шеник> к нашим теориям, то есть установку, нацеленную на попытки Опровержения

да под давлением экспериментальной
 фальсификации
некоторой теории, до тех пор принятой и подкреплен-
ной. Фальсификация же в свою очередь является ре-
зультатом проверок, направляемых теорией. Наиболее
известными примерами такой ситуации являются экс-
перимент Майкельсона — Морли, приведший к теории
относительности, и фальсификация Луммером и Прингс-
геймом формулы излучения Рэлея и Джинса, а также
фальсификация формулы Вина, приведшая к возник-
новению квантовой теории. Конечно, бывают и случай-
ные открытия, однако они сравнительно редки. Мах по
поводу таких случаев правильно говорит об «исправле-
нии научных мнений случайными обстоятельствами»
[51, с. 458] (признавая тем самым — в противоречии со
своими взглядами — важность теорий).
Теперь мы в состоянии ответить на вопрос: как и
почему мы предпочитаем одну теорию другим?
Это предпочтение, конечно, не связано »и с каким
опытным оправданием высказываний, из которых со-
стоит теория; не связано оно и с логической своди-
мостью теории к опыту. Мы выбираем ту теорию, кото-
рая наилучшим образом выдерживает конкуренцию с
другими теориями, ту теорию, которая в ходе естествен-
ного отбора оказывается наиболее пригодной к выжи-
ванию. Иначе говоря, мы выбираем теорию, не только
до сих выдерживавшую наиболее строгие проверки, но
также и проверяемую наиболее жестким образом. Тео-
рия есть инструмент, проверка которого осуществляет-
ся в ходе его применения и о пригодности которого мы
судим по результатам таких применений*
1 8
.
С логической точки зрения проверка теории зависит
от базисных высказываний, принятие или отбрасывание
которых в свою очередь зависит от наших
 решений.
Та-
ким образом, именно
 решения
определяют судьбу тео-
рий. В этих пределах мой ответ на вопрос «как мы вы-
бираем теорию?» напоминает ответ конвенционалиста.
Вместе с конвенционалистом я утверждаю, что такой
выбор теории частично определяется соображениями
полезности. Однако, несмотря на это, существует зна-
чительное различие между моими взглядами и взгля-
*
18
По поводу критики «инструменталистских» взглядов см.
прим. *1 в гл. III и добавление, отмеченное звездочкой к прим. 4
в гл. III.
144
дами конвенционалиста. Я утверждаю, что характерной
чертой эмпирического метода является как раз то, что
конвенция или решение непосредственно не определяет
принятие нами
 универсальных,
высказываний, но яв-
ляется частью процесса принятия
 сингулярных,
то есть
базисных, высказываний.
Для конвенционалиста принятие универсальных вы-
сказываний определяется конвенционалистским принци-
пом
 простоты.
Поэтому конвенционалист выбирает про-
стейшую систему. Я же, напротив, полагаю, что преж-
де всего следует учитывать строгость проверок. (Суще-
ствует тесная связь между тем, что я называю «просто-
той», и понятием строгости проверок, однако мое поня-
тие простоты значительно отличается от того же поня-
тия у конвенционалиста (см. разд. 46).) И я утверждаю,
что окончательно решает судьбу теории только резуль-
тат проверки, то есть соглашение о базисных высказы-
ваниях. Вместе с конвенционалистом я заявляю, что
выбор каждой отдельной теории есть некоторое практи-
ческое действие. Однако, по моему мнению, решающее
влияние на этот выбор оказывает применение теории и
принятие базисных высказываний, связанное с таким
применением теории. Для конвенционалиста же решаю-
щим является эстетический мотив.
Таким образом, от конвенционалистов меня отличает
убеждение в том, что по соглашению мы выбираем
 не
универсальные, а сингулярные
высказывания. От пози-
тивистов же меня отличает убеждение в том, что ба-
зисные высказывания не оправдываются нашим непо-
средственным чувственным опытом, но они — с логиче-
ской точки зрения — принимаются посредством некото-
рого акта, волевого решения. (С психологической точ-
ки зрения это вполне может быть целесообразной и на-
правленной на приспособление реакцией.)
Важное различие между
 оправданием
и
 решением,
принимаемым в соответствии с процедурой, управляемой
соответствующими правилами, может быть, по-видимо-
му, прояснено при помощи аналогии с уходящей в древ-
ние времена процедурой слушания дела в суде при-
сяжных.
Вердикт
присяжных (vere dictum — истинно сказан-
ное), подобно вердикту экспериментатора, является от-
ветом на вопрос о факте (quid facti?), который должен
быть поставлен перед присяжными в наиболее точной

жүктеу/скачать 3,46 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: