132
Б. Л. Иомдин
чука / Под ред. Ю. Д. Апресяна, И. М. Богуславского, Л. Ваннера, Л. Л. Иомдина,
Я. Миличевич, М.-К. Л'Омм, А. Польгера. М., 2012. С. 233–251.
Иомдин Б. Л. Многозначные слова в контексте и вне контекста // Вопросы языкознания,
2014 (в печати).
Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: Эксмо, 2008.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
Словарь русского языка в четырех томах / Под ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп.
М.: Русский язык, 1981–1984.
Словарь социолингвистических терминов / Отв. ред. В. Ю. Михальченко. М.: Ин-т языкоз-
нания РАН, 2006.
Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1934–1940.
Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / Отв. ред.
Н. Ю. Шведова. М.: Издательский центр «Азбуковник», 2007.
Kilgarriff A., Rychly P., Smrz P., Tugwell D. The Sketch Engine. Information Technology, 2004.
P. 105, 116.
Kilgariff A. Googleology is Bad Science // Computational Linguistics. 2004. 33(1). MIT Press.
P. 147–151.
Kilgariff A. Google The Verb // Language Resources and Evaluation Journal. 2010. 44(3), P. 281–290.
Е. Н. Пенская
Экспертный «зуд» / экспертный «зуб»
Эпизоды становления языковых мифологем
на материале сетевых источников
(Опыт реконструкции)
1
В статье рассматриваются речевые формулы, культивируемые в интернет-
проектах 1990-х гг. Анализируются особенности языковой среды, сфор-
мированной на стыке сетевых и невиртуальных речевых практик. На при-
мере «Русского журнала» и «Полит.ру» описываются лингвистические
тенденции, влиявшие на изменение культурной ориентации и идентифи-
кации носителей русского языка.
Ключевые слова: эксперт, становление речевых формул, языковой
нарциссизм, речевая неврастения.
Статья представляет собой фрагмент исследования, посвященного ана-
лизу языкового конструирования фигуры эксперта — нового для рос-
сийской реальности персонажа середины 1990–2010-х годов. В работе
описывается генезис нескольких речевых формул, выведенных, а затем
активно и сознательно культивируемых как языковой и смысловой «го-
мункул» в пространстве некоторых интернет-проектов середины 1990-х.
Речь пойдет о стратегиях «вброса» этих языковых «гомункулов» в рече-
вое пространство, инфильтрации ими сетевого и несетевого контекста,
речевого обихода, усвоенного, в частности, блогосферой начала 2000-х.
Необходимо в самом начале сделать важную оговорку. На материа-
ле case-study автор намерен предложить некоторые подходы к аналити-
ческой процедуре сбора фактов, характеризующих изменения в языке
и культуре. В качестве кейса рассматривается сетевое издание «Русский
журнал» (www.russ.ru), к созданию и работе которого автор предлагае-
мого исследования имел непосредственное отношение на протяжение
ряда лет — с 1997 по 2010 год. Формирование особой языковой среды
на границе интернета и несетевых, традиционных практик — вот, соб-
ственно, задача, которую определили для себя те, кто стоял за организа-
1
Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследова-
ний НИУ ВШЭ в 2013–2014 году.
134
Е. Н. Пенская
цией и запуском, а впоследствии обеспечивал долгосрочное, влиятель-
ное функционирование таких проектов, как «Русский журнал» и «Полит.
ру» (www.polit.ru). Поначалу эти интеллектуальные порталы, библиотеки
оригинального контента, — соперники, конкуренты, пристально наблю-
дающие друг за другом, плодотворно сотрудничали как минимум 5–7 лет,
возделывая общее языковое интеллектуальное поле, на котором взраста-
ли плоды речевой и умственной деятельности. Эта речевая продукция
усиленно впитывалась и распространялась затем другими участниками
медийных и академических процессов. Десятилетие — вполне достаточ-
ный срок для закрепления новых речевых «ядер» и привыкания к сете-
вым персонажам, речь которых маркируется новой лексикой.
