазия, употребляя современный термин…»; или: «…народ в широком смысле этого слова, включая городской пролетариат и мелкую буржуазию, т.е. ремесленников и крестьян…». Там же. С. 95, 52.
128
революционером» и оппортунистом, Гай Марий – создателем «пролетарско- наёмнической армии», искусство эпохи Империи – «римским рококо», советы римских агрономов – «своеобразной системой тейлоризма», Трималхион – «буржуем в собственном смысле слова», в Овидии автор видит сходство с Бодлером, а в Лукиане – с Вольтером и т.п. 44 – этого списка уже достаточно, чтобы увидеть, насколько стремление к проведению аналогий лежало в основе самого взгляда на историю. 45
является центральной темой повествования. Хотя он и указывает, что «античное общество покоилось всецело на рабстве», 46 но реальное действие этого фактора в его описании римской истории почти не прослеживается. Экономизм вообще не свойствен этому курсу об истории Рима – немалый объём занимают главы по идеологии (в них, скорее, рассматривается культура, но не описательно, а проблематизированно, в общей связи с ходом исторического процесса), а седьмую часть текста вообще занимает отдельная глава «Идеология недовольных (христианство)», 47 хотя, конечно, история христианства изложена как путь от религии, рождённой отчаянием масс и собиравшей деклассированные элементы к иерархически организованной христианской церкви, ставшей опорой слабеющего римского государства. Объяснение причин заката Рима подано хотя и в социологизированном ключе, со следами марксизованного гегельянства и с акцентом на экономические причины, но, по сути дела, в лучших традициях позитивистской многофакторности: «От смут III века Рим оправился благодаря установлению железного режима Аврелиана, Диоклетиана и
44 Там же. С. 16, 35, 37, 57, 185, 205, 206, 220, 240. 45 А.М. Скворцов видит в этом «модернизаторстве» (термин общераспространённый, и всё же не вполне удачный) именно стремление Ковалёва и Сергеева писать так, чтобы актуализировать историю для нужд советской власти. Это было бы достаточным объяснением, если бы мы смогли доказать, что эти авторы могли в то время писать и по- другому. См.: Скворцов А.М. Антиковедение в первое десятилетие советской власти: время эксперимента // Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 30 (321). История. Вып. 57. С. 117.
46
47 Там же. С. 229-285. 129
Константина, но глубочайшие разрушительные силы, заложенные в самой природе капиталистического государства, продолжали действовать и во всё последующее время, причём действие этих разрушительных факторов усиливалось и осложнялось по мере роста и развития капиталистических отношений. Таким образом, тезис вызывал антитезис. В последние столетия, наряду с прочими разрушительными факторами, особенно сильно давали себя почувствовать проповедь христиан против богатства, религиозная борьба и, наконец, естественное понижение плодородия почвы, истощение рудников и усиленный выпуск низкопробной монеты, производивший настоящую революцию цен и всею своею тяжестью прежде всего ложившийся на бедное население. И нет ничего удивительного, что естественным следствием всего этого было прогрессивное вымирание населения». 48
В книгах С.И. Ковалёва, популярно излагавших всеобщую историю, 49
вообще постулировалась невозможность написания целостной всеобщей истории, отсутствия единой линии развития человечества, естественно, при признании наличия общих исторических законов. Он формулировал это представление достаточно уверенно: «старая концепция единой всемирной истории похоронена навсегда. Наиболее правильной системой расположения исторического материала будет
система культурно-географических циклов». 50 В числе крупных культурно-географических комплексов автором упоминаются такие, как древне-американский, восточно-азиатский, индийский, но ввиду ограниченности объёма курса, он предполагает остановиться лишь на двух наиболее важных: средиземноморском (чья история уже закончилась) и европейском. Их рассмотрению предпосылается общий раздел по доклассовому обществу (в котором местные особенности
48 Там же. С. 292-293. 49 Ковалёв С.И. Курс всеобщей истории. Пг., 1923. Тт. I-II; Он же. Всеобщая история в популярном изложении. Для самообразования. Часть I. Древний мир. Л., 1925.
50 Он же. Курс всеобщей истории. Т. I. С. 24.
130
невелики) на трёх стадиях: полустадного, первобытно-коммунистического и тотемистического общества. Древний мир, таким образом, описывается исключительно в пределах средиземноморской культуры, которая признаётся прошедшей свой собственный цикл развития, хотя отдельные культуры, из которых она произросла как из разных семян, 51 могут и сами рассматриваться как отдельные циклы – естественно, с меньшим уровнем замкнутости – это Египет, Вавилония, Ассирия, Сирия, Персия, Греция и Рим. Ковалёв наблюдал на Востоке различные фазы развития феодальных отношений, в том числе и в древнем Египте. По его мнению, наличие сильной центральной власти ещё не говорит об отсутствии феодализма, поскольку отдельные номы оставались по существу феодальными княжествами, а их правители обладали высокой степенью самостоятельности даже в эпоху Древнего царства. 52 Этот высший класс эксплуатировал лично зависимых от них крестьян, в то время как число рабов было невелико. 53 Со становлением в эпоху Среднего царства торгового капитала формируется городская буржуазия и мелкое служилое дворянство – они становятся новой опорой трона и начинается борьба с феодализмом. В Новом царстве она заканчивается созданием абсолютной монархии, которая стремится к завоеваниям, созданию универсальной монархии – т.е. империи. Этот древнеегипетский абсолютизм Ковалёв сравнивает с дворянскими монархиями Октавиана Августа или Людовика XIV, 54 борьбой с феодализмом он объясняет и монотеистическую реформу Эхнатона – впрочем, не отрицает заинтересованности дворян в храмовом земельном
51 Там же. С. 198. Образ сам по себе интересный, не слишком типичный для марксистского видения истории: как потому, что он органический, а не механистический, так и потому, что здесь единое происходит не из другого единого, но из многого.
