Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
Е.М. Штаерман и теоретические искания 60-х гг
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Крих С. - Образ древности в советской историографии. Диссертация
| 4.2. Е.М. Штаерман и теоретические искания 60-х гг.
Исчезновение имени Сталина из списка классиков марксизма-ленинизма означало для советской научной мысли, как мы знаем, нечто большее, чем просто отсекание ряда спорных и часто не слишком внятно выраженных идей. За отказом от Сталина стояло желание «вернуться к истокам», к незамутнённой истине марксизма, к «настоящим» идеям Ленина и, конечно, Маркса (Энгельс традиционно не воспринимался как самостоятельная фигура 97
теоретической активности, связанный с теорией языкознания, подготовил почву для усиления ностальгии по «настоящему» марксизму. Работы
95 Дьяков В.Н. Указ. соч. С. 129. 96 Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй древнего Двуречья. Шумер. М., 1959.
97 См. Rubel M. Friedrich Engels – Marxism’s Founding Father. Nine Premises to a Theme // Varieties of Marxism. Ed. By Avineri Sh. The Hague, 1977. P. 43-52.
317
Сталина о языкознании 98 были громогласно признаны гениальными, многократно обсуждены и поставлены в ссылки в подходящие части исторических работ, 99 но при этом мало повлияли на изменение сложившегося образа древности: конвенциональность исторической науки позволила отреагировать на новую теоретическую инъекцию исключительно формальными процедурами. Что касается теории Н.Я. Марра, то её применение уже давно было необязательным (в основном, потому что невозможным), и поэтому сталинская критика марризма и в этом отношении не слишком меняла положение дел в исторической науке: до того Марра формально восхваляли, теперь стали формально порицать. Но если наука неплохо научилась лицемерить, то это тем острее ставило вопрос о настоящей вере. Мы могли видеть, как в начале 50-х гг. сюжет о переходе от античности к средневековью столкнулся с рядом теоретических вопросов, решение которых казалось возможным отложить до того времени, пока не будут более тщательно обработаны исторические источники. Но уже в конце 50-х гг., когда всё более активно начали обсуждаться вопросы, связанные с особенностями древневосточных обществ, стало понятно, что этот рецепт не
98 После публикаций в «Правде» в июне-июле 1950 г. эти заметки перепечатывались повсюду, в том числе и в исторических журналах. Сталин И. Относительно марксизма в языкознании // ВДИ. 1950. № 2. С. 3-19; То же // ВИ. 1950. № 7. С. 3-16; Он же. К некоторым вопросам языкознания // ВДИ. 1950. № 2. С. 20-24; То же // ВИ. 1950. № 7. С. 17-20.
99 Монгайт А. Обсуждение трудов И.В. Сталина по вопросам марксизма в языкознании в Институте истории материальной культуры Академии Наук СССР // ВДИ. 1950. № 3. С. 202-207; Б.М. Обсуждение статей товарища Сталина по вопросам языкознания // ВДИ. 1950. № 4. С. 196-203; Значение трудов товарища Сталина по языкознанию для советской археологии // ВДИ. 1951. № 2. С. 3-11; Струве В.В. Проблема происхождения нации и вопросы древней истории // Там же. С. 12-28; Фёдоров Г.Б. За преодоление влияния «теорий» Марра в археологии (Заседания Учёного совета ИИМК в декабре 1950 г.) // ВДИ. 1951. № 2. С. 229-244; Выше уровень критики и самокритики в области древней истории // ВДИ. 1951. № 3. С. 3-8; Дератани Н.Ф. Научные проблемы в области классических языков в свете работ И.В. Сталина по вопросам языкознания // ВДИ. 1951. № 4. С. 175-178; Об изучении древней истории на основе труда И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» // ВДИ. 1952. № 2. С. 3-12; Вторая годовщина гениальной работы И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» // ВДИ. 1952. № 3. С. 169-173; Дератани Н.Ф. Проблемы изучения языка «производителей материальных благ» в древнем Риме в свете работ И.В. Сталина по вопросам языкозания // ВДИ. 1952. № 4. С. 129-133.
