Общество потребления

труда и производства материальных продуктов, она управляет всей 
культурой, сексуальностью, человеческими отношениями вплоть до 
индивидуальных фантазмов и импульсов. Всё охвачено этой логикой 
не только в том смысле, что все функции, потребности объективиру­
ются и манипулируются под знаком прибыли, но и в том более глубо­
ком смысле, что все делается спектаклем, то есть представляется, про­
изводится, организуется в образы, в знаки, в потребляемые модели.
Но тогда возникает вопрос: смогут ли еще схема или понятие от­
чуждения в той мере, в какой они вращаются вокруг иного самости 
(то есть вокруг сущности отчужденного, перевернутого человека), 
играть роль в контексте, в котором индивид никогда больше не стал­
кивается со своим собственным раздвоенным образом? Миф о сдел­
ке или об ученике колдуна - это еще демиургический миф, миф о 
рынке, золоте и производстве, трансцендентная цель которого обо­
рачивается против самих людей. Потребление же не является проме­
теевским, оно гедонистично и регрессивно. Его процесс не является 
более процессом труда и преодоления, это процесс поглощения зна­
ков и поглощения знаками. Оно характеризуется, следовательно, как 
об этом говорит Маркузе, концом трансцендентного. В распростра­
ненном процессе потребления нет больше души, тени, двойника, об­
раза в зеркальном смысле. Нет больше ни противоречия бытия, ни 
проблематики подлинности и видимости. Есть только излучение и 
получение знаков, и индивидуальное бытие уничтожается в этой ком­
бинаторике и подсчете знаков... Человек потребления не находится 
перед лицом своих собственных потребностей, и более того - перед 
лицом продукта своего собственного труда, он никогда больше не 
сталкивается со своим образом: он имманентен знакам, которые он 
упорядочивает. Нет больше трансцендентности, финальности, цели: 
это общество характеризует отсутствие «рефлексии», перспективы в 
отношении себя самого. Нет, значит, больше злобной инстанции вро­
де Дьявола, с которым заключают фаустовскую сделку, чтобы дос­
тигнуть богатства и славы, так как все дано благоприятным и мате­
ринским окружением самого общества изобилия. Или тогда нужно 
предположить, что целое общество, «анонимное общество», обще­
ство с ограниченной ответственностью заключило контракт с Дьяво­
лом, продало ему всё трансцендентное, всю финальность за изоби­
лие и теперь страдает от отсутствия целей.
В специфическом способе потребления нет больше трансцендент­
ного, нет даже фетишистской трансцендентности товара, есть 
только имманентность в системе знаков. Так же как нет онтологичес­
кого разделения, а есть логическое отношение между обозначающим 
и обозначенным, нет онтологического разделения между бытием и 
его двойником (его тенью, душой, его идеалом), божественным или 
дьявольским, а есть последовательный подсчет знаков и поглощение
2 4 0

в систему знаков. Нет больше зеркала или зеркальной поверхности в 
современной системе, человек больше не сталкивается со своим об­
разом, лучшим или худшим, взамен появилась витрина -  геометри­
ческое место потребления, в которой человек сам не отражается, а 
занимается созерцанием многочисленных предметов-знаков и погло­
щается системой знаков социального статуса и т. д. Он не отражает­
ся там, а поглощается и уничтожается. Субъект потребления - это 
система знаков. Пусть последнюю определяют структурно как ин­
станцию кода, или эмпирически - как расширившееся окружение пред­
метов, - в любом случае включение в нее субъекта не будет проявле­
нием «отчужденной» сущности в философском и марксистском смыс­
ле термина, то есть сущности, лишенной владения, охваченной 
отчужденной инстанцией, ставшей чуждой самой себе. Ведь нет боль­
ше, собственно говоря, ни «самости», ни «самого субъекта», ни, зна­
чит, иного самости, отчуждения в собственном смысле. Дело обстоит 
почти так же, как в случае ребенка, который целует свой образ в зерка­
ле перед тем, как лечь спать: он не смешивает себя с ним целиком, 
потому что он его уже «распознает». Но это также не чужой двойник; 
там, где он отражается, он «играет» с ним, играет между самим собой 
и другим. Так и потребитель: он «играет» со своей персонализацией от 
одного конца в цепи товаров до другого, от одного знака к другому. 
Между знаками нет противоречия, так же как между ребенком и его 
образом, нет исключающей противоположности, а есть связь и упоря­
доченная последовательность. Потребитель определяется «игрой» мо­
делей и своим выбором, то есть своей комбинаторной включенностью 
в эту игру. Именно в этом смысле потребление является игровым и 
игра потребления заменяет собой поистине трагедию тождества.
О т одного призрака к другому
Итак, у нас нет мифа, подобного мифу о сделке с Дьяволом или 
об ученике колдуна, который выражал фатальное противоречие между 
человеком и его двойником, нет современного мифа, который бы под 
знаком парадигматического отклонения изображал мирное сосуще­
ствование последовательных положений, определяющих «индивиду­
альную» модель. Трагическая дуальность (которую восстанавлива­
ют еще ситуационисты в понятии «спектакля», «зрелищного обще­
ства» и глубинного отчуждения) имела свои великие мифы, все 
связанные с сущностью человека и с фатальностью ее утраты, с бы­
тием и его призраком, но игровая редукция личности к статусу но­
сителя знаков и предметов, нюансов и различий, которая составляет 
основу процесса потребления и заново определяет индивида в целом 
не как отчужденную субстанцию, а как подвижное различие, этот
2 4 1

новый процесс не поддается анализу в терминах личности (превос­
ходна двусмысленность термина! Нет больше «личности»!) и иного 
личности. Игровая редукция не нашла равного мифа, который бы 
описал метафизику потребления, метафизического мифа, эквивалент­
ного мифу двойника и отчуждения, созданному в системе производ­
ства. Это не случайно! Мифы как способность говорить, размыш­
лять и транскрибировать солидарны с трансцендентностью - и исче­
зают вместе с ней.

жүктеу/скачать 9,65 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: