Жанысбекова эльмира тулегеновна
жүктеу/скачать 2,96 Mb. Pdf көрінісі
|
Disser
| Ритуальность
Символика имен, аллегории, аллюзии, цитатность – все это также элементы современной мифологической формы, которая взывает к читательскому отклику и, как правило, получает его в полной мере, так как мышление современного читателя-казахстанца до сих пор во многом мифологично. Ритуальность, свойственная мифу, вера в магию, приметы, попытка управления реальностью с помощью молитв или ритуалов — неотъемлемая черта восточного менталитета. Об этом и рассказ казахстанского писателя Лаврентия Сона «Площадь треугольника» [254], в котором 131 присутствует абсолютная вера главной героини-портнихи в магию чисел (снимаемых ею мерок одежды) и возможности через пошитую клиентам одежду влиять на их судьбу. Персонажи Лаврентия Сона, пережившие ужасы депортации (репатрианты с неврозом навязчивых состояний из-за невыносимости пережитого стресса), ритуализируют свою жизнь путем молитв и заклинаний, фольклорных заговоров, чтобы иметь хотя бы иллюзорный контроль над окружающей их действительности с помощью архаической магии - «волшебствующих приемов снимать мерки» [254, c. 73]. «Давайте вместе произнесем молитву-заклинание всевышнему, который так подшутил над старым мастером... О небо! Отчего ты так немило и бессердечно к носителю редкого волшебства, искусному портному, маме, что же ты, вознося мастера на вершину вечного треугольника, низвергло к его основанию, где силы зависти и недоброжелательности перебороли правду и любовь; как же так, ведь жизнь должна продолжаться без портного, без мамы, почему же столь непомерно велики штрафы и налоги, которыми облагают талант и чудодействие, какие силы движут конвейер молчаливых унижений, как позволило ты, всевидящее око, бесчинство моросящих ветров, холодом обжигающее крутые спины, по какому праву малое признается еще более малым, а большое слепнет в сердечной слепоте, лишаясь благодушия и долготерпения, есть ли у тебя намерение вознести мастера на трон, исчезнет ли с его лица, моей мамы, горькая улыбка отчаяния?...» [254, c. 74]. В христианской традиции, присущей корейцам, языческий коллективный космогонический текст и индивидуальный заговор замещает молитва с ее перечислениями, повторениями, формульностью с мотивацией космогонического упорядочения мира. Как считают казахстанские ученые, такое присоединение к сверхъестественным силам укрепляет позиции персонажа, добавляют ему «мистического бесстрашия». А самодеятельные заклинания, молитвы и заговоры (ритуализация) помогают в преодолении страхов постсталинского периода казахстанской истории [255]. Как пишет В. Руднев, «<…> поскольку первотворение регулярно повторяется в ритуале, то в ритуально- мифологическом сознании имеет место темпоральная циклизация, остановка времени, направленная на борьбу с хаотическим энтропийным профанным временем тотального распада, который мыслится как распад-разложение тела первочеловека, стабильность и целостность которого и призван поддерживать ритуал» [256, c. 258]. Сказочное искажение действительности в этом рассказе - это как бы защита от ужаса постсталинской реальности, психологическая отстройка от нее. Главный герой «травмированного временем» текста Лаврентия Сона - маленькая кореянка без имени - оказывается типичным мифологическим персонажем, пленницей собственного мифологического мышления, куда она погружается из-за страха перед жестокой государственной машиной. Не 132 случайно В.П. Руднев считает, что механизмы обсессии (суеверия, молитвы, заговоры и заклинания) можно сопоставить с тоталитарным сознанием, сфокусированным на запрете и ритуале. «Культура как система навязанных людьми самим себе запретов, несомненно, в определенном смысле функционально представляет собой огромную обсессию, особенно если иметь в виду концепцию К. Леви-Строса, понимавшего культуру как наложение дискретного измерения на континуальную реальность, то именно так, как мы понимаем обсессию, как некую навязчивую упорядоченность, цель которой избавиться от страха перед хаосом «реального». В этом смысле ритуально- мифологический космогенез, строящий циклически повторяющееся время, сакрализиующий природный астрономический цикл, превращая его в аграрный цикл, а этот последний — в культ умирающего и воскресающего бога, из которого рождается современная христианская религия, носит характер обсессивного макродискурса, обсессивной исторической драмы» [256, c. 278]. В.Н. Топоров дает определение числу в архаических культурах как «средство периодического восстановления в циклической схеме развития, служащей для преодоления деструктивных хаотических тенденций» [257, c. 3]. То есть сосредоточенность на числах упорядочивает внутренний мир человека и защищает от хаоса и неизвестности, другими словами, опасности и возможной смерти. Внутренняя упорядоченность = уверенность в себе, гармоничность, полученная благодаря прогнозированию и управлению событиями с помощью чисел, защищает и от разрушительных для человека амбиций Другого (изначально архаического божества, по В. Рудневу, древнего аналога Бога, а впоследствии – слепой судьбы или жестокой государственной машины) [254]. Зафиксированность на ритуале, как считают психоаналитики, служит психологической защите идентичности человека (в том числе — и национальной), которая находится под угрозой разрушения по причине хаоса и неподконтрольности реальности. Поэтому ритуал как средство управления реальностью, предвидения будущего и снятия тревожности (последствий психологических травм человека и этноса, так как основная функция ритуала - организационная) становится реализацией желания для персонажей Л. Сона адаптироваться в чужеродном социуме советской империи, который пытается нивелировать их национальное самосознание. жүктеу/скачать 2,96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|