318
действует – поскольку здесь обсуждению как раз предшествовала более тщательная работа с конкретным историческим материалом: например, сначала советские историки работали с социальной терминологией древнего Двуречья, а затем вернулись к вопросу об эволюции шумерской земельной общины. Если первая тематика была запрограммирована со стороны редакционной коллегии «Вестника древней истории», то вторая – была рождена развитием самой науки. В этих условиях единственной возможностью не нарушить конвенции и при этом разрешить её противоречия было обращение к марксистской теории, только теперь принцип «что по этому поводу сказал Сталин» заменялся принципом «что по этому поводу на самом деле писали Маркс, Энгельс, Ленин». С одной стороны, это возвращало исторический подход к самим «классикам»: раз они были искажены, значит, необходимо осторожно и корректно реконструировать их взгляды и помнить о том, что последние также могли меняться и развиваться. С другой стороны, «классики» теперь, при всех оговорках, поднимались на новую недосягаемую высоту, при которой каждое их слово, будучи правильно истолкованным, становилось абсолютной истиной и, значит, истина зависела в первую очередь от способностей толкователя. Это сплетение искреннего желания найти новые возможности для развития исторической науки со своекорыстным стремлением любой ценой соблюсти конвенцию было исходной точкой поворота к теоретическим исканиям 60-х гг. Её хорошо фиксирует феномен А.И. Данилова (1916-1980) – историографа-медиевиста, положившего в основу своей работы анализ методологии исследования. Именно Данилов в начале 60-х гг. написал письмо в редакцию «Вопросов истории», в котором открыто формулировал необходимость избавления советской исторической науки от элементов догматизма и насущность тщательного обсуждения вопросов марксистско- ленинской теории, предостерегая, кстати, и от опасности дилетантизма на 319
этом пути. 100
Примечательно и то, что в письме не было сказано ни слова о том, в каком направлении должны решаться поставленные вопросы: иными словами, это был не указ действовать в определённом направлении, а призыв к совместному поиску «верных» основ методологии, который по определению невозможен без некоторой свободы. Ко второй половине 60-х гг. движение за обновление теоретических основ исторической науки набрало свою силу. Многие из участников этого процесса дискутировали в семинаре по переходным эпохам при Институте Всеобщей Истории. Нет никаких сомнений, что каждый из историков, обращавшийся к проблемам методологии науки, искал одновременно ответов и в своей специальной области, а потому работы, выходившие из-под их пера, выражали разные оттенки этих поисков, но всё же были и сходные черты, поскольку большинство из них пришло к осознанию необходимости таких поисков после долгой работы над своими темами. Для всё большего числа заинтересованных историков одним из вариантов развития марксизма стало применение наработок структурного анализа. В творчестве Е.М. Штаерман также можно заметить интерес к структурному анализу уже в 50-е гг.: например, рассматривая вопрос о направлениях эволюции римского землевладения, исследовательница моделирует ситуацию, никогда не имевшую места в действительности, при которой все земли оказались бы в руках римских императоров. 101
О возможностях применения метода структурного анализа в марксистской методологии ещё в 1964 г. писал М.А. Барг (1915-1991), который указывал на то, что в настоящее время «множество разнотипных «узлов» общественных связей мы рассматриваем с помощью однотипных логических приёмов» 102 . Барг вводил классификацию социальных связей и вообще показывал, что структурный метод вполне вписывается в общую
100 Данилов А.И. О некоторых вопросах дальнейшего изучения теоретико- методологических проблем исторической науки // ВИ. 1961. № 3. С. 216-217.
101 Штаерман Е.С. К вопросу о крестьянстве в западных провинциях Римской империи. С. 114.
102
Барг М.А. Структурный анализ в историческом исследовании // ВФ. 1964. № 10. С. 83.
320
логику марксизма, противостоя индивидуалистическим установкам буржуазной историографии. Если статья Барга задавала общий тон в разработке методологии, то в 1965 г. появляются статьи, раскрывающие возможности решения абстрактных и сложных проблем исторического знания, исходя из обновлённых методологических принципов: «О повторяемости в истории» Е.М. Штаерман и «Общий закон и конкретная закономерность в истории» А.Я. Гуревича. 103
современных западных работ по философии истории (начиная с «Социально- культурной динамики» П.А. Сорокина), через который исследовательница выходит на проблему циклизма и модернизации истории, а через них и на проблему применимости метода аналогии. По мнению Штаерман, циклизм (всё яснее проявляющийся в буржуазной науке) отрицает прогресс, 104
а в марксизме развитие мыслится идущим по спирали (развитие с отдельными элементами циклизма). Следовательно, аналогии в историческом исследовании допустимы (тем более, они есть у классиков марксизма), но должны быть корректными. Они могут быть таковыми, если возникают при сопоставлении соответствующих элементов двух суперсистем; «суперсистемой» может быть и «общественно-экономическая формация». Иными словами, внешняя схожесть не имеет никакого значения, важно место того или иного элемента в своей системе. «Произвольность в сопоставлениях явлений, процессов, очевидно, недопустима, но сопоставления эти возможны при идентичности элементов и структур систем, а также при идентичности их генетических связей». 105 Кроме того, Е.М. Штаерман постаралась выделить и виды таких сопоставлений. 106
103 Штаерман Е.М. О повторяемости в истории // ВИ. 1965. № 7. С. 3-20; Гуревич А.Я. Общий закон и конкретная закономерность в истории // ВИ. 1965. № 8. С. 14-30.