52
53 Ковалёв С.И. Всеобщая история в популярном изложении. Для самообразования. Часть I. Древний мир.С. 44.
54 Он же. Курс всеобщей истории. Т. I. С. 249.
131
фонде. 55 Упадок Египта привёл к обратной феодализации – как это было после и в истории Римской империи. Похожим образом освещалась и история Месопотамии – с отдельным объяснением более медленного процесса централизации иными природными условиями и долговременным отсутствием серьёзной внешней угрозы. Вершина развития вольнонаёмного труда и капитала при абсолютной власти царя – эпоха Хаммурапи. 56
параллелей с современностью, чем Сергеев, и несколько более настойчиво формулирует зависимость античной экономики от рабского труда, но по большому счёту эти различия оказываются стилистическими. В определении сущности основных социальных систем древности точки зрения и подходы обоих историков не отличаются: «римская империя представляла собой абсолютную монархию, выросшую на основе торгового капитала и непосредственно опиравшуюся на дворянство, чиновничество и армию». 57 В таком виде взгляды на античную историю и в самом деле имели мало отличий от того, что писали о ней лидировавший тогда в мировом антиковедении Эд. Мейер или эмигрировавший из России М.И. Ростовцев: в завершении краткого обзора истории древнего мира Ковалёв, совершенно в духе этих историков, отмечал, что современность достигает более высокого по сравнению с древностью уровня развития только в XIX в. с его промышленным капиталом, машинной техникой и рабочим движением. 58
Иными словами, использование марксистской терминологии или одно указание на важность рабовладения в древности ещё не означало, что теперь с неизбежностью должна была возникнуть принципиально новая, эксклюзивно марксистская версия истории, в том числе древней. Ситуация мало изменилась и во второй половине 20-х гг. Так, Н.М. Никольский (1877-
55 Там же. С. 253. 56 Там же. С. 278-287. 57 Ковалёв С.И. Всеобщая история в популярном изложении. Часть I. С. 127. 58 Там же. С. 140-141. 132
1959), описывавший общества древнего Востока как феодальные, был автором статьи «Вавилония» в первом издании Большой советской энциклопедии. 59 По его мнению, история Вавилонии двигалась от раннего феодализма шумерских князьков, получавших доход от крепостного земледелия, к становлению бюргерско-бюрократической монархии, 60 а после, через перерыв в виде касситского завоевания («своего рода феодальная реакция»), к господству в стране банковского капитала в VII в. до н.э., вытесненному лишь в IV в. греческим капиталом. 61 Более того, эта точка зрения была закреплена Никольским в самом первом советском учебнике по истории древнего мира для средних школ: восточные общества (Двуречье, Египет, Китай) были феодальными (хотя указывалось на большое количество рабов после завоевательных походов), античные (Греция и Рим) – рабовладельческими. 62 Тем самым, древневосточные общества понимались в ещё меньшем
противоречии с представлениями «буржуазной» историографии, чем даже древние Греция и Рим. Но если вернуться к А.И. Тюменеву, то следует признать, что, хотя его взгляды были в эти годы скорее исключением, известные элементы будущего образа древности были им, без сомнения, открыты. Кроме утверждения решающей роли рабовладения можно отметить пока ещё слабо проявленное стремление к оценке исторического процесса как в принципе единого: в начале очерка об истории Греции автор пишет, что европейские народы как бы дважды прошли период городской культуры 63 – это несмотря на то, что речь идёт о разных и фактически никак не связанных временем и
59 Никольский Н. Вавилония // Большая советская энциклопедия. Том Восьмой. Буковые – Варле. М., 1927. Ст. 507-518.
60 «Таким образом, городская сословная община древневавилонского царства в главных чертах сходна с ранней средневековой городской общиной». Там же. Ст. 513.
61
62 Он же. История. Доклассовое общество. Древний Восток. Античный мир. Учебник для средней школы. 5-й год обучения. М., 1933. Позже этот учебник был как бы забыт: в конце 50-х гг. писали уже о том, что первый марксистский учебник для средней школы вышел в 1940 г. под редакцией А.В. Мишулина. См. Дилигенский Г.Г., Утченко С.Л. Советская историография античности за 40 лет // ВИ. 1958. № 1. С. 144.
63
133
пространством этносах (греках и германцах) – и фраза создаёт ощущение целостности истории лишь благодаря вовремя применённой абстракции (европейские народы). Наконец, важно и стремление А.И. Тюменева писать историю объективирующего типа, наиболее чётко выраженное в одной из его методологических статей конца 20-х гг.: историку, по его мнению, «приходится пробиваться сквозь чащу индивидуальных фактов» к их обобщению. 64 Запомним это выражение: факты обретают образ преграды, которую надо преодолеть.
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|