Особая чувствительность к языку, к «уживаемости» и слому язы-
ковых пластов — отличительная черта разработчиков сетевого проекта
«Русский журнал», одна из ключевых задач которого, как это формули-
ровалось в многочисленных обсуждениях и дискуссиях 1996–1998 гг.
(двухлетие становления проекта, его «пилотный цикл»), закрепленных
во внутриредакционных документах, а затем выложенных в сети, — «про-
ведение гуманитарной экспертизы». Эксперт же — автор, организатор,
«дежурный», в функции которого вменялось ежедневное приготовление
«экспертного меню», высвеченного на специальном «экспертном табло».
«Ужель загадку разрешила? / Ужели слово найдено?». Действи-
тельно, слово «эксперт» с сопутствующим шлейфом его псевдонимов
и коннотаций вживлялось, усваивалось и распространялось с возрас-
тающей скоростью. «Публичный философ», «публичный интеллекту-
ал» доминировали в словесном ряду дублеров и заместителей. Сетевая
среда прямо и косвенно способствовала «засорению», а радиус языко-
вых «кругов на воде» разрастался стремительно, уводя далеко от цен-
тра вброса. Поэтому в этот период легко обнаружить исходные точки,
языковые «пункты отправления», речевой трансфер, рифмовки, пере-
кочевывание формул и клише из текста в текст. В какой-то мере отсле-
живание «экспертной траектории» позволяет проследить образование
одного из важных фрагментов лингвистической карты, выстроить некое
подобие изоглоссы.
Собственно «экспертный язык» был придуман и, более того, его
использование настоятельно вменялось в обязанность как необходимая
практика и набор инструментов — идеологических, стилистических, ис-
следовательских — для выполнения чрезвычайно интригующих задач:
«расчищения смысловых завалов и описания той реальности, что доста-
лась в наследство от распавшегося Советского Союза и в то же время
стремительно обрастала новыми обстоятельствами»
2
. Экспертная работа
2
ДСП. Внутриредакционная переписка 1996 года.
Экспертный «зуд» / экспертный «зуб»
135
понималась как синтез ассенизаторских действий, диагностики и рас-
следования, осуществляемых в разных жанрах и форматах — эссе, ин-
тервью, аналитики, проведения регулярных семинаров и круглых столов,
объединявших представителей академических и консалтинговых струк-
тур, медиа, всевозможных центров и управлений, — словом, всех, кто де-
лал «погоду» и хаотично участвовал в становлении пестрой, меняющейся
гуманитарной повестки дня.
Правомерно ли говорить о каких-то программных действиях, о спе-
циальной лингвистической политике, о языковом «заговоре» экспертов
1990-х?
Обобщая некоторый опыт, можно в качестве гипотезы выдвинуть
следующие тезисы:
Начало 1990-х было отмечено острым осознанием свободы выска-
•
зывания, прежде всего речевого освобождения;
Как следствие, язык стал объектом повышенного внимания и «ге-
•
роем дня»;
Речевая «упаковка» высказывания, мнения, комментария выступала
•
«визитной карточкой» эксперта, маркируя «посвященность» и до-
пуск к специальному знанию;
В качестве «побочных эффектов» этих процессов имеет смысл рассма-
тривать:
повышенную чувствительность к слову,
•
языковой нарциссизм
•
3
,
тревожность, речевую неврастению.
•
Идея и ожидание «нового языка» объединили тех, кто в ту пору стоял
у истоков ключевых медийных и сетевых проектов, да и в целом обустра-
3
Нарциссизм в использовании языковых средств проявился в настоящее время
не только в русскоязычной среде и в рунете, а стал повсеместной тенденцией. Составите-
ли Оксфордского словаря английского языка выбрали главное слово 2013 г. Им признали
термин selfie, обозначающий «фотоснимок самого себя», передает Reuters. Филологи объ-
яснили свой выбор стремительным ростом популярности этого слова: оно употребляется
англичанами все чаще, и не последнюю роль в этом играют социальные сети, которые стали
рассадниками подобных «фотокарточек». Оказалось, что за год частота употребления слова
selfie выросла на 17 000% (семнадцать тысяч). Первое его упоминание относится к далеко-
му 2002 г. Британская экономика о таких темпах роста может только мечтать. Авторы сло-
варя дали следующее определение selfie: фотография самого себя, как правило, сделанная
при помощи смартфона или веб-камеры и размещенная в социальных сетях. Отметим, что
критики соцсетей считают подобные снимки «квинтэссенцией нарциссизма». http://top.rbc.
ru/society/19/11/2013/889545.shtml. Стоит добавить, что к нарциссическим свойствам можно
отнести самоцитирование, повторное воспроизведение собственных записей, распростра-
нение языковых автопортретов и «фотокарточек» своего стиля.
136
Е. Н. Пенская
ивал сетевое пространство, куда в начале нулевых во многом перешла
большая часть разговорной, эпистолярной активности.
Здесь целесообразно сделать историческое отступление и кратко
охарактеризовать культурную родословную (генезис) тех групп, которые
заинтересованно участвовали в обновлении языковой среды.
Прежде всего имеется в виду академическая и околоакадемическая
среда 1960–1980-х. «Выпускники» неофициальной сферы, практиковав-
шиеся в домашних обсуждениях и неподцензурной печати, в конце 1980-
начале 1990-х брали реванш.
Так, к примеру, проблему «феноменологии семинара» и особен-
ностей «внутрисеминарского языка» очень точно поставила Н. В. Бра-
гинская.
«Научный домашний семинар» — довольно парадоксальное явление.
Ядром понятия «домашний семинар» Н. В. Брагинская предлага-
ет считать научную, или учебную, или научно-учебную коллективную
деятельность, регулярно осуществляемую в сугубо приватных условиях.
Содержание этой деятельности общественно значимо и публично — на-
учная работа, исследование и обучение, форма приватна — дружеская
встреча, «гости», чаепитие. Научный домашний семинар — это contradic-
tion in adjecto, такой тип семинара и расплодился в 1970-е гг.
Откуда, как возникают семинары?
«Образовательная система производит когорты, которые к моменту
резкой смены климата оказываются без места. Социальные маргиналы
увековечивают свое состояние младших, потому что общество больше
не нуждается в той роли, к которой этих людей готовили. Удел их — быть
никем, вести призрачное существование... Семинары 70-х гг. образовали,
грубо говоря, старшеклассники и студенты «оттепели», а объединялись
они чаще вокруг людей более старшего поколения, имевших и некоторый
формальный статус, и авторитет.
В следующем «цикле» маргиналам предшествующего периода вы-
падает шанс обрести статус. Хотя не всем, конечно, случается им вос-
пользоваться даже индивидуально, но некоторые семинары 70-х гг. поро-
дили институализированные сообщества уже в постсоветское время. Так
и семинар В.С. Библера породил целый ряд институализированных об-
разований, хотя и его материнская, семинарская, форма продолжала жить,
пока был жив сам Библер»
4
.
Н. В. Брагинская напоминает об устройстве еще нескольких значимых
в советском контексте семинаров. Один из них, более узкий и специаль-
ный по тематике: античная философия и наука. «Он проходил дома у Ивана
Дмитриевича Рожанского. До занятий историей античной науки Иван Дми-
4
Здесь и далее: http://www.russ.ru/Kniga-nedeli/Domashnie-seminary-1970-h
Экспертный «зуд» / экспертный «зуб»
137
триевич был физиком, причем физиком-дипломатом по ядерным, кажется,
технологиям. Он был сыном профессора еще царских времен (о достойном
поведении его отца мы прочитали в свое время в «Архипелаге Гулаг»). Обе
стороны его происхождения были типологически значимы: математики
и физики (математики в большей мере) обладали высокой «семинарской
готовностью», а кроме того, Рожанский был намного, на два поколения,
старше тех, кого собирал, и наследовал традициям интеллигенции с досо-
ветским жизненным опытом. Этот семинар… просуществовал до начала
1980-х. У него тоже были постоянные участники — Андрей Лебедев, Ана-
толий Ахутин, Сергей Муравьев, Юрий Шичалин, Татьяна Бородай, Алек-
сей Сидоров, Александр Столяров и др. …Все участники были немножко
маргинализованы или находились немножко не на своем месте».