104 Точнее: «Циклизм, по существу, отрицает прогресс, если не в технике, то в социальных отношениях». Штаерман Е.М. О повторяемости в истории. С. 8.
105
Там же. С. 17.
106 Там же. С. 19.
321
Статья А.Я. Гуревича (1924-2006), медиевиста, обратившегося от истории скандинавских стран к средневековью вообще, 107 отличается большей, нежели у Штаерман, теоретичностью. Она направлена против попыток нивелировать специфику исторического развития, подменяя отдельные проблемы общесоциологическими ответами марксистской теории, против
«неправомерного оперирования абстрактными схемами, употребляемыми в качестве универсальных отмычек, при помощи которых мистифицируется ход истории» 108 . Довольно тонко (со ссылкой на Данилова 109
) защитившись цитатами из Маркса и Энгельса, Гуревич проводит различие между объективностью природных и социальных законов: социальная закономерность формируется самими индивидами, а потому неразрывно связана с их деятельностью. Следовательно, «в той или иной степени человеческая деятельность автономна», самодетерминирована, и это касается «в известной мере» и духовной жизни. 110 Хотя в общем и целом в статье подтверждается, что случайность не нарушает закономерности как таковой, но о вариативности исторического процесса в ней сказано тоже вполне достаточно для читателей тех лет; кроме того, мелькает и внутренне немарксистская трактовка сущности понятий:
107
Несколько ранних работ, однако, были посвящены ранней истории Византии: Гуревич А. Время Константина в освещении современной буржуазной историографии // ВДИ. 1954. № 1. С. 92-101; Он же. Из экономической истории одного восточно-римского города (некрополь киликийского города Корика) // ВДИ. 1955. № 1. С. 135-142.
108
Он же. Общий закон и конкретная закономерность в истории. С. 30.
109 Данилов А.И. Марксистско-ленинская теория отражения и историческая наука // СВ. Вып. 24. М., 1963. С. 3-23. В этой статье признавалась, кстати, известная ценность знаний, приобретённых буржуазной историографией и после возникновения марксизма (С. 6).
110 Гуревич А.Я. Общий закон и конкретная закономерность в истории. С. 18. Оговорки вроде «в известной мере», понятно, меньше всего остаются в сознании читателей. Это заявление уже заметно смелее, чем скромные новации Барга, предваряемые оговоркой: «История остаётся наукой только до тех пор, пока мы рассматриваем волю и сознание людей как следствие причин, от них не зависящих». Барг М.А. Структурный анализ в историческом исследовании. С. 84.
322
«объяснение всегда есть логическая конструкция», 111
и потому оно избирательно, не включает в теорию всего жизненного разнообразия. 112
трактовок, попытка посмотреть, как они проявляют себя при отдельных проблемах познания. В 1967-1968 гг. появляются уже работы, пытающиеся формировать некоторое общее методологическое поле. Важную переходную роль в этом сыграла статья К.К. Зельина «Принципы морфологической классификации форм зависимости» (1967). 113
Внешне сосредоточенная на частной проблеме классификации форм зависимости в докапиталистических формациях, эта солидная работа затрагивает глубинные теоретические пласты. В ней есть не только отсылка к иностранной литературе (как у Штаерман и Гуревича), но и к достижениям биологии (что немного напоминает О. Конта с его «социальной физикой»), присутствует, как и у Гуревича (только выраженное более ясно и серьёзнее аргументированное), недоверие к предельным абстракциям («высшим таксономическим категориям» 114
), есть, конечно, и постоянные отсылки к работам «классиков», отличающиеся особой продуманностью 115 и
аккуратностью трактовок – сообразно сложности поставленной автором задачи. Во второй части статьи сделана попытка построения собственной «классификации», то есть теоретической структуры. 116
Кроме того, появляется критика раннего этапа собственной базовой методологии (а именно советской науки об античности 30-40-х гг.), 117
а главное – идея, что докапиталистические общества нуждаются в частном варианте марксистской
111
Гуревич А.Я. Общий закон и конкретная закономерность в истории. С. 27. Правда, не сказано, что объяснение всегда лишь логическая конструкция, связь которой с реальностью не познана или даже непознаваема, но намёк в этой фразе уже содержится.
112 Там же. С. 28.
113 Зельин К.К. Принципы морфологической классификации форм зависимости // ВДИ. 1967. № 2. С. 7-31.
114
Там же. С. 8.
115 Кажется, всё это – ради одной смелой интерпретации почти случайного высказывания Маркса. Там же. С. 13 и сл.
116
Там же. С. 23 и сл.
117 Там же. С. 8, прим. 4; С. 14.
323
теории. 118
Выступая против тенденции в советской науке толковать понятие «раб» максимально расширительно, причислять к рабам те промежуточные категории, которые лишь частично совпадали с положением рабов, обращая внимание на неоднозначность положения самих рабов в древности, Зельин делает этот частный вариант, по крайней мере в некоторых аспектах, очень близким выдвигавшимся западной наукой идеям. 119
совсем уж особенно: он оговаривает, что не следует полагать, будто в докапиталистических обществах экономика значила меньше, чем политика и религия; различие лишь в том, что воздействие экономических факторов, в отличие от капиталистического общества, проявляется здесь не напрямую, а опосредованно, особенно через юридические категории. 120
Форма собственности задаёт общие параметры, возможности функционирования того или иного социального элемента, которые могут реализовываться в различных версиях. Но, какие бы оговорки ни допускались, работа Зельина явно пыталась вернуть фактор вариативности в историю 121
. Наконец, в 1968 г. появляются работы, в которых основные тенденции поисков советских историков приобретают вполне отчётливые формы. Здесь важно указать на статьи Е.М. Штаерман «К проблеме структурного анализа в истории» и А.Я. Гуревича «К дискуссии о докапиталистических общественных формациях: формация и уклад», 122 очевидно апеллирующие к уже имеющемуся контексту обсуждения («к проблеме…», «к дискуссии…») и гораздо смелее развивающие прежнюю проблематику, и сборник
118
Там же. С. 10.
119 Если тезис о несовпадении классов и сословий в докапиталистических обществах восходит к Ленину, то слова о том, что в этих обществах «существовала целая лестница различных общественных положений» сразу же ассоциируются со «спектром статусов», как его понимали В.Л. Вестерман и М. Финли. Там же. С. 14.
120
Там же. С. 16.
121 Не случайно автором несколько раз употребляется слово «возможность» (развития, функционирования). Там же. С. 16, 32.
122
Гуревич А.Я. К дискуссии о докапиталистических общественных формациях: формация и уклад // ВФ. 1968. № 2. С. 118-129; Штаерман Е.М. К проблеме структурного анализа в истории // ВИ. 1968. № 6. С. 20-37.
324
«Проблемы истории докапиталистических обществ», 123
явившийся высшей точкой теоретических исканий советских историков в области структурной истории. Свою статью Е.М. Штаерман фактически начинает с уже ставшего конвенциональным в узком кругу заинтересованных историков положения: «в докапиталистических обществах экономика ещё не выделилась в самостоятельную сферу». 124
Возможность применения структурного анализа подтверждается и ссылкой на французского марксиста М. Годелье, для защиты от мнения, «будто применение структурного анализа непременно ведёт к плюрализму и, следовательно, несовместимо с марксизмом- ленинизмом». 125
Несложно увидеть в этом признак понимания, что новые взгляды имеют известное расхождение если не с самим марксизмом- ленинизмом, то с его общепринятой версией. Использование понятий «система» и «структура» (конечно, с признанием ведущей роли экономического начала 126
) позволяет указать на различные варианты комбинаций двух видов социальных связей: индивидуалистических и коллективистических. 127
Кроме того, Штаерман демонстрирует возможности применения этих наработок при анализе ряда проблем античного общества. Несколько ранее опубликованная статья Гуревича может считаться примером наиболее ясного
выражения тенденций использования структуралистского метода. По мнению автора, понятие общественно- экономической формации является лишь абстракцией высшего уровня, 128
которая по определению не может выполнять настоящих целей
123
Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. Законы истории и конкретные формы всемирно-исторического процесса / Под ред. Л.В. Даниловой и др. М., 1968.
124
Штаерман Е.М. К проблеме структурного анализа в истории. С. 21.
125 Там же. С. 22.
126 Там же. С. 28.
127 Там же. С. 29 и сл.
128 «Понятие формации представляет собой наиболее общую абстракцию, прилагаемую к исторической действительности». Гуревич А.Я. К дискуссии о докапиталистических общественных формациях: формация и уклад. С. 118.
325
исторического познания 129
– рассмотрение обществ во всей их полноте и конкретности. Маркс наметил лишь общую последовательность смены формаций, 130
но реальность исторических изменений не имеет ничего общего с представленной логической цепочкой. Прежде всего, докапиталистические общества характеризуются принципиальной многоукладностью (а не только в момент перехода от одной формации к другой), 131 сочетание укладов может быть различным, притом что никогда какой-либо один уклад не подавлял все другие.
