Пауло Коэльо: «Алхимик» Она скрылась за пологом шатра. Уже занимался рассвет. Когда наступит день, Фатима вый-
дет и займется тем же, чем занималась в течение стольких лет, но теперь все будет иначе. Сантья-
го нет больше в оазисе, и оазис потеряет для нее прежнее значение. Это раньше — и совсем не-
давно — был он местом, где росли пятьдесят тысяч финиковых пальм, где было триста колодцев,
куда с радостью спешили истомленные долгой дорогой путники. Отныне и впредь он будет для
нее пуст.
С сегодняшнего дня пустыня станет важнее. Фатима будет вглядываться в нее, пытаясь уга-
дать, на какую звезду держит направление Сантьяго в поисках своих сокровищ. Поцелуи она бу-
дет отправлять с ветром в надежде, что он коснется его лица и расскажет ему, что она жива, что
она ждет его. С сегодняшнего дня пустыня будет значить для Фатимы только одно: оттуда вер-
нется к ней Сантьяго.
— Не думай о том, что осталось позади, — сказал Алхимик, когда они тронулись в путь по
пескам. — Все уже запечатлено в Душе Мира и пребудет в ней навеки.
— Люди больше мечтают о возвращении, чем об отъезде, — ответил Сантьяго, заново ос-
ваивавшийся в безмолвии пустыни.
— Если то, что ты нашел, сделано из добротного материала, никакая порча его не коснется.
И ты смело можешь возвращаться. Если же это была лишь мгновенная вспышка, подобная рож-
дению звезды, то по возвращении ты не найдешь ничего. Зато ты видел ослепительный свет. Зна-
чит, все равно овчинка стоила выделки.
Он говорил на языке алхимии, но Сантьяго понимал, что он имеет в виду Фатиму.
Трудно было не думать о том, что осталось позади. Однообразный ландшафт пустыни за-
ставлял вспоминать и мечтать. Перед глазами у Сантьяго все еще стояли финиковые пальмы, ко-
лодцы и лицо возлюбленной. Он видел англичанина с его колбами и ретортами, погонщика верб-
людов — истинного мудреца, не ведавшего о своей мудрости. „Наверно, Алхимик никогда никого
не любил", — подумал он.
А тот рысил чуть впереди, и на плече его сидел сокол — он-то отлично знал язык пустыни —
и, когда останавливались, взлетал в воздух в поисках добычи. В первый день он вернулся, неся в
когтях зайца. На второй — двух птиц.
Ночью они расстилали одеяла. Костров не разводили, хотя ночи в пустыне были холодные и
становились все темнее, по мере того как убывала луна. Всю первую неделю они разговаривали
только о том, как бы избежать встречи с воюющими племенами. Война продолжалась — ветер
иногда приносил сладковатый запах крови. Где-то неподалеку шло сражение, и ветер напоминал
юноше, что существует Язык Знаков, всегда готовый рассказать то, чего не могут увидеть глаза.
На восьмой день пути Алхимик решил устроить привал раньше, чем обычно. Сокол взмыл в
небо. Алхимик протянул Сантьяго флягу с водой.
— Странствие твое близится к концу, — сказал он. — Поздравляю. Ты не свернул со Своей
Стези.
— А ты весь путь молчал. Я-то думал, ты научишь меня всему, что знаешь. Мне уже случа-
лось пересекать пустыню с человеком, у которого были книги по алхимии. Но я в них ничего не
понял.
— Есть только один путь постижения, — отвечал Алхимик. — Действовать. Путешествие
научило тебя всему, что нужно. Осталось узнать только одно.
Сантьяго спросил, что же ему осталось узнать, но Алхимик не сводил глаз с небосвода — он
высматривал там своего сокола.
— А почему тебя зовут Алхимиком?
— Потому что я и есть Алхимик.
— А в чем ошибались другие алхимики — те, что искали и не нашли золото?
— Ошибка их в том, что они искали только золото. Они искали сокровища, спрятанные на
Стезе, а саму Стезю обходили.
— Так чего же мне не хватает? — повторил свой вопрос юноша.
Алхимик по-прежнему глядел на небо. Вскоре вернулся с добычей сокол. Они вырыли в
песке ямку, развели в ней костер, чтобы со стороны нельзя было заметить огонь.
— Я Алхимик, потому что я алхимик, — сказал он. — Тайны этой науки достались мне от
деда, а ему — от его деда, и так далее до сотворения мира. А в те времена вся она умещалась на
грани изумруда. Люди, однако, не придают значения простым вещам, а потому стали писать фи-