Невозможно пропустить «портреты семинарской жизни», нарисо-
ванные Р. М. Фрумкиной:
«Для большинства своих ровесников, и тем более для пришедшей
вслед за нами молодежи, Игорь ( Мельчук — Е.П.) был, несомненно, ха-
ризматической личностью. (Я пишу „был“ не потому, что сам он изме-
нился, а потому, что в Монреале на эту харизму не может быть спроса.)
Харизма многократно усиливала его организаторские способности. Иго-
рю не нужно было тратить время для объяснений, почему надо делать
то, а не иное — будь то маршрут похода, организация семинара или еще
что-то. В такого рода ситуациях ему даже не приходилось быть деспотич-
ным — за ним шли с радостью.
Так, без всяких размышлений, и я стала постоянным участником ор-
ганизованного Игорем маленького семинара по математике, который с осе-
ни 1957 года у нас в институте вел прекрасный математик Аркадий Они-
щик. В математике я всегда была не сильна, но вне зависимости от этого
мне как-то даже не пришло в голову усомниться в том, резонно ли начинать
серьезные занятия лингвистикой именно с математики. Как я уже упоми-
нала, в университете я выбрала лингвистику, но не получила основатель-
ного лингвистического образования. Казалось бы, надо было восполнять
именно эти пробелы. Однако же необходимость освоения каких-то основ
математики не мне одной представлялась тогда делом первостепенным.
Наш семинар проходил в той самой «комнате за залом», где, начи-
ная с лета 1958 года, мы потом сидели вместе с Игорем в секторе Ре-
форматского. В нем участвовал покойный Ю. К. Лекомцев — востоковед
и совершенно своеобразный теоретик; Т. Н. Молошная — лингвист, рабо-
тавшая с О. С. Кулагиной и А. А. Ляпуновым над машинным переводом
с английского; Е. В. Падучева, которая тогда занималась возможностями
теоретико-информационного подхода к изучению языка, и я.
Аркадий Онищик был нашим ровесником и, как всякий прирожден-
ный педагог, ориентировался на то, чтобы его понимали менее способные
138
Е. Н. Пенская
участники семинара. Игорь и Юра все схватывали на лету. Лена от них
несколько отставала, а мы с Таней плелись в хвосте. С той разницей,
что я отчаянно пыталась что-то понять, а Таня была скорее равнодушна.
Игорь начинал скучать и негодовал на мою тупость, я же не могла взять
в толк, почему очевидно верные утверждения из теории множеств явля-
ются, тем не менее, теоремами, которые надо доказывать.
Почти одновременно я стала ходить еще на один семинар, более
многочисленный и с широкой тематикой. Его с 1956 года вели на филфаке
МГУ математик, специалист по математической логике В. А. Успенский
и лингвисты — Вяч. Вс. Иванов и П. С. Кузнецов. (Историю этого семи-
нара см. в работе В. А. Успенского «Серебряный век структурной, при-
кладной и математической лингвистики в СССР и В. Ю. Розенцвейг». —
Wiener Slavistischer Almanach, Sonderbd 33, Wien, 1992.) По существу, для
многих из нас именно с этого семинара и началась новая лингвистика»
[Фрумкина 1997]
5
.