132 Кроме того, общества взаимодействуют и оказывают влияние на развитие соседей, потому нельзя полагать, будто новые формации (например, феодализм) вызревают только изнутри самих обществ. 133 Получается, обществам докапиталистической эпохи не
был свойственен унифицированный прогресс (как в эпоху капитализма 134
), но это не означает, что варианты этого прогресса невозможно классифицировать: можно выделить варианты различий, построенных на личных и вещных отношениях, выделить уклады динамические и более традиционные, первичного (сразу вышедшего из первобытности) и вторичного порядка, автохтонные и привнесённые извне. 135 Всё это, конечно, уже не может быть сведено к одним экономическим категориям (это было бы модифицирование по образцу капиталистического общества) и не может быть сведено к универсальной теоретической модели, а требует построения полной типологии разнообразных «социально-культурных моделей». 136
в общем, не вносил принципиально новых идей по сравнению с
129 «История подменяется логикой». Там же. С. 119. 130
Там же. С. 120.
131 Там же. С. 121-122.
132 «Ни рабство в любой его форме, ни феодальная зависимость … не являлись такими системами производственных отношений, которые были бы способны подчинить себе массу непосредственных производителей и повсеместно коренным образом преобразовать и унифицировать отношения собственности и производства». Там же. С 126.
133
Там же. С. 124-125.
134 Там же. С. 121.
135 Там же. С. 127.
136 Там же. С. 129.
326
высказанными, но показывал размах претензий авторов на пересмотр ряда позиций. Прежде всего, он был манифестирован как первая книга из целой серии, целью которой был бы новое качество знания, новый синтез. 137
Во вводных частях вообще заметно ощущение открывающихся теоретических перспектив, воодушевление новыми формами работы; примечательной чертой сборника является и то, что ни отдельные авторы, ни редакция не стремились к унификации точек зрения, построению новой моновариантной модели – хотя, конечно, терпимость к различным точкам зрения подразумевалась только в рамках марксисткой методологии. В отдельной статье Л.В. Даниловой освещаются спорные теоретические вопросы истории докапиталистических обществ, даётся развёрнутая критика схемы пяти формаций, объяснённая, конечно, исторически – ранним этапом развития советской науки и даже необходимостью противостояния буржуазным концепциям. 138 Касаясь проблемы азиатского способа производства, Л.В. Данилова называет исход дискуссий 30-х гг. неудачным, а теорию своеобразия восточного общества А.И. Тюменева считает не чем-то вроде дополнения теории Струве, как она нередко оценивалась до того, а началом её решительного пересмотра. 139 Сейчас же, утверждает автор, «перед наукой встала проблема многообразия форм общественной эволюции». 140
Собственно древности во всём сборнике посвящена лишь завершающая его статья Е.М. Штаерман «Античное общество. Модернизация истории и исторические аналогии». Основная идея о допустимости исторических аналогий та же, что в статье «К проблеме структурного анализа в истории», но кроме этого в работе содержится, наряду с критикой зарубежных учёных (теперь они всё реже называются «буржуазными»), и критика прежних стереотипов советской историографии: о нехватке и дороговизне рабов в Римской империи, об истощающей силы рабов эксплуатации, говорится об
137 Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. Законы истории и конкретные формы всемирно-исторического процесса. С. 5-6.
138 Там же. С. 28-30, 48.
139 Там же. С. 43.
140 Там же. С. 30.
327
иной роли техники в античности по сравнению с капиталистическим обществом, о роли христианства в классовой борьбе рабов. 141 К борьбе со стереотипами следует отнести и фактическое обвинение в модернизации самих советских авторов, переносивших понимание явлений и процессов в капиталистическом обществе на более ранние формы, и открытое указание на то, что Маркс не употреблял понятия «рабовладельческая формация». 142
об уникальности античного общества, 143
которое генетически не связано с древневосточным и потому не может считаться развитым вариантом рабовладельческой формации по сравнению с ранним вариантом древневосточных классовых образований. Конечно, Штаерман указывает на важность изучения античного полиса для понимания истории этого общества: с окончательным отмиранием его структур связано завершение античной истории, когда прежде второстепенные элементы структуры начинают выходить на первый план, оттесняя те, что прежде играли ведущую роль. Основная идейная тенденция, кажется, видна вполне отчётливо уже при анализе этих избранных работ. Попытки решить некоторые проблемы советской исторической науки, согласовать факты и теорию привели исследователей к необходимости поставить куда более сложные и смелые методологические вопросы. Сам набор базовых понятий марксистской теории (особенно в варианте её советской ортодоксии) оказался недостаточным и неподходящим для решения
этих вопросов. Структуралистские методы, тем временем, делали возможным, отталкиваясь от марксистского базиса, найти разнообразные модификации этой теории, сделав её, тем самым, более открытой для обсуждения (а значит, и скепсиса) и более «уступчивой» давлению конкретного исторического материала.
141
Там же. С. 641-646.
142 Там же. С. 646-647.
143 Допускается, правда, наличие сходных форм в ряде городов древнего Востока – вероятно, речь идёт о городах-государствах вроде финикийских. Там же. С. 657.
328
Но это увлечение было опасным, по крайней мере, такое радикальное обновление показалось многим историкам того времени откровенным перебором. Хотя вопросы античности (как и феодализма) проигрывали здесь по популярности вопросам истории первобытного общества, тем не менее и тут было чего опасаться ревнителям советской теоретической ортодоксии. Обратимся вновь к статьям Штаерман. Какой образ раба рисует она и как это меняет образ античного общества? Мир, в котором вооружённая борьба рабов не имеет определяющего значения для эволюции общественных отношений, а религия – имеет, где раба эксплуатируют совсем не на износ, выглядит уже совсем иначе, чем это предлагалось представлять советским школьникам. Уже здесь простые ответы (к которым прибегали не только в учебниках) становятся не то что неточными, а неправильными. Общества Греции и Рима, которые рассматриваются не как высшая стадия развития рабовладельческой формации (в существовании которой вообще выражено сомнение), а как исключительный пример развития – не начинает ли это приближаться к тойнбианскому представлению о цивилизации? Может быть, это новое видение поспешно называть отвержением советского образа древности (пересмотр отдельных стереотипов ещё не признак гибели образа), но то, что Штаерман смогла наметить его значительную трансформацию и сделала это более решительно, чем ряд её предшественников (А.И. Тюменев, К.К. Зельин), сомнений быть не может. И в любом случае, многим читателям тех лет такой пересмотр должен был показаться радикальным, особенно если учитывать то, что подобные процессы намечались также в отношении первобытности (например, работы Ю.И. Семёнова 144
), раннего средневековья (А.Я. Гуревич) и, конечно, древнего Востока (И.М. Дьяконов 145 ). Что касается А.Я. Гуревича, то он вовсе прошёл «точку невозврата», заявив, что базовые понятия марксизма –
144 Семёнов Ю.И. Проблема начального этапа родового общества // Там же. С. 156-222. 145
Знаменитые работы И.М. Дьяконова 60-70-х гг., заложившие основы его теории древних ближневосточных обществ, Штаерман читала в рукописи и высказывала свои замечания. Упоминание об этом: Дьяконов И.М. Проблемы экономики. О структуре обществ Ближнего Востока до середины II тыс. до н.э. // ВДИ. 1968. № 4. С. 3.
329
лишь сугубые абстракции, логические конструкции, – иными словами, фактически встал на позиции М. Вебера, а не Маркса. Неудивительно, что подобный пересмотр теории в первую очередь вызвал возмущение тех, кто сравнительно недавно призывал теорию развивать. Безусловно, в выступлении А.И. Данилова, сделавшего доклад на всесоюзном совещании по историографии и опубликовавшего две статьи в томском научном сборнике и в партийном журнале «Коммунист», 146
была личная составляющая – вызванная в первую очередь противостоянием с А.Я. Гуревичем, но ведущим был всё-таки мотив расхождения в принципах. 147
Для А.И. Данилова недопустимо и невозможно представить смешение марксизма-ленинизма с любой другой теорией, даже в минимальном объёме.
146 Строго говоря, это два варианта одной статьи: раньше опубликованный вариант в «Коммунисте» является, возможно, сокращением «томского»: Данилов А.И. Материалистическое понимание истории и методологические искания некоторых историков // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1969. Вып. 5. С. 227-245; Он же. К вопросу о методологии исторической науки // Коммунист. 1969. № 5. С. 68-81.
147 Воспоминания А.Я. Гуревича, как и следует ожидать, построены вокруг личности самого Гуревича, и потому в них перенесён акцент на личное противостояние; принципиальности в поступках Данилова автор воспоминаний вообще не наблюдает. В качестве дополнительных версий Гуревич говорит о желании Данилова «сделать себе имя» на разгроме «структуралистов в лагере советской науки» и расчётом на какую-то сложную комбинацию, которая позволила бы тому попасть на пост директора Института Всеобщей Истории Академии Наук. Нуждается в коррекции и тезис Гуревича о «походе» Данилова против «структуралистов», поскольку Данилов критиковал советских историков за увлечение структурализмом, но не называл их структуралистами. Н.Е. Копосов озвучивает другую популярную версию об антисемитской направленности выступления Данилова – правда, из ряда фамилий М.А. Барга, А.И. Гуревича, Е.М. Штаерман и др. выпадает фамилия Л.Е. Даниловой, если, конечно, не признать, что Данилов (ученик еврея А.И. Неусыхина) считал еврейской собственную фамилию и притом оставался антисемитом. См.: Гуревич А.Я. История историка. М., 2004. С. 154 и сл.; Он же. «Путь прямой, как Невский проспект», или Исповедь историка // Гуревич А.Я. История – нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика: статьи разных лет. М., 2005. С. 464-466; Он же. Историк среди руин: Попытка критического прочтения мемуаров Е.В. Гутновой // Там же. С. 780-781; «Быть дольше в стороне мне казалось невозможным…» (последнее интервью А.Я. Гуревича, 11 июня 2006 года) // НЛО. № 81 (2006). С. 185 и сл.; Копосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М., 2005. С. 199. Иная точка зрения: Могильницкий Б.Г., Мильская Л.Т., Смоленский Н.И. Александр Иванович Данилов (1916-1980) // Портреты историков. Время и судьбы. Т. 3. Древний мир и СВ. М., 2004. С. 362 и сл.; Мильская Л.Т. Воспоминания Е.В. Гутновой и их достоверность // СВ. М., 2002. Вып. 63. С. 398; Ерохин В.Н. Полемика А.Я. Гуревича с отечественными медиевистами-аграрниками: опыт ментальной реконструкции // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 28. Томск, 2007. С. 26-32.
330
Сравнивая марксизм с буржуазными теориями, можно дать их лучшую критику, отчётливее понять превосходство марксизма, но нельзя дополнить марксизм из этих теорий: в нём уже есть всё, что необходимо. 148
Выступление А.И. Данилова было выдержано в строгом и даже резком стиле, характерном для его работ и речей, 149
поскольку касалось принципиального для него вопроса о чистоте марксистской методологии. Вначале автор указывал, что удар по этой методологии является одной из важнейших задач буржуазных философов и историков, говорящих об устарелости марксизма, хотя и признавал, что нередко это происходит при решении объективно трудных теоретико-методологических вопросов. Это проявляется в том, что отдельные частные методы, позволяющие решить некоторые сложности, возводятся буржуазными историками в абсолют, заменяя собой настоящую методологию, отчего появляется иллюзия решения проблемы. 150
увлеклись структурализмом и переоценили его значение в структуре исторического знания. Произошло это из-за методологической слабости: «Для отдельных советских историков характерна немалая путаница в толковании исторических понятий». 151 Они широко открыли двери новым терминам, недостаточно их обосновав, да и предлагаемые ими новые классификации мало связаны с марксистско-ленинской терминологией в наличном, так сказать, виде. Применённый советскими историками в таком виде структурализм никак не соотносится и с марксизмом вообще, 152 а кроме того, очень мало даёт полезного в работе с историческим материалом, относясь скорее к сфере поверхностного теоретизирования. Авторы
148
Данилов А.И. Марксистско-ленинская теория отражения и историческая наука. С. 3-23.
149 См.: Могильницкий Б.Г. Научно-педагогическая деятельность А.И. Данилова // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1982. Вып. 15. С. 3.
150 Данилов А.И. К вопросу о методологии исторической науки. С. 68-70.
151 Там же. С. 72.
152 Там же. С. 74 и сл.
331
противостоят прежним достижениям советской историографии, но взамен предлагают читателю, в качестве панацеи (а именно связки между методологией и конкретной исследовательской работой 153
), метод структурного анализа, усвоенный ими некритически. Новая терминология «не столько аргументируется, сколько постулируется». 154
Авторы как бы играют то с одним набором терминов, то с другим, получая иногда интересные результаты, но сама эта игра обнаруживает те же схематизм и формализм, против которых они выступают. 155 И главное: категории структурного анализа совсем не самодовлеющие, за ними всегда стоит субъективистская гносеология; 156
авторы,
оперируя ссылками на основоположников марксизма, понятых ими поверхностно, 157 формулируют уже не просто методику, а целую методологию, 158
которая, однако, при всей идейно-методологической нечёткости их взглядов, 159 ведёт к обесцениванию понятия общественно-экономической формации 160
и в итоге к полному теоретическому хаосу. Достаточно признать, что в докапиталистических обществах экономика не играла базовой роли, – и вы откажетесь от марксизма как такового. В итоге внедрение структурализма в марксизм приводит к стиранию основы всего исторического анализа: понятия общественно-экономической формации. «Отказ от понятия «общественно-экономическая формация» – этой фундаментальной категории материалистического понимания истории –
153
Он же. Материалистическое понимание истории и методологические искания некоторых историков. С. 229.
154
Он же. К вопросу о методологии исторической науки. С. 73.
155 Там же. С. 79.
156 Там же. С. 69. В «томском» варианте пояснено лучше: различие между марксистской и буржуазной методологией принципиальное, а не терминологическое. Он же. Материалистическое понимание истории и методологические искания некоторых историков. С. 233.
157
Он же. К вопросу о методологии исторической науки. С. 75 и сл., где Данилов показывает несостоятельность этих ссылок.
158
Там же. С. 80.
159 Там же. С. 77, ср.: Он же. Материалистическое понимание истории и методологические искания некоторых историков. С. 234.
160
Он же. К вопросу о методологии исторической науки. С. 72.
332
неминуемо ведёт к утрате исторической наукой прочной научной базы, к хаосу и произволу в учении об обществе и законах его развития». 161
рассуждений (оспаривая одни абстракции, историки всего лишь манипулировали абстракциями более низкого уровня), и нечёткость взглядов, и вполне откровенно сказал о том главном, что за всем этим стояло: о сомнении в «ортодоксальном», утвердившемся в советской науке, варианте марксистской теории. Кстати говоря, с этой точкой зрения на искания 60-х гг. позднее был согласен и А.Я. Гуревич: в своих воспоминаниях он признал, что дискуссии того времени были насквозь догматичными и что его собственные работы нужно воспринимать только как этап становления его теоретических взглядов. 162 Бесспорно, для хорошо
подкованного «ортодоксального» советского марксиста эти поиски были легко уязвимы: когда авторы задаются вопросом вроде «Где, например, расположен класс – в базисе или надстройке?», 163 вполне логично сравнить это с вопросом о количестве ангелов на кончике иглы. Другое дело, что эти иногда неуклюжие теоретические игры были следствием стремления к новому видению, попыткой начать новый этап развития советского марксизма, и сейчас сложно сказать, имели бы они разрушительное воздействие на развитие теории или вдохнули бы в неё жизненные силы. После выступления Данилова, которое хоть и велось в форме научной полемики, но истекало из уст министра образования РСФСР и с помощью рупора печатного органа партии,
164 системная деятельность в этом направлении была прекращена.
161
Там же. С. 81.
162 Гуревич А.Я. «Путь прямой, как Невский проспект», или Исповедь историка. С. 466, 481.
163
Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. Законы истории и конкретные формы всемирно-исторического процесса. С. 13.
164
Е.В. Ляпустина замечает: «Сама по себе статья (на взгляд сегодняшнего читателя) не выглядит просто грубым начальственным окриком…» (Портреты историков. Время и судьбы. Т. 3. Древний мир и Средние века. С. 293, прим. 8), но, конечно, публикация статьи именно в «Коммунисте» уже была серьёзным намёком.
333
Опубликовать возражения противная сторона также не смогла, так что корректное продолжение дискуссии оказалось невозможным. После этого выступления (без различия, играл ли здесь роль страх перед режимом или привычка к подчинению вышестоящим указаниям) могло быть только два варианта выхода: задавить в себе «неправильный» порыв и постараться соответствовать стандарту либо отвергнуть стандарт как таковой, осознать его исчерпанность и ограниченность. Первое могло быть реализовано во внешних формах подчинения – перестать писать на тему «большой» теории, уйти в конкретику материала – так, например, поступила Е.М. Штаерман, 165 вновь заговорившая о теории только в 80-х гг.; второе – только в форме внутренней оппозиции, проявляющей себя из-за частокола цитат классиков в необычной трактовке материала – так в итоге поступил Гуревич. Конечно, нельзя сказать, что эта неприятная развязка попыток теоретических исканий полностью дезориентировала Е.М. Штаерман как учёного. В 60-е гг. она активно участвует в разработке проблем рабства и издании серии монографий «Исследования по истории рабства в античном мире»;
166 эта работа продолжается и после 1969 г. В работах этого времени она вполне внятно проводит мысль о том, что внутри сословия рабов в римский период наступает раскол, который она объясняет через свой старый тезис о несовпадении классов и сословий. 167
Те же идеи, иногда с большей детализацией, проводятся и в работах начала 70-х гг. 168 И всё-таки осадок не мог не остаться. Как и дискуссия 50-х гг., методологические поиски 60-х гг. принесли не те
результаты, на
которые могла
рассчитывать
165 См. воспоминания младшей дочери Е.М. Штаерман: Портреты историков. Время и судьбы. Т. 3. Древний мир и Средние века. С. 291-292.
166 Первая книга в серии: Ленцман Я.А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963. В подготовке этой серии важную роль сыграл прежде всего С.Л. Утченко. См.: Павловская А.И. Сергей Львович Утченко (1908-1976). С. 86.
167 Штаерман Е.М. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике. М., 1964. С. 254.
168
Штаерман Е.М., Трофимова М.К. Рабовладельческие отношения в ранней Римской империи (Италия). М., 1971.
334
исследовательница. Необходимость хотя бы постепенной трансформации образа древности стала тем более заметной, что последние два десятилетия советской власти полог «железного занавеса» приподнялся, и советские историки получили возможность периодического общения с зарубежными коллегами.
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|