Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Крих С. - Образ древности в советской историографии. Диссертация
| доказывать, оно постулировано в начале доклада и иллюстрируется всей
совокупностью материала. Иными словами, работа построена не как диалогическое исследование, исследование-рассуждение, а как исследование-иллюстрация. Это вполне приемлемый и легитимный в науке жанр исследования, но в контексте спора он выглядит как вид подмены: в
128
Пригожин А.Г. Проблема социально-экономических формаций обществ древнего Востока // ИГАИМК. Вып. 77. Л., 1934. С. 27-31.
129
Для сравнения достаточно посмотреть, насколько иной образ социального устройства Египта рисуют современные отечественные исследователи. См.: Четверухин А.С. Проблемы исследования Раннего Египта // Эмери У.Б. Архаический Египет. СПб., 2001. С. 367-369.
154
основу дискуссии положен доклад, который игнорирует сам факт расхождения во мнениях. Повторим снова: не следует думать, будто это было в чистом виде спланировано Струве или Пригожиным: мы уже видели, что Струве написал доклад, который совсем не был простым исполнением пригожинских рекомендаций (кстати говоря, наличие таковых вряд ли вообще возможно доказать); кроме того, название доклада предполагает дискуссию. Исходя из анализа текста работы, нетрудно увидеть, что её название соответствует содержанию лишь отчасти: она действительно о зарождении, развитии и упадке рабовладельческих древневосточных обществ, но проблема здесь как раз не поставлена. Проблема лежит за пределами текста, в самом контексте чтения доклада, но Струве ведёт рассказ таким образом, словно она почти решена. «Целью моего доклада и является доказательство правильности определения марксизмом-ленинизмом экономической структуры обществ древнего Востока как рабовладельческой, на основе исторического материала, дошедшего до нас от Вавилонии и Египта…». 130
их владельцах. Об этом и будет сказано почти в самом начале основной части доклада, сразу после общего описания речных долин Месопотамии и Египта, едва речь зайдёт об их первых поселенцах. «В условиях рыболовного хозяйства, при котором общество начинает становиться оседлым, может уже применяться в бóльших размерах сила рабов». 131
Уже в этом первом высказывании о рабах интересны два момента. Во-первых, отсутствие каких- либо исторических сведений о таковом этапе в ранней истории обеих речных долин заменено общим рассуждением о том, что «рыбная ловля давала более
130
Струве В.В. Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обществ Древнего Востока. С. 34. Об этом общем подходе, когда используется «метод построения вместо метода доказательства»: Прения. И.М. Лурье. С. 113; о том, что в докладе как раз нет доказательства господствующего положения рабского труда: Прения. А.А. Аджан. С. 132.
Струве В.В. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 34.
155
обильную и верную пищу, нежели охота» 132
и дополнено ссылкой на широкое развитие рабовладения среди индейских племён северо-запада Северной Америки. 133
Во-вторых, автор доклада фактически внедрил рабовладение в сознание слушателей (читателей): в первой же фразе о нём мы узнаём, что оно уже существует и отныне будет применяться в более заметных масштабах. Сам принцип использования таких приёмов наводит на аналогии с «Происхождением…» Энгельса: то же использование индейцев в качестве отмычки для древней истории и умение превратить более или менее правдоподобное предположение в исходную точку для рассуждений. Будучи однажды предположенным (спасительное «может»), рабство теперь становится фактором, важность которого будет показана нам с помощью некоторых логических и даже филологических ухищрений. Например, сообщая о роли в хозяйственной жизни Шумера верховного жреца и распорядителя в шумерском протогосударстве – энси (Струве использует старый вариант чтения: «патеси»), учёный открывает абзац следующими словами: «Патеси … руководил трудом рабов…». Начало следующего предложения: «Они руководили и работами свободных…». 134
Иными словами, энси заведовали трудом как свободных, так и рабов, но рабы вынесены на первое место и выделены особенно. Струве, получивший образование в ту эпоху, когда история не могла быть отделена от классической филологии, хорошо понимал, что вопрос о том, как переводить социальные термины в древних языках, – не последний по степени важности в изучаемой им проблеме. Поэтому в отдельном подробном примечании он утверждает, что, при всём разнообразии терминов в египетском языке, при изъятии некоторых, «не имеющих ничего общего с понятием раба, как таковым, мы получим в египетском, вероятно, не больше
132
Там же. Не будем поднимать вопрос о том, возможно ли вообще представить существование строго рыболовецких хозяйств в условиях Египта и Месопотамии.
133
Там же. С. 91, прим. 10.
134 Там же. С. 37. Этот приём применялся неоднократно и позднее: Он же. Социальный переворот в Египте в конце Среднего царства (около 1750 г. до н.э.) // Речение Ипувера. Лейденский папирус № 344. М.-Л., 1935. С. 13.
156
терминов для раба, чем в греческом» 135
. Иными словами, аналогия опять заменила доказательство, 136 и теперь Струве будет лишь иногда оговаривать, что он переводит той или иной термин именно в смысле рабского состояния. Иногда же буквальное «тела» он без колебаний переводит как «рабы» (ссылаясь на аналогию с греческим «сомата»), 137
как и шумерское «каль» (принятое сейчас чтение: «гуруш»). 138 Похожим образом он обосновывает версию о преобладании рабского труда в системе египетской иерархии очень сомнительной трактовкой источника, в котором вообще отсутствует упоминание о рабах, достаточно вольно переводя «северяне» (resp. «жители Дельты») как «северные варвары» (resp. «пленные азиаты») 139 .
коллекционировать упоминания о рабах (или о тех, кого можно счесть рабами), выделив их в массе исторических текстов, и рассказывать теперь о них как о главных героях всей социальной истории древности. Этот подход, который можно назвать акцентуацией, дополнен ещё двумя приёмами: нивелированием вариаций и созданием эмоционального образа. Нивелирование заключается в том, что учёный предлагает нам выбор между двумя вариантами оценки социального статуса групп или индивидов: либо они свободные (и неважно, какие именно или в какой степени), либо – рабы. 140
Соответственно, достаточно доказать, что человек не был в достаточной мере свободен, скажем, не обладал собственностью на орудия
135
Он же. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 93, прим. 24.
136 О произвольности перевода социальных терминов в отношении древнеегипетского общества: Прения. И.М. Лурье. С. 114.
137
Струве В.В. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 67. Это при том, что Струве прекрасно было известно: даже в греческом «сомата» далеко не всегда означало рабов, особенно если речь идёт о Птолемеевском Египте.
138 Там же. С. 56.
139 Там же. С. 45. Развёрнутая критика этого момента появилась гораздо позже. См.: Тюменев А.И. Эрмитажный папирус 1116 А, строки 101-102 // ВДИ. 1947. № 2. С. 9-12. Симптоматично, что А.И. Тюменев отмечает: даже если бы понимание текста источника со стороны Струве было верным, это бы всё равно не давало ему права на столь расширительную его трактовку. Иными словами, манипулятивный характер примеров доклада был осознан и показан, но только через полтора десятилетия.
140
Логику рассуждений см.: Струве В.В. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 56. Однако на С. 46 противопоставляются свободные и крепостные.
157
труда, чтобы можно было назвать его рабом – по крайней мере, в экономическом смысле слова. 141 Собственно, данные источников (или их отсутствие) можно даже частично игнорировать. Как писал Струве год спустя, проясняя свои позиции: «для определения раба я пользуюсь не древнесумерийской терминологией, а наличием того существенного признака, получало ли то или другое лицо довольствие круглый год и перечислялось ли оно в списках членов общины» 142
. Очевидно, что по этому признаку (строго говоря, по двум – выдаче довольствия и отсутствию обозначения в списках общины) могут
проходить, например, неполноправные наёмные работники – но факт их наличия отвергается на том основании, что экономика ещё не была для этого достаточно развита 143 .
образ создаётся периодическим нагнетанием подробностей, которые должны подчёркивать униженное состояние раба. Рабов клеймят. 144 Рабы опасны для эксплуататоров: согласно Струве, первоначально труд рабов не использовался в поле, потому что «древневосточные крестьяне работали на полях, плодородных благодаря ирригационной сети, они владели орудием производства, которое трудно было доверить рабу». 145 Маловероятно, чтобы под орудием производства Струве имел в виду что-либо вроде мотыги или, может быть, плуга; скорее всего, речь идёт о том, что крестьяне ранних обществ Древнего Востока первоначально не доверяли рабам саму орошённую землю; на более высокой стадии развития производительных сил это было преодолено. Совершенно непонятно, почему крестьяне поступали таким образом (религиозные
141 Там же. С. 83. Это было время, когда вряд ли кто-либо посмел указать на то, что «раб» – категория юридическая, не экономическая, или хотя бы на то, что «жить как раб» и «быть рабом» – совсем не одно и то же.
142
Он же. Очерки социально-экономической истории древнего Востока. М. – Л., 1934. С. 41, прим. 220.
