или меньше потенциальных фальсификаторов. (Вопрос
о том, можно ли вообще уточнить термины «больше»
и «меньше», мы пока оставим открытым.) Далее мож-
но сказать, что если класс потенциальных фальсифика-
торов некоторой теории «больше», чем аналогичный
класс другой теории, то для первой теории будет суще-
ствовать больше возможностей быть опровергнутой
опытом. В этом случае о первой теории можно сказать,
что по сравнению со второй теорией она «фальсифици-
руема в большей степени». Это означает также, что
первая теория
больше говорит
о мире опыта, чем вто-
рая теория, так как она исключает больший класс ба-
зисных высказываний. Хотя класс допускаемых тео-
рией высказываний при этом становится меньше, это
не ставит под сомнение наше рассуждение, так как мы
ранее установили, что теория ничего не утверждает об
этом классе. Таким образом, можно сказать, что коли-
чество эмпирической информации, сообщаемой теорией,
или ее
эмпирическое содержание,
возрастает вместе со
степенью ее фальсифицируемости.
Пусть теперь нам дана некоторая теория, и сектор,
представляющий базисные высказывания, которые она
запрещает, становится все шире. В конечном счете ба-
зисные высказывания,
не
запрещаемые данной теорией,
будут представлены оставшимся в результате узким
сектором. (Если предполагается, что данная теория не-
противоречива, то хотя бы один сектор должен остать-
ся.) Подобную теорию, очевидно, будет очень легко
фальсифицировать, поскольку она оставляет для эмпи-
рического мира только очень узкую сферу возможно-
стей и исключает почти все мыслимые, то есть логиче-
ски возможные, события. Она столь много говорит о
мире опыта, ее эмпирическое содержание столь велико,
что у нее, по сути дела, мало шансов избежать фальси-
фикации.
Теоретическая наука как раз стремится к созданию
таких теорий, которые легко фальсифицируемы в ука-
занном смысле. Она стремится к ограничению простран-
ства допускаемых событий до минимума — в пределе,
если это вообще возможно, до такой степени, что лю-
бое дальнейшее ограничение привело бы к действитель-
ному эмпирическому опровержению данной теории. Ес-
ли бы нам удалось создать теорию такого типа, то эта
теория описывала бы «наш конкретный мир» с такой
150
точностью, на которую вообще
способна теория, так
как она выделила бы мир «нашего опыта» из класса
всех логически возможных миров опыта с высочайшей
точностью, достижимой для теоретической науки. В та-
кой теории в качестве «допускаемых» были бы все собы-
тия или классы явлений, с которыми мы действительно
сталкиваемся в наблюдении, и только они*
1
'.
Достарыңызбен бөлісу: