История русской литературы XIX века. Часть 1: 1795-1830 годы



Pdf көрінісі
бет132/194
Дата12.09.2022
өлшемі2,98 Mb.
#38918
түріЛитература
1   ...   128   129   130   131   132   133   134   135   ...   194
Байланысты:
часть пер

«Осень» (1833). Ни одно время года не вызывало в поэте такого очарования и 
душевного подъема, как осень. 
Обычно осень в поэзии связана с настроениями грусти. Она вызывает в человеке мысль 
об убывании жизни, о скором погружении природы в зимний сон. Пушкин, напротив, 
изображает увядание природы как могучее проявление жизни. При этом в «Осени», как и в 
других стихотворениях 1830-х годов, Пушкин сосредоточен на общечеловеческих чувствах 
универсального душевного опыта. 
«Осень» открывается стихами: 
Октябрь уж наступил – уж роща отряхает 
Последние листы с нагих своих ветвей… 
Здесь в переносном значении употреблен только один глагол – отряхает, но и он 
привычен для обиходного языка: отряхают пыль с дорожного платья и т. д. Все остальные 
слова употреблены в прямых значениях: октябрь уж наступил – точное обозначение 
времени года, последние листы – единственные из оставшихся, нагие ветки – голые. 
Картина, нарисованная Пушкиным, исключает личное, индивидуальное восприятие и 
передает всеобщее, универсальное, характерное для человеческого опыта вообще. Точнее 
можно бы сказать так: личная точка зрения Пушкина здесь тождественна всеобщей, 
индивидуальное и общее совпадают. Но вот Пушкин в той же «Осени» пишет: 
Унылая пора! Очей очарованье! 
Приятна мне твоя прощальная краса… 
Читая эту строфу, уже никак нельзя сказать, что личное, индивидуальное восприятие и 
выражение из нее исчезли. Напротив, поэт прямо признается именно в своем лично 
окрашенном чувстве: «Приятна мне…». Да и сами восклицания не оставляют сомнений 
относительно личностного характера переживания. Однако выражение унылая пора  вовсе не 
является только принадлежащим Пушкину. Это выражение – синоним осени, и так ее 


называют все европейцы от мала до велика. А разве та же осень не вызывает восхищения и 
разве не всеобщие чувства отражены в восклицании Очей очарованье?  Значит пушкинское 
личное восприятие совпадает со всеобщим. Картина природы проникается авторским 
лиризмом тогда, когда она уже «заражена» лиризмом всеобщим. Или напротив: для Пушкина 
лирическое то, что лирично для человечества, что лирично для всех. И далее в строфе 
множатся эти всеобще – «безличные», принадлежащие всем и никому, индивидуально не 
маркированные приметы осени: «ветра шум», «свежее дыханье», «мглой волнистою 
покрыты небеса», «редкий солнца луч», «первые морозы», «отдаленные седой зимы угрозы», 
причем некоторые выражения, например «седая зима», чисто народные, уходящие в глубь 
веков. Речь идет не только о точных, ясных приметах осени, о прямых признаках природы, 
но и обо всех знакомых, известных и памятных, универсальных и всеобщих. 
Было бы, однако, неверно думать, будто личное, индивидуальное поэтическое чувство 
природы подавлено в лирике Пушкина всеобщим, общечеловеческим. В строках 
Люблю я пышное природы увяданье, 
В багрец и в золото одетые леса… 
личное и всеобщее, универсальное уравнены, но так, что индивидуальное переживание 
Пушкина скрыто и проступает после известного интеллектуального напряжения, 
аналитического усилия. 
Сначала на первом плане оказываются пышное увяданье, багрец и золото. Пышное 
увяданье – эмоционально переданное объективное состояние осенней природы и ее опять-
таки обычное переживание человеком; «багрец» и «золото» – предметные признаки осени, ее 
характерные красные и золотые цветовые тона. Однако за этими прямыми, объективными и 
всеобщими признаками и универсальными переживаниями скрыто личное и углубляющее 
картину пушкинское индивидуальное, личное переживание. Пышное увяданье – это 
последний расцвет природы на пороге смерти, который ощущается особенно остро, 
проникнутый светлой печалью, – чувством, преимущественно переживаемым Пушкиным. 
Багрец и золото – это не только краски увядающей осени, но и цвета царских одежд. Кроме 
того, багрец – цвет крови, цвет жизни. Пышное увяданье – это величественно-
торжественный миг жизни в своей предсмертной красоте и наполняющее душу светлой 
грустью тихое прощание осени, последний привет жизни перед ее неминуемым 
изнеможением. Вот это, чисто пушкинское восприятие осени, сдержанное и спрятанное за 
привычным и обыденным, бесконечно их углубляет и возвышает, превращая во всеобщее и 
универсальное. Однако личное, индивидуальное восприятие не спорит, не конфликтует ни с 
обыденным и привычным, ни со всеобщим и универсальным. Они выступают для 
индивидуального выражения источником и целью. Личное восприятие и выражение 
возникают на фундаменте обычного и всеобщего, лирика вырастает как переживание 
эпической картины жизни, а эпическая картина жизни выступает проникнутой лирическим 
чувством. 
Индивидуально-пушкинское восприятие и переживание осени переданы всем 
содержанием стихотворения. Мысль его строится на парадоксе: хотя все люди отдельно 
почти одинаково воспринимают времена года, весь человеческий мир противостоит 
состоянию природы. Неподвижная зима длится долго («полгода снег да снег», «стоячие» 
реки), но люди не горюют и не предаются унынию и тоске: 
Как весело, обув железом острым ноги, 
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек! 
А зимних праздников блестящие тревоги?.. 
Летом людям «жаль зимы старухи», и они «творят» ей «поминки» «мороженым и 
льдом». Осенью природа засыпает, жизнь ее на исходе. «Дни поздней осени бранят 