143
Там же. С. 18.
144 Он же. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 39.
145 Там же. С. 45.
158
соображения изъяты, 146
а социально-экономические выглядят как минимум неразвёрнутыми), однако образ раба создаётся соответствующий. Мы легко можем представить, как виртуозно отыграл бы эту тему Энгельс, но эмоциональность не свойственна стилю Струве, а потому у него этот приём играет подчинённую роль. Зато, коль скоро Струве является серьёзным учёным, он умеет обращаться с «неудобными» фактами, которых всегда много на пути больших теорий. Самыми простыми и неудачными приёмами в борьбе с такими фактами являются их отрицание или же их подробное обсуждение. Струве, как мы видели, подробно излагает только свою точку зрения (за что его вряд ли можно упрекнуть) и в спор о деталях вступает лишь тогда, когда может последовательно развенчать противоположную точку зрения. Но этого недостаточно для того, чтобы теория выглядела безупречно, и он избирает следующую стратегию: признаёт многие из фактов, которые могли бы ослабить его трактовку, но придаёт им невысокий статус. Один из вариантов использования такого приёма: указание на недостаточность наших сведений. Поскольку сама по себе скудость фактических данных не служит ни в пользу, ни для опровержения той или иной теории, иногда ссылка на неё может использоваться для того, чтобы скрыть слабые места теории, её неудачно сошедшиеся швы. Например, когда речь идёт о раннем периоде истории: «Конкретную историю этого рождения классового общества в отдельных районах мы знаем пока ещё очень мало». 147
невозможно использовать такой приём слишком часто, а гораздо важнее показать, что предложенная гипотеза в состоянии выдержать напор фактов противоречащих. Потому-то снижение статуса этих фактов стало основным приёмом защиты со стороны Струве.
146
В докладе несколько раз мелькают следы психологических объяснений, но они носят явно рецидивный характер.
147
Там же. С. 37.
159
Например, советский историк указывает на ряд свидетельств как того, что свободные крестьяне осуществляли ирригационные работы, так и того, что далеко не всегда на эти работы кидали основную массу военнопленных, 148 но все эти факты для него только исключение, подтверждающее правило: «Если свободные привлекались для рытья каналов, то их работа была вполне чётко ограничена определёнными размерами». 149
Тем самым своё положение о том, что свободные не занимались ирригацией, Струве «дополнил» мыслью о том, что они занимались ей на условиях точного учёта вложенного труда: то есть, на самом деле, доказал тот очевидный факт, что свободные люди трудились на иных условиях, чем рабы. Похожим образом, говоря о нововавилонских рабах и приводя большую выдержку из исследования Б. Мейснера о том, что рабы имели значительные имущественные и коммерческие права, Струве признаёт, что эти рабы могут считаться таковыми лишь номинально (по сути, это равносильно признанию бессмысленности филологического подхода к характеристике рабовладения), но завершает этот пассаж превосходно: «большинство же рабов, являвшихся непосредственными производителями, поскольку они работали на латифундиях, на ирригационной системе, или в ремесленных мастерских, продолжали оставаться, как и раньше, оторванными от средств производства». 150 Так и не доказав значительного числа рабов в сельском хозяйстве Вавилонии, Струве свёл все примеры Мейснера к тому, что это – свидетельства появляющегося нового феодального общества. В принципе, мог использоваться и вариант, при котором противоречащие концепции факты понижались в статусе настолько, что вообще не обсуждались: в одной из примыкающих к докладу работ Струве будет упоминать сотни «водников и рыбаков» Лагаша, которые получали в
148 Там же. С. 95, прим. 34-35; С. 107, прим. 223. Похожий пример: рассуждение об «иги- ну-ду», которые вроде бы рабы, но некоторые из них в источнике «сравнены со свободными». Там же. С. 92-93, прим. 23.
149
Там же. С. 40.
150 Там же. С. 87.
160
храме Бау (Бабы) всего по 2-4 хлеба в месяц. Понимая, что это мизерная выдача с точки зрения пропитания, Струве предполагает, что все эти люди «имели отношение не к одному только храму Бау, но и к другим храмам Лагаша, и храм Бау давал им лишь небольшую часть довольствия» 151 .
работу из разных источников, логичнее называть наёмной платой, но Струве аккуратно переносит акцент с самого факта оплаты на форму оплаты съедобным продуктом (продовольствием). Подобным же образом он однажды назвал зависимого наёмного работника «в сущности ... временным рабом» 152
. Наиболее впечатляющий пример
обращения с невыгодными свидетельствами Струве демонстрирует, когда говорит о роли ирригации. Ирригация порождает деспотию, в то время как «финикийские и греческие города-государства, хеттское государство не знали деспотии, равно как они не знали ирригационного хозяйства в крупном масштабе». 153 Фиксируя этот момент, отмечая государства, имеющие непосредственное отношение именно к Древнему Востоку (финикийские и хеттское), Струве тем не менее оставит за скобками доклада вопрос о том, насколько его версия социальной истории Египта и Месопотамии может использоваться как общий план истории всего Древнего Востока. Более того, чтобы подчеркнуть всеобщность развития рабовладения на Древнем Востоке, Струве ещё несколько раз будет упоминать об иных государствах, кроме Египта и Вавилонии; что симптоматично, он будет делать это в тех разделах, где материал поддавался ему с наибольшим трудом (в том числе потому, что он хорошо знал эти периоды): в рассказ о египетском рабовладении включается пример с ассирийских рельефов, 154
в раздел о египетских грабительских
151 Он же. Очерки социально-экономической истории древнего Востока. С. 42, прим. 236. 152
Струве В.В. Лекции по истории древнего Востока. Ленинград, 1936. С. 64.
153 Он же. Проблема зарождения, развития и разложения... С. 37.
154 Там же. С. 70.
161
походах включён отдельный пассаж о карфагенянах, 155
латифундии Египта поставлены во взаимосвязь с латифундиями Финикии (!) и Карфагена, а через них – Сицилии и Италии 156
. Получается, все примеры иных обществ со своими особенностями развития, которые могли бы использоваться оппонентами для того, чтобы оспорить теорию Струве, теперь укладываются в неё в качестве дополнительного обоснования. Можно сказать и больше: хотя однажды было сказано об отличии разных сообществ, чисто стилистически они сделаны сопоставимыми, как бы одинаковыми. В то же время, теперь Струве трудно было упрекнуть в том, что он полностью игнорировал разнообразие географических факторов и политических форм на Востоке. Не прямым текстом, а посредством постепенно выстроенных смещений смысла, читателю ненавязчиво предложено признать Египет и Месопотамию образцовыми регионами Востока, а прочие районы – вариациями. Особенности других сообществ даже помогают Струве подчеркнуть образцовость избранных им для основного анализа: так, рассказ о восстании рабов в Египте Нового царства «усилен» отсылкой в период Среднего царства, событиям в Лагаше при Урукагине и рассказом о хеттском восстании. 157 Неразвёрнутость этих положений позволяет автору уйти от обсуждения вопроса, где проходит грань между типичными и нетипичными обществами древности, и в общем оставляет неясным, задавался ли он сам подобным вопросом – как мы могли увидеть, общая тенденция марксистских дискуссий 20-30-х гг. шла именно к нивелированию отличий и выведению надёжных теоретических положений. В вышедших несколько позже, но генетически связанных с докладом
155
Там же. С. 72-73.
156 Там же. С. 75. Сама идея исторической преемственности между Египтом и Римом через Карфаген тоже не новая, она восходит к концепции происхождения колоната по У. Вилькену и М.И. Ростовцеву.
157 Там же. С. 76. Каждый из этих примеров по отдельности, кстати говоря, может быть оспорен – слишком скудны свидетельства. Но соединённые вместе, они поддерживают друг друга, создавая ощущение типичности рабских восстаний. Подобный приём мы фиксировали у Энгельса: слабые доводы, будучи удачно скомпонованы, становятся убедительными.
162
«Очерках социально-экономической истории древнего Востока» (собственно, в книге было всегда два очерка), Струве, в частности, постарался обрисовать хеттское общество как пример военной рабовладельческой деспотии, хотя, строго говоря, ему удалось доказать лишь то, что в хеттском обществе были военнопленные и были рабы, и не удалось показать, что военнопленные в основном и были рабами, особенно в «экономическом смысле» 158 .
доклада продиктована рядом заранее известных, хотя и не проговоренных установок: найти типичные общества, найти стандартный тип социальных отношений, показать общий ход его эволюции. Наверное, в отличие от Энгельса, Струве очень хорошо понимал, что иногда сопоставляет несопоставимое. Где в его собственном сознании проходила грань между теми реконструкциями, в которые он верил, и теми конструкциями, в которые он поверить пытался, мы точно указать не в состоянии, но есть ряд свидетельств, которые могут нам помочь сделать хотя бы набросок этого.
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|