Как известно, Р. М. Фрумкина в 1967 году была организатором соб-
ственного «домашнего семинара»
6
, куда входили математики, лингвисты,
психологи, философы. Об «экспертных языках» семинарского общения
Р. М. Фрумкина рассказывала и писала не раз в своих публикациях
7
.
Чуть забегая вперед, стоит отметить, что многообразная палитра
языков гуманитарной экспертизы, как она сложилась к началу «нулевых»,
ее истоки, лингвистические модификации обсуждались Р. М. Фрумкиной
и В. Л. Глазычевым, курировавшим «Русский журнал» и аффилированные
сетевые и несетевые проекты. Глазычевские «колонки» нередко взрыва-
ли и сталкивали «пузыри слов», плавающих вокруг, «прокалывали» их
иронией и знанием вопроса. «Право, не знаешь, что и думать. Бог весть,
по какой причине, в образованном нашем сословии напрочь отсутству-
ет интерес к нынешней российской действительности в ее подлинном
драматизме»
8
. Глазычев — во многом родом оттуда — из академических,
домашних, околожурнальных семинаров 1960–1970-х, одним из культи-
ваторов фундаментальной экспертизы которых было содружество авто-
ров и редакторов издания «Знание — сила»
9
.
5
Фрагмент опубликован в «Русском журнале» 12.01.2000. http://old.russ.ru/edu/
academ/20000112.html
6
Благодарю Е. В. Рахилину и В. А. Плунгяна за содействие в знакомстве автора
статьи с Р. М. Фрумкиной, сотрудничество с которой в «Русском журнале» продолжалось
с 2000 по 2003 гг.
7
http://old.russ.ru/authors/frumkina.html
8
Глазычев В. Л. Разговоры. http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Razgovory. Страница
в «Русском журнале» http://russ.ru/avtory/Glazychev-Vyacheslav
9
Кстати, «экспертный зуд» и «зуб»
—
эта шуточная рифмовка возникла в пере-
писке автора данного материала с В. Л. Глазычевым в 2006 году по поводу языковых фанто-
мов и пустот, заполнивших публичное и частное сетевое пространство.
Экспертный «зуд» / экспертный «зуб»
139
Масштаб полуофициальных семинаров — 30–60 человек — ис-
ключал домашний формат, но привязаны они были все-таки не к учреж-
дению, а к человеку, лидеру. Ядро семинара Левады
10
составлял сектор
теории и методологии разогнанного М.Н. Руткевичем в 1972 г. Института
конкретных социальных исследований. «Семинар Левады ютился под
той или иной застрехой, а по содержанию был самым универсальным:
философия с Пятигорским, история с Яниным, филология с Чудаковой,
демография с Вишневским и т. д. Социология, которая там обсуждалась,
тяготела к общей методологии и теории культуры. Если семинары Ме-
летинского и Рожанского отталкивались от официоза в содержательном,
методологическом и тематическом аспектах, а разговоры, не дозволенные
начальством, бывали разве что за чаем, то у Левады все-таки в центре
была актуальная современность, даже если доклад был о Хлебникове.
Ядро семинара образовало при очередной смене климата основу сначала
ВЦИОМа, а потом Левада-Центра… К началу 80-х стали хиреть или пре-
кращать свою деятельность многие семинары»
11
.
Важно отметить, что именно на этих частных семинарских пло-
щадках-симпозиумах, где один эксперт-специалист дополнял другого,
складывался тип универсального общения профессионалов. У него были
свои сильные и слабые стороны, породив в том числе «гуманитария об-
щего профиля» — синоним некомпетентности, нередко представленной
сегодня в секторе гуманитарной, социальной, политической экспертизы.
Любопытно, что переупаковка традиций прошлых десятилетий
произошла довольно быстро, а те, кто встал у нового конвейера, называ-
ли себя технологами. Многие основатели гуманитрно-технологического
цеха в том или ином виде прошли школу «домашних научных семина-
ров», либо будучи активными участниками и даже лидерами на позднем
этапе, либо в качестве «первых учеников» занимая место «рядом с лиде-
ром». Так, Глеб Павловский, владелец «Русского журнала», называл себя
«практикующим историком» [Павловский 2004] и во многом продол-
жал — сначала в журнале «Век ХХ и мир», а потом в программе Фонда
эффективной политики — «образ действий», сложившийся в домашнем
общении с М. Я. Гефтером
12
.
Если вернуться к осмыслению языковой ситуации рубежа советской
и постсоветской эпохи, пограничья досетевой и сетевой культуры, то, на-
10
Левада Ю. А. Научная жизнь была семинарская жизнь. http://www.socjournal.ru/
article/317
11
Брагинская Н.В. Домашние семинары 1970-х. http://ivgi.rsuh.ru/article.html?id=54014
12
С 2010 года началась другая история «Русского журнала»: издатель его отошел
от дел и вернулся в свою первоначальную домашнюю ипостась, запустив “www. gefter.ru”,
«монографический» проект в память своего учителя. Мемориальность сайта обезопасила раз-
работчиков от былых претензий на влиятельность, идеологические и языковые провокации.
140
Е. Н. Пенская
верное, общее стойкое ощущение слома и столкновения языковых пла-
стов, речевых практик, участие в общей «языковой утопии» объединяло
и опьяняло задором разные поколения
13
, уравнивая и «шестидесятников»,
и тех, кому в начале 1990-х было около тридцати или чуть за тридцать.
В немалой степени проживание этой утопии способствовало и отрезвля-
ющему взрослению.
Тем не менее, речевой «ажиотаж», беспокойство, принимавшее раз-
ные формы «невроза», заметно проступало в ту пору, а еще резче и кра-
сивей оно обозначилось в контексте эпидемии мемуаров, которым по раз-
ным причинам предались отцы-основатели крупных сетевых и несетевых
проектов 1990-х. Юбилейный повод в этой связи — самый существенный,
и многочисленные фестшрифты, фест-интервью, посвященные круглым
датам того иного исторического сюжета, обнажили языковые кухни и ла-
боратории как едва ли не центральные в коллективных хлопотах 1990-х-
нулевых.
Язык в немалой степени стал товаром, или лейблом, товарным зна-
ком. В наши дни поток воспоминаний прояснил и еще одну вещь: каж-
дый опекал свою языковую делянку и верил в ее уникальность. На самом
деле, поляна вместила многих, идентичность же проступила лишь спустя
годы. Юбилейные «допросы», «признания» и «очные ставки» проясняют
тождество языковых намерений и механизмы функционирования речевой
мифологии.
Так, интервьюер Екатерина Кронгауз в аннотации к разговору с Вла-
димиром Яковлевым, основателем газеты «КоммерсантЪ», акцентирует:
«Величие замысла» (говоря словами Иосифа Бродского), обусловившее
историческую роль «Коммерсанта» в истории постсоветских СМИ, со-
стояло в другом — Владимир Яковлев понял, что новая эпоха требует
нового языка описания, и создал медиа, такой язык предложившее. Вводя
новые слова и подходы для отражения происходившей в стране буржуаз-
ной революции, «Коммерсантъ», таким образом, сам моделировал новую
социальную реальность, многие ключевые понятия которой (такие как,
например, «новые русские») впервые возникли на его страницах».
И дальше «ответчик», делясь многими фактами, не раз возвраща-
ется к языковой теме. Он описывает словно бы какую-то внутреннюю
пьесу, отдельный сценарий, главное действующее лицо в которой —
речь, слово :
язык был мелодией, которую придумал и расслышал сам Владимир
•
Яковлев;
13
Слово «кайф» —
одно из самых частотных в беседах того времени, что фикси-
ровалось и первыми сетевыми проектами 1990-х. Устный подкорпус НКРЯ подтверждает
наблюдения.
Экспертный «зуд» / экспертный «зуб»
Достарыңызбен бөлісу: |