обыкновенно», но люди полны энергии. Всюду фиксируется противоположность действий 
(«лай собак» – «уснувшие дубравы») и эмоциональных оценок («унылая пора» – «очей 
очарованье»). 
Это противостояние мира природы и мира человека особенно ярко проявляется в 
личном бытии Пушкина. Он отдает себе отчет в том, что следует не мнению людей, а их 
реальному поведению: наперекор увядающей осенью природе они полны жизни. И боренье 
человека с круговоротом природной жизни доставляет ему радость, утверждает величие 
человека. Эту мысль проясняет сравнение осени с чахоточной девой: больная уже осуждена 
на смерть, но она еще не знает об этом; она цветет («Играет на лице еще багровый цвет»), 
улыбается, а жизнь идет на убыль тихо, смиренно, «без ропота, без гнева». Осень подобна 
чахоточной деве: в ней тоже жизнь расцветает в преддверии смерти, великолепное цветение 
сопровождает угасание. И это, как ни странно, рождает в поэте прилив физических и 
творческих сил: 
И с каждой осенью я расцветаю вновь; 
Здоровью моему полезен русский холод… 
Поэт, как и всякий человек, вовлечен в круговорот природы, но жизнью и творчеством 
он преодолевает ее необратимый ход: природа умирает, а в поэте побеждает и торжествует 
жизнь, ликует душа и пробуждается творчество. 
Процесс собственного творчества Пушкин передал с исключительной правдивостью. 
Для Пушкина акт творчества, начиная с отрешения от мирового круговорота, с полной 
отдачи себя во власть воображения и кончая моментом, когда «стихи свободно отекут», – в 
высшей степени радостен. Заключительное сравнение вдохновения с кораблем, 
рассекающим волны, глубоко символично: последний, прерванный стих обнажает 
устремленность в будущее, которую останавливает трагический вопрос о выборе пути: 
«Плывет. Куда ж нам плыть?». 
В 1830-е годы Пушкина по-прежнему волнуют мотивы бури, покоя и счастья. За 
границами дома, семейного очага он уже отчаивается найти жизненное и творческое 
удовлетворение. В это время давно наметившийся разрыв с обществом стал фактом. 
Отношения с правительством не улучшились, и, начиная с 1834 г. Пушкин, по его 
собственным словам, переходит в глухую и молчаливую оппозицию. Он не поднимает 
мятежа против реальности, которая его окружает и которую он не приемлет, а стремится 
избегнуть ее и впрямую не встречаться с ней, хотя его к этому усиленно принуждают. Поэт 
хочет уединиться в деревне, обрести душевный покой в семье. Этому посвящено одно из 
самых интимных признаний, обращенных к жене: «Пора, мой друг, пора! покоя сердце 
просит…». 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   128   129   130   131   132   133   134   135   ...   194




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет