Microsoft Word Теория языка 2017 №1
К ВОПРОСУ О РЕВИТАЛИЗАЦИИ КУЛЬТУРЫ
жүктеу/скачать 193,47 Kb. Pdf көрінісі
|
translingvizm-i-revitalizatsiya-kultury
| К ВОПРОСУ О РЕВИТАЛИЗАЦИИ КУЛЬТУРЫ
Еще М. Лотман указал на то, что язык и культура находятся в отношениях се- миотического родства. Это самоорганизующиеся семиотические сферы, залогом сохранения которых служат их открытость, флексибельность границ, налаженные механизмы аккумуляции, трансляции, генерации смыслов. Но если язык, транс-
обстоятельств, может прийти к ситуации угасания (и последующего вымирания), то культура находит способ своего семиотического опосредования через другой
теринского» языка. Адекватно репрезентовать культуру способны лишь формы ее языка, следовательно, культура производит «отбор» жизнеспособных языковых элементов и транспортирует их в новую языковую реальность, подспудно «выстра- ивая» эту реальность под себя. Зачастую «господствующий» язык предоставляет «притесненной» культуре намного более широкие коммуникативные возможности, чем «свой». В результате она (культура) становится объектом познания большего количества людей, превращается в часть их когнитивного фонда, участвует в про- цессе новой, более сложной, концептуализации мира. Таким образом, культура не только сохраняется (кумулируется) другим языком, но и обновляет собствен- ный жизненный потенциал, то есть ревитализируется. Ревитализация культуры происходит даже в тех случаях, когда автор-билингв частично (или в большей степени) утрачивает этнически «родной» язык — или его знание оказывается существенно редуцированным. Возникает следующая ситуация: 1. Автор (X) по-прежнему является представителем своего этноса (Y); 2. X не владеет в достаточной степени языком Y; 3. X в лучшей степени владеет «вторым родным» языком, А; 4. Используя А, X не стремится изобразить жизнь этноса/представителя этноса А; 5. Посредством А X стремится изобразить жизнь этноса/представителя эт- носа Y в условиях Y+A. То есть в случаях, когда базовый «лингвизм» в транслингвальной практике оказывается недостаточно развитым, автор продолжает вносить в художествен-
Bakhtikireeva U.M., Valikova O.A. RUDN Journal of Language Studies, Semiotics and Semantics, 2017, 8 (1), 57—63 ETHNOSPECIFICS OF LANGUAGE AND CULTURE 61
вых констелляций зарождаются причудливые лингвистические образования — этот вопрос требует особого изучения. Рассмотрим в качестве примера фрагменты романа Гюзель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Лауреат премий «Большая книга» и «Ясная поляна», «Зулейха...» продолжает традицию «двукультурной» литературы, которую заложили Юрий Рытхэу и Чин- гиз Айтматов, Фазиль Искандер и Анатолий Ким — и многие, многие другие транслингвальные авторы советского и постсоветского пространства. «Традиции этой школы — глубокое знание национального материала, любовь к своему наро- ду, исполненное достоинства и уважение отношение к людям других националь- ностей, деликатное прикосновение к фольклору» [Яхина 2016: 5]. Это — литера- турный дебют автора, в основу которого лег киносценарий, подготовленный Гюзель Яхиной в качестве выпускной работы в Московской школе кино. Отсю- да — детальная раскадровка сцен романа, сильная визуальная часть, чередование эпизодов-образов с эпизодами-событиями. Избранные главы романа были опуб- ликованы в журнале «Сибирские огни». Книга имеет красноречивое заглавие, в котором присутствуют процессуаль- ность, перцептивность, граничащая с иносказанием, и мощный культурный под- текст. «Зулейха открывает глаза», и мы понимаем, что героине романа предстоит пройти череду душевных трансформаций, результатом которых станет новое вос- приятие мира — и себя-в-мире. «Открыть глаза» — значит, вступить во взаимо- действие с внешним; увидеть привычное в новом свете, утратить иллюзии; обрести внутреннюю смелость, пересоздать себя по отношению к внешнему пространству (заметим, что базовое предписание для классической «восточной» женщины — «опускать глаза», «не подымать глаз»). Сама автор комментирует: «Зулейха — ге- роиня моего романа — живет в очень странном мире, где есть место и язычеству с духами, домовыми и лешими, есть место религии и домострою. И вдруг ее выры- вают из этого окружения и переносят в иной мир» [Яхина https://ria.ru/interview/ 20160301/1382525469.html]. По признанию Гюзель Яхиной, она не использует в повседневной практике татарский язык — главным средством общения для нее является русский. Взросле- ние автора происходило в двуязычной среде: «У моей бабушки был превосходный русский язык. Она преподавала его в младших классах татарской школы, поэтому и артикулировала очень четко. Что касается татарского, то я выросла в этой языко- вой среде. И попытка сплавить в книге два языка была для меня естественной» [Яхина https://daily.afisha.ru/brain/613-o-svoej-knige-zulejha-otkryvaet-glaza-babushke- i-scenariyah/]. Русский стал для Яхиной языком творчества, основным материалом для создания художественного универсума. И если в речевом общении татарский язык отошел к функциональной периферии, то на уровне художественного текста он лег в основу лингвистического палимпсеста. Первая часть романа, «Мокрая курица», подробно воссоздает быт татарской деревни, и реалии иноязычной культуры настойчиво «ищут» адекватных форм ре- презентации. Жизнь Зулейхи проходит за ситцевой чаршау, отделяющей мужскую половину избы от женской. В отдельной, совмещенной избе живет грозная Убырлы Бахтикиреева У.М. и др. Вестник РУДН. Серия: Теория языка. Семиотика. Семантика. 2017. Т. 8. № 1. С. 57—63 62
ЭТНОСПЕЦИФИКА ЯЗЫКА И КУЛЬТУРЫ карчык — Упыриха-свекровь, называющая невестку не иначе, как жебегян та- вык — мокрой курицей. Наблюдая за «выхваченным из повседневности» днем Зулейхи, читатель видит элементы ее одежды — ката и кульмэк; следует за ге- роиней в страшный урман, границы которого священны и нерушимы; ощущает мифическое присутствие древних сил — басу капка иясе (духа околицы), шурале (духов-озорников), бичуры (духа сеней), зират иясе (духа кладбища). Читатель знакомится с древними пантеистическими верованиями татар, на- блюдет, как Зулейха делает подношение басу капка иясе, чтобы дух попросил от ее имени зират иясе присмотреть за ее четырьмя дочками, умершими в мла- денчестве одна за другой. Сама Зулейха просить не может: она не ошкеруче. Рус- скоязычный текст оказывается насквозь пронизанным иноязычными элементами, которые для русского читателя полностью (либо в большей степени) лакунарны, так как не имеют ни внешних, ни понятийных эквивалентов в русском языке. «Мигрирующие» между двумя языками слова адаптируются к репрезента- тивной среде разными способами. Один из них — контекстуальная экспланация, или краткое пояснение иноязычного понятия через культурный комментарий. В некоторых случаях такая экспланация есть, в иных — нет, что в определенной степени способно нарушить кооперацию между автором и читателем, ибо одна из целей такой кооперации — понимание. Автор, таким образом, требует со сто- роны читателя определенных гносеологических усилий и даже предлагает адресату своеобразный арсенал средств для достижения коммуникативного успеха. Так, Гю- зель Яхина помещает в конец книги «Словарь татарских слов и выражений». Огра- ниченный в фоновых знаниях читатель время от времени «вынужден» прибегнуть к помощи словаря и к общему расширению герменевтического контекста. Таким образом, иноязычная культура, просвечивающая сквозь текст, не только «поясня- ется», но и когнитивно фиксируется воспринимающим сознанием читателя, в ко- нечном счете — обновляется средствами другого языка. Это способствует созда- нию многомерной языковой картины мира, возникающей на стыке «сопряжения сфер».
жүктеу/скачать 193,47 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|