пользует всей человеческой энергии, природных ресурсов, эффек
тивных экономических возможностей. Он верит - и именно это от
личает его экономическую систему - в богатство природных ресур
сов, тогда как наша система отмечена (все более и более по мере
технического усовершенствования) отчаянием перед лицом недоста
точности человеческих средств, глубокой и катастрофической тос
кой, которая является глубинным результатом рыночной экономики
и всеобщей конкуренции.
Коллективные «непредусмотрительность» и «расточитель
ность», характерные для примитивных обществ, являются знаком
реального изобилия. У нас есть только
знаки изобилия. Мы видим
при наличии гигантского производственного аппарата
знаки бедно
сти и нищеты. Но бедность, говорит Салинс, не состоит ни в малом
количестве благ, ни просто в
соотношении между целями и сред
ствами; она является прежде всего
отношением между людьми. В
конечном счете именно на прозрачности и взаимности социальных
отношений основывается «вера» примитивных народов; от этого
зависит то, что они живут в изобилии даже в ситуации голода. Факт,
что никакая, какой бы она ни была, монополизация природы, зем
ли, инструментов или продуктов «труда» не существует там, чтобы
блокировать обмены и основать нехватку. Нет накопления, которое
всегда является источником власти. В условиях экономики дара и
символического обмена достаточно небольшого и всегда ограни
ченного количества благ, чтобы создать общее богатство, так как
они постоянно переходят от одних к другим. Богатство основано не
на вещах, а на конкретном обмене между личностями. Оно поэтому
безгранично, так как цикл обменов бесконечен даже между ограни
ченным числом индивидов; каждый момент цикла обмена добавля
ет нечто к ценности обмениваемого предмета. Именно эту конкрет
ную и основанную на взаимных отношениях людей диалектику
богатства мы находим вновь в
перевернутом виде в образе диалек
тики бедности и безграничной потребности в процессе конкурен
ции и дифференциации, характерных для наших цивилизованных и
индустриальных обществ. Там, в
первобытном обмене, каждое от
ношение добавляет нечто к социальному богатству; в наших «диф
ференцированных» обществах каждое социальное отношение до
бавляет некую индивидуальную нехватку, так как всякая вещь
находится в чьем-то владении и закрыта для обладания других (в
первобытном обмене она приобретает ценность в самом отноше
нии с другими).
Не будет поэтому парадоксом сказать, что в наших «изобиль
ных» обществах изобилие
утрачено и что его нельзя восстановить
никаким приростом производительности, изобретением новых про
изводительных сил. Так как структурный характер изобилия и бо-
95
гатства коренится в
социальной организации, то только полная пе
ремена социальной организации и социальных отношений могла
бы положить им начало. Вернемся ли мы когда-нибудь к изобилию
за пределами рыночной экономики? Вместо изобилия мы имеем
«потребление», форсируемое до бесконечности, родную сестру бед
ности. Именно социальная логика заставляет признать наличие у
примитивных народов «первого» (и единственного) общества изо
билия. Именно наша социальная логика обрекает нас на роскош
ную и зрелищную нищету.
Достарыңызбен бөлісу: